![]() |
Глава XXXVIII Обед на старый лад |
Второе свидание бывших мушкетёров было не столь торжественным и грозным, как первое. |
Атос, со свойственной ему мудростью, решил, что лучше и скорее всего они сойдутся за столом; в то время как его друзья, зная его благопристойность и трезвость, не решались и заикнуться об одной из тех весёлых пирушек, какие они некогда устраивали в «Еловой шишке» или у «Еретика», он первый предложил собраться за накрытым столом и повеселиться с непринуждённостью, некогда поддерживавшей в них доброе согласие и единодушие, за которое их справедливо называли «неразлучными друзьями». |
Предложение это всем понравилось, в особенности д’Артаньяну, которому очень хотелось воскресить весёлые дни молодости с их кутежами и дружными беседами. Его тонкий живой ум давно не находил себе удовлетворения, питаясь, по его выражению, лишь низкосортной пищей. Портос, готовившийся стать бароном, был рад случаю поучиться у Атоса и Арамиса хорошему тону и светским манерам. |
Арамис не прочь был узнать у д’Артаньяна и Портоса новости Пале-Рояля и вновь расположить к себе, на всякий случай, преданных друзей, не раз, бывало, выручавших его своими непобедимыми и верными шпагами в стычках с врагами. |
Только Атос ничего не ждал от других, а повиновался лишь чувству чистой дружбы и голосу своего простого и великого сердца. |
Условились, что каждый укажет свой точный адрес и по зову одного из них все соберутся в знаменитом своей кухней трактире «Отшельник» на Монетной улице. |
Первая встреча была назначена на ближайшую среду, на восемь часов вечера. |
В этот день четверо друзей явились с замечательной точностью в назначенное время, хотя подошли с разных сторон. |
Портос пробовал новую лошадь; д’Артаньян сменился с дежурства в Лувре; Арамис приехал после визита к одной из своих духовных дочерей в этом квартале; Атосу же, поселившемуся на улице Генего, было до трактира рукой подать. И все, к общему изумлению, встретились у дверей «Отшельника». |
Атос появился от Нового моста, Портос – с улицы Руль, д’Артаньян – с улицы Фосе-Сен-Жермен-л’Оксеруа, наконец Арамис – с улицы Бетизи. |
Первые приветствия, которыми обменялись старые друзья, были несколько натянутыми – именно потому, быть может, что каждый старался вложить в свои слова побольше чувства. Пирушка началась довольно вяло. |
Видно было, что д’Артаньян принуждает себя смеяться, Атос – пить, Арамис – рассказывать, а Портос – молчать. |
Атос первый заметил общую неловкость и приказал, в качестве верного средства, подать четыре бутылки шампанского. |
Когда он, со свойственным ему спокойствием, отдал это приказание, лицо гасконца сразу прояснилось, а морщины на лбу Портоса разгладились. |
Арамис удивился. |
Он знал, что Атос не только не пьет больше, но чувствует почти отвращение к вину. |
Его удивление ещё более увеличилось, когда он увидел, что Атос налил себе полный стакан вина и выпил его залпом, как в былые времена. |
Д’Артаньян сразу же наполнил и опрокинул свой стакан. Портос и Арамис чокнулись. |
Бутылки мигом опустели. |
Казалось, собеседники спешили отделаться от всяких задних мыслей. |
В одно мгновение это великолепное средство рассеяло последнее облачко, которое ещё омрачало их сердца. |
Четыре приятеля сразу стали говорить громче, перебивая друг друга, и расположились за столом, как кому казалось удобнее. |
Вскоре – вещь неслыханная! – Арамис расстегнул два крючка своего камзола. Увидев это, Портос расстегнул на своём все до последнего. |
Сражения, дальние поездки, полученные и нанесённые удары были вначале главной темой разговоров. |
Затем заговорили о глухой борьбе, которую им некогда приходилось вести против того, кого они называли теперь «великим кардиналом». |
– Честное слово, – воскликнул, смеясь, Арамис, – мне кажется, мы довольно уже хвалили покойников. Позлословим теперь немного насчёт живых. |
Мне бы хотелось посплетничать о Мазарини. |
Разрешите? |
– Конечно, – вскричал д’Артаньян со смехом, – расскажите! Я первый буду аплодировать, если ваш рассказ окажется забавным. |
– Мазарини, – начал Арамис, – предложил одному вельможе, союза с которым он домогался, прислать письменные условия, на которых тот готов сделать ему честь вступить с ним в соглашение. |
Вельможа, который не имел большой охоты договариваться с этим пустомелей, тем не менее скрепя сердце написал свои условия и послал их Мазарини. |
В числе этих условий было три, не понравившиеся последнему, и он предложил принцу за десять тысяч экю отказаться от них. |
– Ого! – |
вскричали трое друзей. – Это не слишком-то щедро, и он мог не бояться, что его поймают на слове. |
Что же сделал вельможа? |
– Он тотчас же послал Мазарини пятьдесят тысяч ливров с просьбой никогда больше не писать ему и предложил дать ещё двадцать тысяч, если Мазарини обяжется никогда с ним не разговаривать. |
– Что же Мазарини? |
Рассердился? – |
спросил Атос. |
– Приказал отколотить посланного? – |
спросил Портос. |
– Взял деньги? – |
спросил д’Артаньян. |
– Вы угадали, д’Артаньян, – сказал Арамис. |
Все залились таким громким смехом, что явился хозяин гостиницы и спросил, не надо ли им чего-нибудь. |
Он думал, что они дерутся. |
Наконец общее веселье стихло. |
– Разрешите пройтись насчёт де Бофора? – |
спросил д’Артаньян. – Мне ужасно хочется. |
– Пожалуйста, – ответил Арамис, великолепно знавший, что хитрый и смелый гасконец никогда ни в чем не уступит ни шагу. |
– А вы, Атос, разрешите? |
– Клянусь честью дворянина, мы посмеемся, если ваш анекдот забавен. |
– Я начинаю. |
Господин де Бофор, беседуя с одним из друзей принца Конде, сказал, что после размолвки Мазарини с парламентом у него вышло столкновение с Шавиньи и что, зная привязанность последнего к новому кардиналу, он, Бофор, близкий по своим взглядам к старому кардиналу, основательно оттузил Шавиньи. |
Собеседник, зная, что Бофор горяч на руку, не очень удивился и поспешил передать этот рассказ принцу. История получила огласку, и все отвернулись от Шавиньи. |
Тот тщетно пытался выяснить причину такой к себе холодности, пока наконец кто-то не решился рассказать ему, как поразило всех то, что он позволил Бофору оттузить себя, хотя тот и был принцем. |
«А кто сказал, что Бофор поколотил меня?» – |
спросил Шавиньи. |
«Он сам», – был ответ. |
Доискались источника слуха, и лицо, с которым беседовал Бофор, подтвердило под честным словом подлинность этих слов. |
Шавиньи, в отчаянии от такой клеветы и ничего не понимая, объявляет друзьям, что он скорее умрёт, чем снесёт это оскорбление. |
Он посылает двух секундантов к принцу спросить того, действительно ли он сказал, что оттузил Шавиньи. |
«Сказал и готов повторить ещё раз, потому что это правда», – отвечал принц. |
«Монсеньор, – сказал один из секундантов, – позвольте заметить вашему высочеству, что побои, нанесённые дворянину, одинаково позорны как для того, кто их получает, так и для того, кто их наносит. |
Людовик Тринадцатый не хотел, чтобы ему прислуживали дворяне, желая сохранить право бить своих лакеев». – |
«Но, – удивленно спросил Бофор, – кому были нанесены побои и кто говорит об ударах?» – |
«Но ведь вы сами, монсеньор, заявляете, что побили…» – |
«Кого?» – |
«Шавиньи». – |
«Я?» – |
«Разве вы не сказали, что оттузили его?» – |
«Сказал». – |
«Ну а он отрицает это». – |
«Вот ещё! |
Я его изрядно оттузил. И вот мои собственные слова, – сказал герцог де Бофор со своей обычной важностью: – |
Шавиньи, вы заслуживаете глубочайшего порицания за помощь, оказываемую вами такому пройдохе, как Мазарини. |
Вы…» – |
«А, монсеньор, – вскричал секундант, – теперь я понимаю: вы хотели сказать – отделал?» – |
«Оттузил, отделал, не все ли равно, – разве это не одно и то же? |
Все эти ваши сочинители слов ужасные педанты». |
Друзья много смеялись над филологической ошибкой Бофора, словесные промахи которого были так часты, что вошли в поговорку. Было решено, что партийные пристрастия раз и навсегда изгоняются из дружеских сборищ и что д’Артаньян и Портос смогут вволю высмеивать принцев, с тем что Атосу и Арамису будет дано право, в свою очередь, честить Мазарини. |
– Право, господа, – сказал д’Артаньян, обращаясь к Арамису и Атосу, – вы имеете полное основание недолюбливать Мазарини, потому что, клянусь вам, и он, со своей стороны, вас не особенно жалует. |
– В самом деле? – |
сказал Атос. – |
Ах, если бы мне сказали, что этот мошенник знает меня по имени, то я попросил бы перекрестить меня заново, чтобы меня не заподозрили в знакомстве с ним. |
– Он не знает вас по имени, но знает по вашим делам. Ему известно, что какие-то два дворянина принимали деятельное участие в побеге Бофора, и он велел разыскать их, ручаюсь вам в этом. |
– Кому велел разыскать? |
– Мне. |
– Вам? |
– Да, ещё сегодня утром он прислал за мной, чтобы спросить, не разузнал ли я что-нибудь. |
– Об этих дворянах? |
– Да. |
– И что же вы ему ответили? |
– Что я пока ещё ничего не узнал, но зато собираюсь обедать с двумя лицами, которые могут мне кое-что сообщить. |
– Так и сказали? – |
воскликнул Портос, и все его широкое лицо расплылось в улыбке. – |
Браво! |
И вам ничуточки не страшно, Атос? |
– Нет, – отвечал Атос. – Я боюсь не розысков Мазарини. |
– Чего же вы боитесь? Скажите, – спросил Арамис. |
– Ничего, по крайней мере в настоящее время. |
– А в прошлом? – |
спросил Портос. |
– А в прошлом – это другое дело, – произнёс Атос со вздохом. – В прошлом и будущем. |
– Вы боитесь за вашего юного Рауля? – |
спросил Арамис. |
– Полно! – |
воскликнул д’Артаньян. – В первом деле никто не гибнет. |
– Ни во втором, – сказал Арамис. |
– Ни в третьем, – добавил Портос. – |
Впрочем, даже убитые иной раз воскресают: доказательство – наше присутствие здесь. |
– Нет, господа, – сказал Атос, – не Рауль меня беспокоит: он будет вести себя, надеюсь, как подобает дворянину, а если и падёт, то с честью. |
Но вот в чем дело: если с ним случится несчастье, то… |
Атос провёл рукой по своему бледному лбу. |
– То?.. – |
спросил Арамис. |
– То я усмотрю в этом возмездие. |
– А, – произнёс д’Артаньян, – я понимаю, что вы хотите сказать. |
– Я тоже, – сказал Арамис. – Но только об этом не надо думать, Атос: |
что прошло, тому конец. |
– Я ничего не понимаю, – заявил Портос. |
– Армантьерское дело, – шепнул ему д’Артаньян. |
– Армантьерское дело? – |
переспросил Портос. |
– Ну, помните, миледи… |
– Ах да, – сказал Портос, – я совсем забыл эту историю. |
Атос посмотрел на него своим глубоким взглядом. |
– Вы забыли, Портос? – |
спросил он. |
– Честное слово, забыл, – ответил Портос, – это было давно. |
– Значит, это не тяготит вашу совесть? |
– Нисколько! – |
воскликнул Портос. |
– А вы что скажете, Арамис? |
– Если уж говорить о совести, то этот случай кажется мне подчас очень спорным. |
– А вы, д’Артаньян? |
– Признаться, когда мне вспоминаются эти ужасные дни, я думаю только об окоченевшем теле несчастной госпожи Бонасье. |
Да, – прошептал он, – я часто сожалею о несчастной жертве, но никогда не мучусь угрызениями совести из-за её убийцы. |
Атос недоверчиво покачал головой. |
– Подумайте о том, – сказал ему Арамис, – что если вы признаете божественное правосудие и его участие в делах земных, то, значит, эта женщина была наказана по воле божьей. |
Мы были только орудиями, вот и все. |
– А свободная воля, Арамис? |
– А что делает судья? |
Он тоже волен судить или оправдать и осуждает без боязни. |
Что делает палач? |
Он владыка своей руки и казнит без угрызений совести. |
– Палач… – |
прошептал Атос, словно остановившись на каком-то воспоминании. |
– Я знаю, что это было ужасно, – сказал д’Артаньян, – но если подумать, сколько мы убили англичан, ларошельцев, испанцев и даже французов, которые не причинили нам никакого зла, а только целились в нас и промахивались или скрещивали с нами оружие менее ловко и удачно, чем мы, если подумать об этом, то я, со своей стороны, оправдываю своё участие в убийстве этой женщины, даю вам честное слово. |
– Теперь, когда вы мне все напомнили, – сказал Портос, – я точно вижу перед собой всю эту сцену: |
миледи стояла вон там, где сейчас вы, Атос (Атос побледнел); я стоял вот так, как д’Артаньян. |
При мне была шпага, острая, как дамасский клинок… |
Помните, Арамис, вы часто называли эту шпагу Бализардой… И знаете что? |
Клянусь вам всем троим, что если бы не подвернулся тут палач из Бетюна… |
кажется, он был из Бетюна?.. – |
да, да, именно из Бетюна – да, так вот, я сам отрубил бы голову этой злодейке, и рука моя не дрогнула бы. |
Это была ужасная женщина. |
– А в конце концов, – сказал Арамис тем философски безразличным тоном, который он усвоил себе, вступив в духовное звание, и в котором было больше безбожия, чем веры в бога, – в конце концов – зачем думать об этом? |
Что сделано, то сделано. |
В смертный час мы покаемся в этом грехе, и господь лучше вашего рассудит, был ли это грех, преступление или доброе дело. |
Раскаиваться, говорите вы? |
Нет, нет! |
Клянусь честью и крестом, если я и раскаиваюсь, то только потому, что это была женщина. |
– Самое успокоительное, – сказал д’Артаньян, – что от всего этого не осталось и следа. |
– У неё был сын, – произнёс Атос. |
– Да, да, я помню, – отвечал д’Артаньян, – вы сами говорили мне о нем. Но кто знает, что с ним сталось. |
Конец змее, конец и змеёнышу. |
Не воображаете ли вы, что лорд Винтёр воспитал это отродье? |
Лорд Винтёр осудил бы и сына так же, как осудил мать. |
– В таком случае, – сказал Атос, – горе Винтёру, ибо ребёнок-то ни в чем не повинен. |
– Черт меня побери, ребёнка, наверное, нет в живых! – |
воскликнул Портос. – |
Если верить д’Артаньяну, в этой ужасной стране такие туманы… |
Несколько омрачившиеся собеседники готовы были улыбнуться такому соображению Портоса, но в этот миг на лестнице послышались шаги, и кто-то постучал в дверь. |
– Войдите, – сказал Атос. |
Дверь отворилась, и появился хозяин гостиницы. – Господа, – сказал он, – какой-то человек спешно желает видеть одного из вас. – Кого? – |
спросили все четверо. |
– Того, кого зовут графом де Ла Фер. |
– Это я, – сказал Атос. – |
А как зовут этого человека? |
– Гримо. |
Атос побледнел. |
– Уже вернулся! – произнёс он. – |
Что же могло случиться с Бражелоном? |
– Пусть он войдёт, – сказал д’Артаньян, – пусть войдёт. |
Гримо уже поднялся по лестнице и ждал у дверей. Он вбежал в комнату и сделал трактирщику знак удалиться. |
Тот вышел и закрыл за собой дверь. |
Четыре друга ждали, что скажет Гримо. |
Его волнение, бледность, потное лицо и запылённая одежда показали, что он привёз какое-то важное и ужасное известие. |
– Господа, – произнёс он наконец, – у этой женщины был ребёнок, и этот ребёнок стал мужчиной. У тигрицы был детёныш, тигр вырвался и идёт на вас. Берегитесь. |
Атос с меланхолической улыбкой взглянул на своих друзей. |
Портос стал искать у себя на боку шпагу, которая висела на стене. Арамис схватился за нож. Д’Артаньян поднялся с места. |
– Что ты хочешь сказать, Гримо? – |
воскликнул д’Артаньян. |
– Что сын миледи покинул Англию, что он во Франции и едет в Париж, если ещё не приехал. |
– Черт возьми! – |
вскричал Портос. – Ты уверен в этом? |
– Уверен, – отвечал Гримо. |
Воцарилось долгое молчание. |
Гримо, едва державшийся на ногах, в изнеможении опустился на стул. |
Атос налил стакан шампанского и дал ему выпить. |
– Что же, – в конце концов сказал д’Артаньян, – пусть себе живет, пусть едет в Париж, мы не таких ещё видывали. |
Пусть является. |
– Да, конечно, – произнёс Портос, любовно поглядев на свою шпагу, – мы ждём его, пусть пожалует. |
– К тому же это всего-навсего ребёнок, – сказал Арамис. |
– Ребёнок! – воскликнул Гримо. – |
Знаете ли вы, что сделал этот ребёнок? |
Переодетый монахом, он выведал всю историю, исповедуя бетюнского палача, а затем, после исповеди, узнав все, он вместо отпущения грехов вонзил палачу в сердце вот этот кинжал. |
Смотрите, на нем ещё не обсохла кровь – ещё двух суток не прошло, как он вынут из раны. |
С этими словами Гримо положил на стол кинжал, оставленный монахом в груди палача. |
Д’Артаньян, Портос и Арамис сразу вскочили и бросились к своим шпагам. |
Один только Атос продолжал спокойно и задумчиво сидеть на месте. |
– Ты говоришь, что он одет монахом, Гримо? |
– Да, августинским монахом. |
– Как он выглядит? |
– По словам трактирщика, он моего роста, худой, бледный, с светло-голубыми глазами и светловолосый. |
– Напротив, они встретились, и виконт сам привёл его к постели умирающего. |
Атос встал и, не говоря ни слова, снял со стены свою шпагу. |
– Однако, господа, – воскликнул д’Артаньян с деланным смехом, – мы, кажется, начинаем походить на девчонок. |
Мы, четыре взрослых человека, которые не моргнув глазом шли против целых армий, мы дрожим теперь перед ребёнком! |
– Да, – сказал Атос, – но этот ребёнок послан самою судьбою. |
И они все вместе поспешно покинули гостиницу. |
|