LXXII ГОСПОЖА ДЕ СЕН-МЕРАН |
Действительно, в доме Вильфора незадолго перед тем разыгралась печальная сцена. |
После отъезда обеих дам на бал, куда, несмотря на все старания и уговоры, г-же де Вильфор так и не удалось увезти мужа, королевский прокурор, по обыкновению окружённый кипами дел, заперся у себя в кабинете; количество их привело бы в ужас всякого другого, но в обычное время этого едва хватало на то, чтобы утолить его жажду деятельности. |
Но на этот раз дела были только предлогом, Вильфор заперся не для того, чтобы работать, а для того, чтобы поразмыслить на свободе; удалившись в свой кабинет и приказав не беспокоить его, если ничего важного не случится, он погрузился в кресло и снова начал перебирать в памяти все, что за последнюю неделю переполняло чашу его мрачной печали и горьких воспоминаний. |
И вот вместо того чтобы приняться за наваленные перед ним дела, он открыл ящик письменного стола, нажал секретную пружину и вытащил связку своих личных записей; в этих драгоценных рукописях в строгом порядке, ему одному известным шифром были записаны имена всех, кто на политическом его поприще, в денежных делах, в судебных процессах или в тайных любовных интригах стал ему врагом. |
Теперь, когда ему было страшно, число их казалось несметным; а между тем все эти имена, даже самые могущественные и грозные, не раз вызывали на его лице улыбку, подобную улыбке путника, который, взобравшись на вершину горы, видит у себя под ногами остроконечные скалы, непроходимые пути и края пропастей — все, что он преодолел в долгом, мучительном восхождении. |
Он старательно возобновил эти имена в своей памяти, внимательно перечитал, проверил их по своим записям и наконец покачал головой. |
— Нет, — прошептал он, — ни один из них не ждал бы так долго и терпеливо, чтобы теперь уничтожить меня этой тайной. |
Иногда, как говорит Гамлет, из-под земли поднимается гул того, что было в ней глубоко погребено, и, словно фосфорический свет, блуждает по воздуху, но эти огни мимолётны и только сбивают с пути. |
Вероятно, корсиканец рассказал эту историю какому-нибудь священнику, а тот, в свою очередь — ещё кому-то. |
Господин де Монте-Кристо услышал её и, чтобы проверить… |
— Но зачем ему проверять? — |
продолжал Вильфор, после минутного раздумья. — |
Зачем нужно господину де Монте-Кристо, господину Дзакконе, сыну мальтийского арматора, владельцу серебряных рудников в Фессалии, впервые приехавшему во Францию, проверять такой тёмный, таинственный и бесполезный факт? |
Из всего, что рассказали мне этот аббат Бузони и этот лорд Уилмор, друг и недруг, для меня ясно, очевидно и несомненно одно: |
ни в какое время, ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах у меня не могло быть с ним ничего общего. |
Но Вильфор повторял все это, сам не веря своим словам. |
Страшнее всего для него было не самое разоблачение, потому что он мог отрицать, а то и ответить; его мало беспокоило это "Мене, Текел, Перёс", кровавыми буквами внезапно возникшее на стене; но он мучительно хотел узнать, кому принадлежит рука, начертавшая эти слова. |
В ту минуту, когда он пытался себя успокоить и когда, вместо того политического будущего, которое ему порой рисовалось в честолюбивых мечтах, он, чтобы не разбудить этого так долго спавшего врага, подумывал о будущем, ограниченном семейными радостями, во дворе раздался стук колёс. |
Затем на лестнице послышались медленные старческие шаги, потом рыдания и горестные возгласы, которые так удаются прислуге, когда она хочет показать сочувствие своим господам. |
Он поспешно отпёр дверь кабинета, и почти сейчас же к нему, без доклада, вошла старая дама с шалью и шляпой в руке. |
Её седые волосы обрамляли лоб, матовый, как пожелтевшая слоновая кость, а глаза, которые время окружило глубокими морщинами, опухли от слез. |
— О, какое несчастье, — произнесла она, — какое несчастье! |
Я не переживу! |
Нет, конечно, я этого не переживу! |
И, упав в кресло у самой двери, она разразилась рыданиями. |
Слуги столпились на пороге и, не смея двинуться дальше, поглядывали на старого камердинера г-на Нуартье, который, услышав из комнаты своего хозяина весь этот шум, тоже прибежал вниз и стоял позади остальных. |
Вильфор, узнав свою тёщу, вскочил и бросился к ней. |
— Боже мой, сударыня, что случилось? — |
спросил он. — Почему вы в таком отчаянии? |
А маркиз де Сен-Меран разве не с вами? |
— Маркиз де Сен-Меран умер, — сказала старая маркиза без предисловий, без всякого выражения, словно в каком-то столбняке. |
Вильфор отступил на шаг и всплеснул руками. |
— Неделю тому назад мы после обеда собрались в дорогу, — продолжала г-жа де Сен-Меран. — |
Маркиз уже несколько дней прихварывал, но мысль, что мы скоро увидим нашу дорогую Валентину, придавала ему мужества, и, несмотря на своё недомогание, он решил тронуться в путь. Не успели мы отъехать и шести льё от Марселя, как он принял, по обыкновению, свои пилюли и потом заснул так крепко, что это показалось мне неестественным. Но я не решилась его разбудить. Вдруг я увидела, что лицо его побагровело и жилы на висках как-то особенно вздулись. |
Все же я не стала его будить; наступила ночь, и ничего уже не было видно. Вскоре он глухо, отчаянно вскрикнул, словно ему стало больно во сне, и голова его резко откинулась назад. |
Я позвала камердинера, велела кучеру остановиться, стала будить маркиза, поднесла к его носу флакон с солью, но все было кончено: он был мёртв. Я доехала до Экса, сидя рядом с его телом. |
Вильфор, поражённый, стоял и слушал. |
— Вы, конечно, сейчас же позвали доктора? |
— Немедленно. Но я уже сказала вам, — это был конец. |
— Разумеется, но доктор по крайней мере определил, от какой болезни скончался бедный маркиз? |
— О Господи, конечно, он мне сказал: очевидно, это был апоплексический удар. |
— Что же вы сделали? |
— Господин де Сен-Меран всегда говорил, что, если он умрёт не в Париже, его тело должно быть перевезено в семейный склеп. |
Я велела его положить в свинцовый гроб и приехала лишь на несколько дней раньше, чем его привезут. |
— Бедная матушка! — |
сказал Вильфор. — Такие хлопоты после такого потрясения, и в вашем возрасте! |
— Бог дал мне силы вынести все; впрочем, мой муж, конечно, сделал бы для меня то же, что я сделала для него. |
Но с тех пор как я его там оставила, мне все кажется, что я лишилась рассудка. |
Я больше не могу плакать. Правда, люди говорят, что в мои годы уже не бывает слез, но, мне кажется, пока страдаешь, до тех пор должны быть и слезы. |
А где Валентина? |
Ведь мы сюда ехали ради неё. Я хочу видеть Валентину. |
Вильфор понимал, как жестоко было бы сказать, что Валентина на балу; он просто ответил, что её нет дома, что она вышла вместе с мачехой и что ей сейчас дадут знать. |
— Сию же минуту, сию же минуту, умоляю вас, — сказала старая маркиза. |
Вильфор взял её под руку и отвёл в её комнату. |
— Отдохните, матушка, — сказал он. |
Маркиза взглянула на этого человека, напоминавшего ей горячо оплакиваемую дочь, ожившую для неё в Валентине, потрясенная словом "матушка", разразилась слезами, упала на колени перед креслом и прижалась к нему седой головой. |
Вильфор поручил её заботам женщин, а старик Барруа поднялся к своему хозяину, взволнованный до глубины души; больше всего пугает стариков, когда смерть на минуту отходит от них, чтобы поразить другого старика. |
Затем, пока г-жа де Сен-Меран, все так же на коленях, горячо молилась, Вильфор послал за наёмной каретой и сам поехал за женой и дочерью к г-же де Морсер, чтобы отвезти их домой. |
Он был так бледен, когда появился в дверях гостиной, что Валентина бросилась к нему с криком: |
— Что случилось, отец? |
Несчастье? |
— Приехала ваша бабушка, Валентина, — сказал Вильфор. |
— А дедушка? — |
спросила она, вся дрожа. |
Вильфор вместо ответа взял дочь под руку. |
Это было как раз вовремя: |
Валентине сделалось дурно, и она зашаталась; г-жа де Вильфор подхватила её и помогла мужу усадить её в карету, повторяя: |
— Как это странно! |
Кто бы мог подумать! |
Право, это очень странно! |
И огорченное семейство быстро удалилось, набросив свою печаль, как траурный покров, на весь остаток вечера. |
Внизу лестницы Валентина встретила поджидавшего её Барруа. |
— Господин Нуартье желает вас видеть сегодня, — тихо сказал он ей. |
— Скажите ему, что я зайду к нему, как только повидаюсь с бабушкой, — сказала Валентина. |
Своим чутким сердцем она поняла, что г-жа де Сен-Меран всех более нуждалась в ней в этот час. |
Валентина нашла свою бабушку в постели. Безмолвные ласки, скорбь, переполняющая сердца, прерывистые вздохи, жгучие слезы — вот единственные подробности этого свидания; при нем присутствовала, под руку со своим мужем, г-жа де Вильфор, полная почтительного сочувствия, по крайней мере наружного, к бедной вдове. |
Спустя некоторое время она наклонилась к уху мужа. |
— Если позволите, — сказала она, — мне лучше уйти, потому что мой вид, кажется, ещё больше огорчает вашу тёщу. |
Госпожа де Сен-Меран услышала её слова. |
— Да, да, — шепнула она Валентине, — пусть она уходит, но ты останься, останься непременно. |
Госпожа де Вильфор удалилась, а Валентина осталась одна у постели своей бабушки, так как королевский прокурор, удрученный этой неожиданной смертью, вышел вместе с женой. |
Между тем Барруа вернулся наверх к господину Нуартье; тот слышал поднявшийся в доме шум и, как мы уже сказали, послал старого слугу узнать, в чем дело. |
По его возвращении взгляд старика, такой живой, а главное такой разумный, вопросительно остановился на посланном. |
— Случилось большое несчастье, сударь, — сказал Барруа, — госпожа де Сен-Меран приехала одна, а муж её скончался. |
Сен-Меран и Нуартье никогда не были особенно дружны, но известно, какое впечатление производит на всякого старика весть о смерти сверстника. |
Нуартье замер, как человек, удрученный горем или погруженный в свои мысли, затем он закрыл один глаз. |
— Мадемуазель Валентину? — |
спросил Барруа. |
Нуартье сделал знак, что да. |
— Она на балу, вы ведь знаете, она ещё приходила к вам проститься в бальном платье. |
Нуартье снова закрыл левый глаз. |
— Вы хотите её видеть? |
Нуартье подтвердил это. |
— За ней, наверно, сейчас поедут к госпоже де Морсер; я подожду её возвращения и попрошу её пройти к вам. |
Так? |
— Да, — ответил паралитик. |
Барруа подстерег Валентину и, как мы уже видели, лишь только она вернулась, сообщил ей о желании деда. |
Поэтому Валентина поднялась к Нуартье, как только вышла от г-жи де Сен-Меран, которая, как ни была взволнована, в конце концов, сражённая усталостью, уснула беспокойным сном. |
К её изголовью придвинули столик, на который поставили графин с оранжадом — её обычное питье — и стакан. |
Затем, как мы уже сказали, Валентина оставила спящую маркизу и поднялась к Нуартье. |
Валентина поцеловала деда, и он посмотрел на неё так нежно, что из глаз у неё снова брызнули слезы, которые она считала уже иссякшими. |
Старик настойчиво смотрел на неё. |
— Да, да, — сказала Валентина, — ты хочешь сказать, что у меня ещё остался добрый дедушка, правда? |
Старик показал, что он именно это и хотел выразить своим взглядом. — Да, это большое счастье, — продолжала Валентина. — |
Что бы со мной было иначе, Господи! |
Был уже час ночи; Барруа, которому хотелось спать, заметил, что после такого горестного вечера всем необходим покой. |
Старик не захотел сказать, что его покой состоит в том, чтобы видеть своё дитя. |
Он простился с Валентиной, которая действительно от утомления и горя еле стояла на ногах. |
На следующий день, придя к бабушке, Валентина застала её в постели; лихорадка не утихала: напротив, глаза старой маркизы горели мрачным огнём, и она была, видимо, охвачена сильным нервным возбуждением. |
— Что с вами, бабушка, вам хуже? — |
воскликнула Валентина, заметив её состояние. |
— Нет, дитя моё, нет, — сказала г-жа де Сен-Меран, — но я очень ждала тебя. Я хочу послать за твоим отцом. |
— За отцом? — |
спросила обеспокоенная Валентина. |
— Да, мне надо с ним поговорить. |
Валентина не посмела противоречить желанию бабушки, да и не знала, чем оно вызвано; через минуту в комнату вошёл Вильфор. |
— Сударь, — начала, без всяких околичностей, г-жа де Сен-Меран, словно опасаясь, что у неё не хватит времени, — вы мне писали, что намерены выдать нашу девочку замуж? |
— Да, сударыня, — отвечал Вильфор, — это даже уже не намерение, это дело решённое. |
— Вашего будущего зятя зовут Франц д’Эпине? |
— Да, сударыня. |
— Его отец был генерал д’Эпине, наш единомышленник? Его, кажется, убили за несколько дней до того, как узурпатор вернулся с Эльбы? |
— Совершенно верно. |
— Его не смущает женитьба на внучке якобинца? |
— Наши политические разногласия, к счастью, прекратились, матушка, — сказал Вильфор, — Франц д’Эпине был почти младенец, когда умер его отец; он очень мало знает господина Нуартье и встретится с ним если и без удовольствия, то, во всяком случае, равнодушно. |
— Это приличная партия? |
— Во всех отношениях. |
— И этот молодой человек… |
— Пользуется всеобщим уважением. |
— Он хорошо воспитан? |
— Это один из самых достойных людей, которых я знаю. |
В продолжение всего этого разговора Валентина не проронила ни слова. |
— В таком случае, сударь, — после краткого размышления сказала г-жа де Сен-Меран, — вам надо поторопиться, потому что мне недолго осталось жить. |
— Вам, сударыня! |
Вам, бабушка! — |
воскликнули в один голос Вильфор и Валентина. |
— Я знаю, что говорю, — продолжала маркиза, — вы должны поспешить, чтобы хоть бабушка могла благословить её брак, раз у неё нет матери. |
Я одна у неё осталась со стороны моей бедной Рене, которую вы так скоро забыли, сударь. |
— Вы не помните, сударыня, — сказал Вильфор, — что этой бедной девочке была нужна мать. |
— Мачеха никогда не заменит матери, сударь! |
Но это к делу не относится, мы говорим о Валентине, оставим мёртвых в покое. |
Маркиза говорила все это с такой быстротой и таким голосом, что её речь становилась похожа на бред. |
— Ваше желание будет исполнено, сударыня, — сказал Вильфор, — тем более что оно вполне совпадает с моим, и как только приедет господин д’Эпине… |
— Но, бабушка, — сказала Валентина, — так не принято, ведь у нас траур… |
И неужели вы хотите, чтобы я вышла замуж при таких печальных предзнаменованиях? |
— Дитя моё, — быстро прервала старуха, — не говори об этом, эти банальности только мешают слабым душам прочно строить своё будущее. |
Меня тоже выдали замуж, когда моя мать лежала при смерти, и я не стала от этого несчастной. |
— Опять вы говорите о смерти, сударыня, — заметил Вильфор. |
— Опять? |
Все время!.. |
Говорю вам, что я скоро умру, слышите! |
Но раньше я хочу видеть моего зятя, хочу потребовать от него, чтобы он сделал мою внучку счастливой, хочу прочитать в его глазах, исполнит ли он моё требование— словом, я хочу его знать, да, — продолжала старуха, и лицо её стало страшным, — я приду к нему из глубины могилы, если он будет не тем, чем должен быть, не тем, чем ему надо быть. |
— Сударыня, — возразил Вильфор, — вы должны гнать от себя эти мысли, это почти безумие. |
Мёртвые спят в своих могилах и не встают никогда. |
— Да, да, бабушка, успокойтесь! — |
сказала Валентина. |
— А я говорю вам, сударь, что все это не так, как вы думаете. Эту ночь я провела ужасно. |
Я сама себя видела спящей, как будто душа моя уже отлетела от меня, я старалась открыть глаза, но они сами закрывались; и вот — я знаю, вам это покажется невозможным, особенно вам, сударь, — лёжа с закрытыми глазами, я увидела, как в эту комнату из угла, где находится дверь в уборную госпожи де Вильфор, тихо вошла белая фигура. |
Валентина вскрикнула. |
— У вас был жар, сударыня, — сказал Вильфор. |
— Можете не верить, но я знаю, что говорю, я видела белую фигуру, и, словно Господь опасался, что я не поверю одному зрению, я услышала, как стукнул мой стакан, да, да, вот этот самый, на столике. |
— Это вам приснилось, бабушка. |
— Нет, не приснилось, потому что я протянула руку к звонку, и тень сразу исчезла. |
Тут вошла горничная со свечой. — И никого не оказалось? |
— Привидения являются только тем, кто должен их видеть; это был дух моего мужа. |
Так вот, если дух моего мужа приходил за мной, почему мой дух не явится, чтобы защитить моё дитя? |
Наша связь, мне кажется, ещё сильнее. |
— Прошу вас, сударыня, — сказал Вильфор, невольно взволнованный до глубины души, — не давайте воли этим мрачным мыслям; вы будете жить с нами, жить долго, счастливая, любимая, почитаемая, и мы заставим вас забыть… |
— Нет, нет, никогда! — |
прервала маркиза. — |
Когда возвращается господин д'Эпине? |
— Мы ждём его с минуты на минуту. |
— Хорошо. Как только он приедет, скажите мне. |
Надо скорее, скорее. |
И я хочу видеть нотариуса. Я хочу быть уверенной, что все наше состояние перейдёт к Валентине. |
— Ах, бабушка, — прошептала Валентина, прикасаясь губами к пылающему лбу старухи, — я этого не вынесу! |
Боже мой, вы вся горите. |
Надо звать не нотариуса, а доктора. |
— Доктора? — |
сказала та, пожимая плечами. — Я не больна, я хочу пить, больше ничего. |
— Что вы пьете, бабушка? |
— Как всегда, оранжад, ты же знаешь. |
Стакан тут на столике, дай его мне. |
Валентина налила оранжад из графина в стакан и передала бабушке с некоторым страхом, потому что до этого самого стакана, по словам маркизы, дотронулся призрак. |
Маркиза сразу выпила все. |
Потом она откинулась на подушки, повторяя: |
— Нотариуса, нотариуса! |
Вильфор вышел из комнаты. |
Валентина села около бабушки. |
Она, казалось, сама нуждалась в докторе, которого она советовала позвать маркизе. |
Щеки её пылали, она дышала быстро и прерывисто, пульс бился лихорадочно. |
Бедная девушка думала о том, в каком отчаянии будет Максимилиан, когда ему станет известно, что г-жа де Сен-Меран, не зная его, вместо того чтобы стать их союзницей, действует как его злейший враг. |
Валентина не раз думала о том, чтобы все сказать бабушке. Она Fie колебалась бы ни минуты, если бы Максимилиана Морреля звали Альбером де Морсером или Раулем де Шато-Рено. Но Моррель был плебей по происхождению, а Валентина знала, как презирает гордая маркиза де Сен-Меран людей неродовитых. |
И всякий раз её тайна, уже готовая сорваться с губ, оставалась у неё на сердце из-за грустной уверенности, что она выдала бы её напрасно и что, едва эту тайну узнают отец и мачеха, всему настанет конец. |
Так прошло около двух часов. |
Г-жа де Сен-Мёран была погружена в беспокойный, лихорадочный сон. |
Доложили о приходе нотариуса. |
Хотя об этом сообщили едва слышно, г-жа де Сен-Меран подняла голову с подушки. |
— Нотариус? — |
сказала она. — Пусть войдёт, пусть войдёт! |
Нотариус был у дверей; он вошёл. |
— Ступай, Валентина, — сказала г-жа де Сен-Меран, — оставь меня одну с этим господином. |
— Но, бабушка… |
— Ступай, ступай. |
Валентина поцеловала бабушку в лоб и вышла, прижимая к глазам платок. |
За дверью она встретила камердинера, который сообщил ей, что в гостиной ждёт доктор. |
Валентина быстро сошла вниз. |
Доктор, один из известнейших врачей того времени, был другом их семьи и очень любил Валентину, которую знал с пелёнок. |
У него была дочь почти одних лет с мадемуазель де Вильфор; она была рождена от чахоточной матери, и его жизнь проходила в непрерывной тревоге за эту девочку. |
— Ах, дорогой господин д’Авриньи, — сказала Валентина, — мы так ждём вас! |
Но скажите сначала, как поживают Мадлен и Антуанетта? |
Мадлен была дочь доктора, а Антуанетта — его племянница. |
Господин д’Авриньи грустно улыбнулся. |
— Антуанетта прекрасно, — сказал он. — Мадлен сносно. |
Но вы посылали за мной, дорогая? |
Кто у вас болен? |
Не ваш отец и не госпожа де Вильфор, надеюсь? |
А мы сами? Я уж вижу, наши нервы не оставляют нас в покое. Но все же не думаю, чтобы я тут был нужен, — разве только чтобы посоветовать не слишком давать волю нашему воображению. |
Валентина вспыхнула. Д’Авриньи обладал почти чудодейственным даром все угадывать; он был из тех врачей, которые лечат телесные болезни моральным воздействием. |
— Нет, — сказала она, — это бедная бабушка заболела. |
Вы ведь знаете, какое у нас несчастье? |
— Ничего не знаю, — сказал д’Авриньи. |
— Это ужасно, — сказала Валентина, сдерживая рыдания. — Скончался мой дедушка. |
— Маркиз де Сен-Меран? |
— Да. |
— Внезапно? |
— От апоплексического удара. |
— От апоплексического удара? — |
повторил доктор. |
— Да. И бедной бабушкой овладела мысль, что муж, с которым она никогда в жизни не расставалась, теперь зовёт её и что она должна за ним последовать. |
Умоляю вас, сударь, помогите бабушке! |
— Где она? |
— У себя в комнате, и там нотариус. |
— А как господин Нуартье? |
— Все по-прежнему: совершенно ясный ум, но все такая же неподвижность и немота. |
— И такая же нежность к вам — правда? |
— Да, — сказала со вздохом Валентина, — он очень любит меня. |
— Да как же можно вас не любить? |
Валентина грустно улыбнулась. |
— А что с вашей бабушкой? |
— У неё необычайное нервное возбуждение, странный, беспокойный сон; сегодня она уверяла, что ночью, пока она спала, её душа витала над телом и видела его спящим. |
Конечно, это бред. Она уверяет, что видела, как в комнату к ней вошёл призрак, и слышала, как он дотронулся до её стакана. |
— Это очень странно, — сказал доктор, — я никогда не слыхал, чтобы госпожа де Сен-Меран страдала галлюцинациями. |
— Я в первый раз вижу её в таком состоянии, — сказала Валентина. — Она очень напугала меня сегодня утром: я думала, что она сошла с ума. И вы ведь знаете, господин д’Авриньи, какой уравновешенный человек мой отец, но даже он был, мне кажется, очень взволнован. |
— Сейчас посмотрим, — сказал д’Авриньи, — все это очень странно. |
Нотариус уже спускался вниз, и Валентине пришли сказать, что маркиза одна. |
— Поднимитесь к ней, — сказала она доктору. |
— А вы? |
— Нет, я боюсь. |
Она запретила мне посылать за вами. И потом, вы сами сказали, я взволнована, возбуждена, я плохо себя чувствую. Я пройдусь по саду, чтобы немного прийти в себя. |
Доктор пожал Валентине руку и пошёл к маркизе, а молодая девушка спустилась в сад. |
Нам незачем говорить, какая часть сада была излюбленным местом её прогулок. |
Пройдясь несколько раз по цветнику, окружавшему дом, сорвав розу, чтобы сунуть её за пояс или воткнуть в волосы, она углублялась в тенистую аллею, ведущую к скамье; от скамьи шла к воротам. |
И на этот раз Валентина, как всегда, прошлась несколько раз среди своих цветов, но не сорвала ни одного: |
траур, лежавший у неё на сердце, хотя ещё и не отразившийся на её внешности, отвергал даже это скромное украшение; затем она направилась к своей аллее. |
Чем дальше она шла, тем яснее ей чудилось, что кто-то зовёт её по имени. |
Удивленная, она остановилась. |
Теперь она ясно услышала зов и узнала голос Максимилиана. |
|