LVIII ГОСПОДИН НУАРТЬЕ ДЕ ВИЛЬФОР |
Вот что произошло в доме королевского прокурора после отъезда г-жи Данглар и её дочери, в то время как происходил переданный нами разговор. |
Вильфор в сопровождении жены явился в комнату своего отца; что касается Валентины, то мы знаем, где она находилась. |
Поздоровавшись со стариком и отослав Барруа, старого лакея, прослужившего у Нуартье больше четверти века, они сели. |
Нуартье сидел в большом кресле на колёсиках, куда его сажали утром и откуда поднимали вечером; перед ним было зеркало, в котором отражалась вся комната, так что, даже не шевелясь — что, впрочем, было для него невозможно, — он мог видеть, кто к нему входит, кто выходит и что делается вокруг. Неподвижный, как труп, он смотрел живым и умным взглядом на своих детей, церемонное приветствие которых предвещало нечто значительное и необычное. |
Зрение и слух были единственными чувствами, которые, подобно двум искрам, ещё тлели в этом теле, уже на три четверти готовом для могилы; да и то из этих двух чувств только одно могло свидетельствовать о внутренней жизни, ещё теплившейся в этом человеке, казавшемся изваянием; и взгляд, выражавший эту внутреннюю жизнь, походил на далёкий огонёк, который ночью указывает заблудившемуся в пустыне страннику, что где-то есть живое существо, бодрствующее в безмолвии и мраке. |
Зато в чёрных глазах старого Нуартье, с нависшими над ними чёрными бровями, тогда как его длинные волосы, спадающие до плеч, были совершенно белы, в этих глазах — как бывает всегда, когда тело уже перестаёт вам повиноваться, — сосредоточилась вся энергия, вся воля, вся сила, весь разум, некогда оживлявшие его тело и дух. |
Конечно, недоставало жеста руки, звука голоса, движений тела, но этот властный взор заменял все. |
Глаза отдавали приказания, глаза благодарили; это был труп, в котором жили глаза, и ничто не могло быть страшнее подчас, чем мраморное лицо, в верхней половине которого зажигался гнев или светилась радость. |
Только три человека умели понимать этот язык несчастного паралитика: |
Вильфор, Валентина и тот старый слуга, о котором мы уже упомянули. |
Но так как Вильфор видел своего отца только изредка и лишь тогда, когда это было, так сказать, неизбежно, а когда видел — ничем не старался угодить ему, даже и понимая его, то все счастье старика составляла его внучка. Валентина научилась, благодаря самоотверженности, любви и терпению, читать по глазам все мысли Нуартье. |
На этот немой и никому другому не понятный язык она отвечала своим голосом, лицом, всей душой, так что оживлённые беседы возникали между молодой девушкой и этой бренной плотью, почти обратившейся в прах, которая, однако, ещё была человеком огромных знаний, неслыханной проницательности и настолько сильной воли, насколько это возможно для духа, который томился в теле, переставшем ему повиноваться. |
Таким образом, Валентине удалось разрешить нелегкую задачу: понимать мысли старика и передавать ему свои, и благодаря этому умению почти не бывало случая, чтобы в обыденных вещах она не угадывала вполне точно желания этой живой души или потребности этого бесчувственного полутрупа. |
Что касается Барруа, то он, как мы сказали, служил своему хозяину уже двадцать пять лет и так хорошо знал все его привычки, что Нуартье почти не требовалось о чем-либо его просить. |
Вильфору не нужна была ничья помощь, чтобы начать с отцом тот странный разговор, для которого он явился. |
Он сам, как мы уже сказали, отлично знал весь словарь старика, и если он так редко с ним беседовал, то это происходило лишь от полного равнодушия. |
Поэтому он предоставил Валентине спуститься в сад, отослал Барруа, и уселся по правую руку от своего отца, между тем как г-жа де Вильфор села слева. |
— Не удивляйтесь, сударь, — сказал он, — что Валентина не пришла с нами и что я отослал Барруа: предстоящая нам беседа не могла бы вестись в присутствии дочери или лакея. Госпожа де Вильфор и я намерены сообщить вам нечто важное. |
Во время этого вступления лицо Нуартье оставалось безучастным, тогда как взгляд Вильфора, казалось, хотел проникнуть в самое сердце старика. |
— Мы уверены, госпожа де Вильфор и я, — продолжал королевский прокурор своим обычным ледяным тоном, не допускавшим каких-либо возражений, — что вы сочувственно встретите это сообщение. |
Взгляд Нуартье был но-прежнему неподвижен; старик просто слушал. |
— Мы выдаём Валентину замуж, — продолжал Вильфор. |
Восковая маска не могла бы остаться при этом известии более холодной, чем лицо старика. |
— Свадьба состоится через три месяца, — продолжал Вильфор. |
Глаза старика были все так же безжизненны. |
Тут заговорила г-жа де Вильфор. |
— Нам казалось, — поспешила она добавить, — что это известие должно вас заинтересовать, к тому же вы, по-видимому, всегда были привязаны к Валентине; нам остаётся только назвать вам имя молодого человека, который ей предназначен. |
Это одна из лучших партий, на которые Валентина могла бы рассчитывать. Её будущий муж, чьё имя вам, вероятно, знакомо, хорошего рода и богат, а его образ жизни и вкусы служат для неё порукой счастья. |
Речь идёт о Франце де Кенель, бароне д’Эпине. |
Пока его жена произносила эту маленькую речь, Вильфор буквально впился взглядом в лицо старика. |
Едва г-жа де Вильфор произнесла имя Франца, как в глазах Нуартье, так хорошо знакомых его сыну, что-то дрогнуло и между его век, которые раскрылись, словно губы, собирающиеся что-то сказать, сверкнула молния. |
Королевский прокурор, знавший об открытой вражде, некогда существовавшей между его отцом и отцом Франца, понял эту вспышку и это волнение, но он сделал вид, будто ничего не заметил, и заговорил, продолжая речь своей жены: |
— Вы отлично понимаете, сударь, как важно, чтобы Валентина, которой скоро минет девятнадцать лет, была, наконец, пристроена. |
Тем не менее, обсуждая это, мы не забыли и вас и заранее условились, что муж Валентины согласится если и не жить вместе с нами — это могло бы стеснить молодую чету, — то, во всяком случае, на то, чтобы вы жили вместе с ними: ведь Валентина вас очень любит, и вы, по-видимому, отвечаете ей такой же любовью. Таким образом, ваша привычная жизнь ни в чем не изменится, и разница будет только в том, что за вами будут ухаживать двое детей вместо одного. |
Сверкающие глаза Нуартье налились кровью. |
Очевидно, в душе старика происходило что-то ужасное; очевидно, крик боли и гнева, не находя себе выхода, душил его, потому что лицо его побагровело и губы стали синими. |
Вильфор спокойно отворил окно, произнеся: |
— Здесь очень душно, поэтому господину Нуартье трудно дышать. |
Затем он вернулся на место, но остался стоять. |
— Этот брак, — прибавила г-жа де Вильфор, — по душе господину д’Эпине и его родным; их, впрочем, только двое — дядя и тетка. |
Его мать умерла при его рождении, а отец был убит в тысяча восемьсот пятнадцатом году, когда ребёнку было всего два года, так что он зависит только от себя. |
— Загадочное убийство, — сказал Вильфор, — виновники которого остались неизвестны; подозрение витало над многими головами, но ни на кого не пало. |
Нуартье сделал такое усилие, что губы его искривились, словно для улыбки. |
— Впрочем, — продолжал Вильфор, — истинные виновники те, кто знает, что именно они совершили преступление, те, кого при жизни может постигнуть человеческое правосудие, а после смерти — правосудие небесное, были бы рады оказаться на вашем месте и иметь возможность предложить свою дочь Францу д’Эпине, чтобы устранить даже тень какого-либо подозрения. |
Нуартье овладел собой усилием воли, которого трудно было бы ожидать от беспомощного паралитика. |
— Да, я понимаю вас, — ответил его взгляд Вильфору; и в этом взгляде выразились одновременно глубокое презрение и гнев. |
На этот взгляд, который он хорошо понял, Вильфор ответил лёгким пожатием плеч. |
Затем он знаком предложил своей жене подняться. |
— А теперь, — сказала г-жа де Вильфор, — позвольте нам откланяться. |
Угодно ли вам, чтобы Эдуар зашёл поздороваться с вами? |
Было условлено, что старик выражал своё согласие, закрывая глаза, отказ — миганием, а когда ему нужно было выразить какое-нибудь желание, он поднимал глаза кверху. |
Если он желал видеть Валентину, он закрывал только правый глаз. |
Если он звал Барруа, он закрывал левый. |
Услышав предложение г-жи де Вильфор, он усиленно заморгал. |
Госпожа де Вильфор, увидев явный отказ, закусила губу. |
— В таком случае я пришлю к вам Валентину? — |
спросила она. |
— Да, — отвечал старик, быстро закрывая глаза. |
Супруги де Вильфор поклонились и вышли, приказав позвать Валентину, уже, впрочем, предупреждённую, что она днём будет нужна деду. |
Валентина, ещё вся розовая от волнения, вошла к старику. |
Ей достаточно было одного взгляда, чтобы понять, как страдает её дед и как он жаждет с ней поговорить. |
— Дедушка, — воскликнула она, — что случилось? |
Тебя расстроили и ты сердишься? |
— Да, — ответил он, закрывая глаза. |
— На кого же? |
На моего отца? |
Нет. На госпожу де Вильфор? |
Нет. На меня? |
Старик сделал знак, что да. |
— На меня? — |
переспросила удивленная Валентина. |
Старик сделал тот же знак. |
— В чем же я провинилась, дедушка? — |
воскликнула Валентина. |
Никакого ответа; она продолжала: |
— Я сегодня не видела тебя; значит, тебе что-нибудь про меня сказали? |
— Да, — поспешно ответил взгляд старика. |
— Попробую отгадать, в чем дело. |
Боже мой, уверяю тебя, дедушка… |
Ах, вот что!.. |
Господин и госпожа де Вильфор только что были здесь, правда? |
— Да. |
— И это они сказали тебе то, что рассердило тебя? |
Что же это может быть? |
Хочешь, я пойду спрошу их, чтобы знать, за что мне просить у тебя прощения? |
— Нет, нет, — ответил взгляд. |
— Ты меня пугаешь! |
Что же они могли сказать? |
И она задумалась. |
— Я догадываюсь, — сказала она, понижая голос и подходя ближе к старику. — |
Может быть, они говорили о моем замужестве? |
— Да, — ответил гневный взгляд. |
— Понимаю, ты сердишься за то, что я молчала. |
Но, видишь ли, они мне строго-настрого запретили тебе об этом говорить; они и мне ничего не говорили, и я совершенно случайно узнала эту тайну; вот почему и не была откровенна с тобой. |
Прости, дедушка. |
Взгляд, снова неподвижный и безучастный, казалось, говорил: |
«Меня огорчает не только твоё молчание». |
— В чем же дело? — |
спросила Валентина. — |
Или ты думаешь, что я покину тебя, дедушка, что, выйдя замуж, я тебя забуду? |
— Нет, — ответил старик. |
— Значит, они сказали тебе, что господин д’Эпине согласен на то, чтобы мы жили вместе? |
— Да. |
— Так почему же ты сердишься? |
В глазах старика появилось выражение бесконечной нежности. |
— Да, я понимаю, — сказала Валентина, — потому, что ты меня любишь? |
Старик сделал знак, что да. |
— И ты боишься, что я буду несчастна? |
— Да. |
— Ты не любишь Франца? |
Глаза несколько раз подряд ответили: |
— Нет, нет, нет. |
— Так тебе очень тяжело, дедушка? |
— Да. |
— Тогда слушай, — сказала Валентина, опускаясь на колени подле Нуартье и обнимая его обеими руками, — мне тоже очень тяжело, потому что я тоже не люблю Франца д’Эпине. |
Луч радости мелькнул в глазах деда. |
— Помнишь, как ты рассердился на меня, когда я хотела уйти в монастырь? |
Под иссохшими веками старика показались слезы. |
— Ну так вот, — продолжала Валентина, — я хотела это сделать, чтобы избегнуть этого брака, который приводит меня в отчаяние. |
Дыхание старика стало прерывистым. |
— Так этот брак очень огорчает тебя, дедушка? |
Ах, если бы ты мог мне помочь, если бы мы вдвоём могли помешать их планам! |
Но ты бессилен против них, хотя у тебя такой светлый ум и такая сильная воля; когда надо бороться, ты так же слаб, как и я, даже слабее. |
Если бы ты был силен и здоров, ты мог бы меня защитить, а теперь ты можешь только понимать меня и радоваться или печалиться вместе со мной. |
Это последнее счастье, которое Бог забыл отнять у меня. |
При этих словах в глазах Нуартье появилось выражение такого глубокого лукавства, что девушке показалось, будто он говорит: |
— Ты ошибаешься, я ещё многое могу сделать для тебя. |
И — Ты можешь что-нибудь для меня сделать, дедушка? — |
выразила словами его мысль Валентина. |
— Да. |
Нуартье поднял глаза кверху. |
Это был секретный между ним и Валентиной знак, выражающий желание. |
— Что ты хочешь, дедушка? |
Я постараюсь понять. |
Валентина стала угадывать, высказывая вслух свои предположения, по мере того как они у неё возникали, но на все её слова старик неизменно отвечал «нет». |
— Ну, — сказала она, — прибегаем к решительным мерам, раз уж я так недогадлива! |
И она стала называть подряд все буквы алфавита, от А до Н, с улыбкой следя за глазами паралитика; когда она дошла до буквы Н, Нуартье сделал утвердительный знак. — Так! — |
сказала Валентина. — |
То, что ты хочешь, начинается с буквы Н; значит, мы имеем дело с Н? |
Ну-с, что же нам от него нужно, от этого Н? |
На, не, ни, но… |
— Да, да, да, — ответил старик. |
— Так это «но»? |
— Да. |
Валентина принесла словарь и, положив его перед Нуартье на пюпитр, раскрыла его; увидев, что взгляд старика сосредоточился на странице, она начала быстро скользить пальцем сверху вниз, по столбцам. |
С тех пор, как шесть лет тому назад Нуартье впал в то тяжёлое состояние, в котором он теперь находился, она научилась легко справляться с подобными задачами и угадывала мысль старика так же быстро, как если бы он сам искал в словаре нужное ему слово. |
На слове «нотариус» Нуартье сделал ей знак остановиться. |
— Нотариус, — сказала она, — ты хочешь видеть нотариуса, дедушка? |
Нуартье показал, что он действительно желает видеть нотариуса. |
— Значит, надо послать за нотариусом? — |
спросила Валентина. |
— Да, — показал старик. |
— Надобно, чтобы он об этом знал мой отец? |
— Да. |
— А спешно тебе нужен нотариус? |
— Да. |
— За ним сейчас пошлют. |
Это все, что тебе нужно? |
— Да. |
Валентина подбежала к звонку и вызвала лакея, чтобы пригласить к деду господина и госпожу де Вильфор. |
— Ты доволен? — |
спросила Валентина. — Да… |
ещё бы! |
Не так-то легко было догадаться! |
И она улыбнулась деду, как улыбнулась бы ребёнку. |
В комнату вошёл Вильфор, приведённый Барруа. |
— Что вам угодно, сударь? — |
спросил он паралитика. |
— Отец, — сказала Валентина, — дедушка хочет видеть нотариуса. |
При этом странном, а главное — неожиданном требовании Вильфор обменялся взглядом с паралитиком. |
— Да, — показал тот с твёрдостью, которая ясно говорила, что с помощью Валентины и своего старого слуги, осведомлённого теперь о его желании, он готов на борьбу. |
— Вы желаете видеть нотариуса? — |
повторил Вильфор. |
— Да. |
— Зачем? |
Нуартье ничего не ответил. |
— Но для чего вам нужен нотариус? — |
спросил Вильфор. |
Взгляд старика оставался неподвижным, немым, что означало: |
«Я настаиваю на своём». |
— Чтобы чем-нибудь досадить нам? — |
сказал Вильфор. — К чему это? |
— Но, однако, — сказал Барруа, готовый с настойчивостью, присущей старым слугам, добиваться своего, — если мой господин желает видеть нотариуса, так, видно, он ему нужен. |
И я пойду за нотариусом. |
Барруа не признавал иных хозяев, кроме Нуартье, и не допускал, чтобы в чем-нибудь противоречили желаниям его господина. |
— Да, я желаю видеть нотариуса, — сказал старик, закрывая глаза с таким вызывающим видом, словно говорил: |
«Посмотрим, осмелятся ли не исполнить моего желания». |
— Если вы так настаиваете, нотариуса приведут, но мне придётся извиниться перед ним за себя и за вас, потому что это будет смехотворно. |
— Все равно, — сказал Барруа, — я схожу за ним. |
И старый слуга удалился, торжествуя. |
|