Reading room | Alexandre Dumas | Le Comte De Monte-Cristo | 📋 | 📖 | 🔀 | French ⇄ Russian

XIII СТО ДНЕЙ

M. Noirtier était un bon prophète, et les choses marchèrent vite, comme il l'avait dit.

Нуартье оказался хорошим пророком: все совершилось так, как он предсказывал.

Chacun connaît ce retour de l'île d'Elbe, retour étrange, miraculeux, qui, sans exemple dans le passé, restera probablement sans imitation dans l'avenir.

Всем известно возвращение с острова Эльба, возвращение странное, чудесное, без примера в прошлом и, вероятно, без повторения в будущем.

Louis XVIII n'essaya que faiblement de parer ce coup si rude: son peu de confiance dans les hommes lui ôtait sa confiance dans les événements.

Людовик XVIII сделал лишь слабую попытку отразить жестокий удар; не доверяя людям, он не доверял и событиям.

La royauté, ou plutôt la monarchie, à peine reconstituée par lui, trembla sur sa base encore incertaine, et un seul geste de l'Empereur fit crouler tout cet édifice mélange informe de vieux préjugés et d'idées nouvelles.

Только что восстановленная им королевская, или, вернее, монархическая, власть зашаталась в своих ещё не окрепших устоях, и по первому мановению императора рухнуло все здание — нестройная смесь старых предрассудков и новых идей.

Villefort n'eut donc de son roi qu'une reconnaissance non seulement inutile pour le moment, mais même dangereuse, et cette croix d'officier de la Légion d'honneur, qu'il eut la prudence de ne pas montrer, quoique M. de Blacas, comme le lui avait recommandé le roi, lui en eût fait soigneusement expédier le brevet.

Поэтому награда, которую Вильфор получил от своего короля, была не только бесполезна, но и опасна, и он никому не показал своего ордена Почётного легиона, хотя герцог Блака, во исполнение воли короля, и озаботился выслать ему грамоту.

Napoléon eût, certes, destitué Villefort sans la protection de Noirtier, devenu tout-puissant à la cour des Cent-Jours, et par les périls qu'il avait affrontés et par les services qu'il avait rendus.

Наполеон непременно отставил бы Вильфора, если бы не покровительство Нуартье, ставшего всемогущим при императорском дворе в награду за мытарства, им перенесённые, и за услуги, им оказанные.

Ainsi, comme il le lui avait promis, le girondin de 93 et le sénateur de 1806 protégea celui qui l'avait protégé la veille.

Жирондист 1793 и сенатор 1806 года сдержал своё слово и помог тому, кто подал ему помощь накануне.

Toute la puissance de Villefort se borna donc, pendant cette évocation de l'empire, dont, au reste, il fut bien facile de prévoir la seconde chute, à étouffer le secret que Dantès avait été sur le point de divulguer.

Всю свою власть во время восстановления Империи, чьё вторичное падение, впрочем, легко было предвидеть, Вильфор употребил на сокрытие тайны, которую чуть было не разгласил Дантес.

Le procureur du roi seul fut destitué, soupçonné qu'il était de tiédeur en bonapartisme.

Королевский же прокурор был отставлен по подозрению в недостаточной преданности бонапартизму.

Cependant, à peine le pouvoir impérial fut-il rétabli, c'est-à-dire à peine l'empereur habita-t-il ces Tuileries que Louis XVIII venait de quitter, et eut-il lancé ses ordres nombreux et divergents de ce petit cabinet où nous avons, à la suite de Villefort, introduit nos lecteurs, et sur la table de noyer duquel il retrouva, encore tout ouverte et à moitié pleine, la tabatière de Louis XVIII, que Marseille, malgré l'attitude de ses magistrats, commença à sentir fermenter en elle ces brandons de guerre civile toujours mal éteints dans le Midi; peu s'en fallut alors que les représailles n'allassent au-delà de quelques charivaris dont on assiégea les royalistes enfermés chez eux, et des affronts publics dont on poursuivit ceux qui se hasardaient à sortir.

Едва императорская власть была восстановлена, то есть едва Наполеон расположился в Тюильрийском дворце, только что покинутом Людовиком XVIII, и стал рассылать свои многочисленные и разнообразные приказы из того самого кабинета, куда мы вслед за Вильфором ввели наших читателей и где на столе из орехового дерева император нашёл ещё раскрытую и почти полную табакерку Людовика XVIII, — как в Марселе, вопреки усилиям местного начальства, начала разгораться междоусобная распря, всегда тлеющая на Юге; дело грозило не ограничиться криками, которыми осаждали отсиживающихся дома роялистов, и публичными оскорблениями тех, кто решался выйти на улицу.

Par un revirement tout naturel, le digne armateur, que nous avons désigné comme appartenant au parti populaire, se trouva à son tour en ce moment, nous ne dirons pas tout-puissant, car M. Morrel était un homme prudent et légèrement timide, comme tous ceux qui ont fait une lente et laborieuse fortune commerciale, mais en mesure, tout dépassé qu'il était par les zélés bonapartistes qui le traitaient de modéré, en mesure, dis-je, d'élever la voix pour faire entendre une réclamation; cette réclamation, comme on le devine facilement, avait trait à Dantès.

Вследствие изменившихся обстоятельств почтенный арматор, как мы уже сообщали, принадлежавший к плебейскому лагерю, если и не стал всемогущ, — ибо господин Моррель был человек осторожный и несколько робкий. подобно всем, кто прошёл медленную и трудную коммерческую карьеру. — то все же. хоть его и опережали рьяные бонапартисты, укорявшие его за умеренность, приобрёл достаточный вес, чтобы возвысить голос и заявить жалобу. Жалоба эта, как легко догадаться, касалась Дантеса.

Villefort était demeuré debout, malgré la chute de son supérieur, et son mariage, en restant décidé, était cependant remis à des temps plus heureux.

Вильфор устоял, несмотря на падение своего начальника. Свадьба его хоть и не расстроилась, но была отложена до более благоприятных времён.

Si l'empereur gardait le trône, c'était une autre alliance qu'il fallait à Gérard, et son père se chargerait de la lui trouver; si une seconde Restauration ramenait Louis XVIII en France, l'influence de M. de Saint-Méran doublait, ainsi que la sienne, et l'union redevenait plus sortable que jamais.

Если бы император удержался на престоле, то Жерару следовало бы искать другую партию и Нуартье нашёл бы ему невесту; если бы Людовик XVIII вторично возвратился, то влияние маркиза де Сен-Меран удвоилось бы. как и влияние само! о Вильфора, и этот брак стал бы особенно подходящим.

Le substitut du procureur du roi était donc momentanément le premier magistrat de Marseille, lorsqu'un matin sa porte s'ouvrit, et on lui annonça M. Morrel.

Таким образом, помощник королевского прокурора занимал первое место в марсельском судебном мире, да однажды утром ему доложили о приходе господина Морреля.

Un autre se fût empressé d'aller au-devant de l'armateur, et, par cet empressement, eût indiqué sa faiblesse; mais Villefort était un homme supérieur qui avait, sinon la pratique, du moins l'instinct de toutes choses.

Другой поспешил бы навстречу арматору и тем показал бы свою слабость, но Вильфор был человек чуткий и обладал если не опытом, то превосходным чутьём.

Il fit faire antichambre à Morrel, comme il eût fait sous la Restauration, quoiqu'il n'eût personne près de lui, mais par la simple raison qu'il est d'habitude qu'un substitut du procureur du roi fasse faire antichambre; puis, après un quart d'heure qu'il employa à lire deux ou trois journaux de nuances différentes, il ordonna que l'armateur fût introduit.

Он заставил Морреля дожидаться в передней, как сделал бы при Реставрации, не потому, что был занят, а просто потому, что принято, чтобы помощник прокурора заставлял ждать в передней. Через четверть часа, просмотрев несколько газет различных направлений, он велел позвать господина Морреля.

M. Morrel s'attendait à trouver Villefort abattu: il le trouva comme il l'avait vu six semaines auparavant, c'est-à-dire calme, ferme et plein de cette froide politesse, la plus infranchissable de toutes les barrières qui séparent l'homme élevé de l'homme vulgaire.

Моррель думал, что увидит Вильфора удрученным, а нашёл его точно таким, каким он был полтора месяца тому назад, то есть спокойным, твёрдым и полным холодной учтивости, а она является самой неодолимой из всех преград, отделяющих человека с положением от человека простого.

Il avait pénétré dans le cabinet de Villefort, convaincu que le magistrat allait trembler à sa vue, et c'était lui, tout au contraire, qui se trouvait tout frissonnant et tout ému devant ce personnage interrogateur, qui l'attendait le coude appuyé sur son bureau.

Он шёл в кабинет Вильфора в убеждении, что тот задрожит, увидев его, а вместо того сам смутился и задрожал при виде помощника прокурора, который ждал его, облокотясь на письменный стол и подперев ладонью подбородок.

Il s'arrêta à la porte.

Моррель остановился в дверях.

Villefort le regarda, comme s'il avait quelque peine à le reconnaître.

Вильфор посмотрел на него, словно не узнавая.

Enfin, après quelques secondes d'examen et de silence, pendant lesquelles le digne armateur tournait et retournait son chapeau entre ses mains:

Наконец, после короткого испытующего молчания, во время которого почтенный арматор вертел в руках шляпу, он проговорил:

«Monsieur Morrel, je crois? dit Villefort.

— Господин Моррель, если не ошибаюсь?

—Oui, monsieur, moi-même, répondit l'armateur.

— Да, сударь, это я, — отвечал арматор.

—Approchez-vous donc, continua le magistrat, en faisant de la main un signe protecteur, et dites-moi à quelle circonstance je dois l'honneur de votre visite.

— Пожалуйста, войдите, — сказал Вильфор с покровительственным жестом, — и скажите, чему я обязан, что вы удостоили меня вашим посещением?

—Ne vous en doutez-vous point, monsieur?

— Разве вы не догадываетесь, сударь? —

demanda Morrel.

спросил Моррель.

—Non, pas le moins du monde; ce qui n'empêche pas que je ne sois tout disposé à vous être agréable, si la chose était en mon pouvoir.

— Нет, нисколько не догадываюсь; но тем не менее я готов быть вам полезным, если это в моей власти.

—La chose dépend entièrement de vous, monsieur, dit Morrel.

— Это всецело в вашей власти, — сказал Моррель.

—Expliquez-vous donc, alors.

— Так объясните, в чем дело.

—Monsieur, continua l'armateur, reprenant son assurance à mesure qu'il parlait, et affermi d'ailleurs par la justice de sa cause et la netteté de sa position, vous vous rappelez que, quelques jours avant qu'on apprit le débarquement de Sa Majesté l'empereur, j'étais venu réclamer votre indulgence pour un malheureux jeune homme, un marin, second à bord de mon brick; il était accusé, si vous vous le rappelez de relations avec l'île d'Elbe: ces relations, qui étaient un crime à cette époque, sont aujourd'hui des titres de faveur.

— Сударь, — начал Моррель, понемногу успокаиваясь, черпая твёрдость в справедливости своей просьбы и в ясности своего положения, — вы помните, что за несколько дней до того, как стало известно о возвращении его величества императора, я приходил к вам просить о снисхождении к одному молодому человеку, моряку, помощнику капитана на моем судне; его обвиняли, если вы помните, в сношениях с островом Эльба; подобные сношения, считавшиеся тогда преступлением, ныне дают право на награду.

Vous serviez Louis XVIII alors, et ne l'avez pas ménagé, monsieur; c'était votre devoir.

Тогда вы служили Людовику XVIII и не пощадили обвиняемого — это был ваш долг.

Aujourd'hui, vous servez Napoléon, et vous devez le protéger; c'est votre devoir encore.

Теперь вы служите Наполеону и обязаны защитить невиновного — это тоже ваш долг.

Je viens donc vous demander ce qu'il est devenu.»

Поэтому я пришёл спросить у вас, что с ним сталось?

Villefort fit un violent effort sur lui même.

Вильфор сделал над собой громадное усилие.

«Le nom de cet homme?

— Как его имя? —

demanda-t-il:

спросил он. —

ayez la bonté de me dire son nom.

Будьте добры, назовите его имя.

—Edmond Dantès.»

— Эдмон Дантес.

Évidemment, Villefort eût autant aimé, dans un duel, essuyer le feu de son adversaire à vingt-cinq pas, que d'entendre prononcer ainsi ce nom à bout portant; cependant il ne sourcilla point.

Надо думать, Вильфору было бы приятнее подставить лоб под пистолет противника на дуэли на расстоянии двадцати пяти шагов, чем услышать это имя, брошенное ему в лицо; однако он и глазом не моргнул.

«De cette façon, se dit en lui-même Villefort, on ne pourra point m'accuser d'avoir fait de l'arrestation de ce jeune homme une question purement personnelle.»

"Никто не может обвинить меня в том, что я арестовал этого молодого человека по личным соображениям", — подумал Вильфор.

«Dantès?

— Дантес? —

répéta-t-il, Edmond Dantès, dites-vous?

повторил он. — Вы говорите, Эдмон Дантес?

—Oui, monsieur.»

— Да, сударь.

Villefort ouvrit alors un gros registre placé dans un casier voisin, recourut à une table, de la table passa à des dossiers, et, se retournant vers l'armateur:

Вильфор открыл огромный реестр, помещавшийся в стоявшей рядом конторке, потом пошёл к другому столу, от стола перешёл к полкам с папками дел и, обернувшись к арматору, спросил самым естественным голосом:

«Êtes-vous bien sûr de ne pas vous tromper, monsieur?» lui dit-il de l'air le plus naturel.

— А вы не ошибаетесь, милостивый государь?

Si Morrel eût été un homme plus fin ou mieux éclairé sur cette affaire, il eût trouvé bizarre que le substitut du procureur du roi daignât lui répondre sur ces matières complètement étrangères à son ressort; et il se fût demandé pourquoi Villefort ne le renvoyait point aux registres d'écrou, aux gouverneurs de prison, au préfet du département.

Если бы Моррель был подогадливее или лучше осведомлён об обстоятельствах этого дела, то он нашёл бы странным, что помощник прокурора удостаивает его ответом по делу, вовсе его не касающемуся; он задал бы себе вопрос: почему Вильфор не отсылает его к арестантским спискам, к начальникам тюрем, к префекту департамента?

Mais Morrel, cherchant en vain la crainte dans Villefort, n'y vit plus, du moment où toute crainte paraissait absente, que la condescendance:

Но Моррель, тщетно искавший признаков страха, усмотрел в его поведении одну благосклонность:

Villefort avait rencontré juste.

Вильфор рассчитал верно.

«Non, monsieur, dit Morrel, je ne me trompe pas; d'ailleurs, je connais le pauvre garçon depuis dix ans, et il est à mon service depuis quatre. Je vins, vous en souvenez-vous?

— Нет, — отвечал Моррель, — я не ошибаюсь; я знаю беднягу десять лет, а служил он у меня четыре года.

il y a six semaines, vous prier d'être clément, comme je viens aujourd'hui vous prier d'être juste pour le pauvre garçon; vous me reçûtes même assez mal et me répondîtes en homme mécontent.

Полтора месяца тому назад — помните? — я просил вас быть великодушным, как теперь прошу быть справедливым; вы ещё приняли меня довольно немилостиво и отвечали с неудовольствием.

Ah! c'est que les royalistes étaient durs aux bonapartistes en ce temps-là!

В то время роялисты были неласковы к бонапартистам!

—Monsieur, répondit Villefort arrivant à la parade avec sa prestesse et son sang-froid ordinaires, j'étais royaliste alors que je croyais les Bourbons non seulement les héritiers légitimes du trône, mais encore les élus de la nation; mais le retour miraculeux dont nous venons d'être témoins m'a prouvé que je me trompais.

— Милостивый государь, — отвечал Вильфор, парируя удар со свойственным ему хладнокровием и проворством, — я был роялистом, когда думал, что Бурбоны не только законные наследники престола, но и избранники народа; но чудесное возвращение, свидетелями которого мы были, доказало мне, что я ошибался.

Le génie de Napoléon a vaincu:

Гений Наполеона победил:

le monarque légitime est le monarque aimé.

только любимый монарх — монарх законный.

—À la bonne heure!

— В добрый час, — воскликнул Моррель с грубоватой откровенностью. —

s'écria Morrel avec sa bonne grosse franchise, vous me faites plaisir de me parler ainsi, et j'en augure bien pour le sort d'Edmond.

Приятно слушать, когда вы так говорите, и я вижу в этом хороший знак для бедного Эдмона.

—Attendez donc, reprit Villefort en feuilletant un nouveau registre, j'y suis:

— Погодите, — сказал Вильфор, перелистывая новый реестр, — я припоминаю:

c'est un marin, n'est-ce pas, qui épousait une Catalane?

моряк, так, кажется? Он ещё собирался жениться на каталанке?

Oui, oui; oh! je me rappelle maintenant: la chose était très grave.

Да, да, теперь я вспоминаю; это было очень серьезное дело.

—Comment cela?

— Разве?

—Vous savez qu'en sortant de chez moi il avait été conduit aux prisons du palais de justice.

— Вы ведь знаете, что от меня его повели прямо в тюрьму при здании суда.

—Oui, eh bien?

— Да, а потом?

—Eh bien, j'ai fait mon rapport à Paris, j'ai envoyé les papiers trouvés sur lui.

— Потом я послал донесение в Париж и приложил бумаги, которые были найдены при нем.

C'était mon devoir que voulez-vous...

Я был обязан это сделать…

et huit jours après son arrestation le prisonnier fut enlevé.

Через неделю арестанта увезли.

—Enlevé!

— Увезли? —

s'écria Morrel; mais qu'a-t-on pu faire du pauvre garçon?

вскричал Моррель. — Но что же сделали с бедным малым?

—Oh!

— Не пугайтесь!

rassurez-vous. Il aura été transporté à Fenestrelle, à Pignerol, aux Îles Sainte-Marguerite, ce que l'on appelle dépaysé, en termes d'administration; et un beau matin vous allez le voir revenir prendre le commandement de son navire.

Его, вероятно, отправили в Фенестрелль, в Пиньероль или на остров Сент-Маргерит, что называется — сослали, и в одно прекрасное утро он к вам вернётся и примет командование на своём корабле.

—Qu'il vienne quand il voudra, sa place lui sera gardée.

— Пусть возвращается когда угодно: место за ним.

Mais comment n'est-il pas déjà revenu?

Но как же он до сих пор не возвратился?

Il me semble que le premier soin de la justice bonapartiste eût dû être de mettre dehors ceux qu'avait incarcérés la justice royaliste.

Казалось бы, наполеоновская юстиция первым делом должна освободить тех, кого засадила в тюрьму юстиция роялистская.

—N'accusez pas témérairement, mon cher monsieur Morrel, répondit Villefort; il faut, en toutes choses, procéder légalement.

— Не спешите обвинять, господин Моррель, — отвечал Вильфор, — во всяком деле требуется законность.

L'ordre d'incarcération était venu d'en haut, il faut que d'en haut aussi vienne l'ordre de liberté.

Предписание о заключении в тюрьму было получено от высшего начальства; надо от высшего же начальства получить приказ об освобождении.

Or, Napoléon est rentré depuis quinze jours à peine; à peine aussi les lettres d'abolition doivent-elles être expédiées.

Наполеон возвратился всего две недели тому назад; предписания об освобождении заключенных только ещё пишут.

—Mais, demanda Morrel, n'y a-t-il pas moyen de presser les formalités, maintenant que nous triomphons?

— Но разве нельзя, — спросил Моррель, — ускорить все эти формальности? Ведь мы победили.

J'ai quelques amis, quelque influence, je puis obtenir mainlevée de l'arrêt.

У меня есть друзья, есть связи; я могу добиться отмены приговора.

—Il n'y a pas eu d'arrêt.

— Приговора не было.

—De l'écrou, alors.

— Так постановления об аресте.

—En matière politique, il n'y a pas de registre d'écrou; parfois les gouvernements ont intérêt à faire disparaître un homme sans qu'il laisse trace de son passage: des notes d'écrou guideraient les recherches.

— В политических делах нет арестантских списков; иногда правительство заинтересовано в том, чтобы человек исчез бесследно; списки могли бы помочь розыскам.

—C'était comme cela sous les Bourbons peut-être, mais maintenant....

— Так, может статься, было при Бурбонах, но теперь…

—C'est comme cela dans tous les temps, mon cher monsieur Morrel; les gouvernements se suivent et se ressemblent; la machine pénitentiaire montée sous Louis XIV va encore aujourd'hui, à la Bastille près.

— Так бывает во все времена, дорогой господин Моррель, правительства сменяют друг друга и похожи друг на друга; карательная машина, заведённая при Людовике Четырнадцатом, действует по сей день, нет только Бастилии.

L'Empereur a toujours été plus strict pour le règlement de ses prisons que ne l'a été le Grand Roi lui-même; et le nombre des incarcérés dont les registres ne gardent aucune trace est incalculable.»

Император в соблюдении тюремного устава всегда был строже, чем даже Людовик Четырнадцатый, и количество арестантов, не внесенных в списки, неисчислимо.

Tant de bienveillance eût détourné des certitudes, et Morrel n'avait pas même de soupçons.

Такая благосклонная откровенность обезоружила бы любую уверенность, а у Морреля не было даже подозрений.

«Mais enfin, monsieur de Villefort, dit-il, quel conseil me donneriez-vous qui hâtât le retour du pauvre Dantès?

— Но скажите, господин де Вильфор, что вы мне посоветуете сделать, чтобы ускорить возвращение бедного Дантеса?

—Un seul, monsieur:

— Могу посоветовать одно:

faites une pétition au ministre de la Justice.

подайте прошение министру юстиции.

—Oh!

— Ах, господин де Вильфор!

monsieur, nous savons ce que c'est que les pétitions:

Мы же знаем, что значат прошения:

le ministre en reçoit deux cents par jour et n'en lit point quatre.

министр получает их по двести в день и не прочитывает и четырёх.

—Oui, reprit Villefort, mais il lira une pétition envoyée par moi, apostillée par moi, adressée directement par moi.

— Да, — сказал Вильфор, — но он прочтёт прошение, посланное мною, снабжённое моей припиской и исходящее непосредственно от меня.

—Et vous vous chargeriez de faire parvenir cette pétition, monsieur?

— И вы возьмётесь препроводить ему это прошение?

—Avec le plus grand plaisir.

— С величайшим удовольствием.

Dantès pouvait être coupable alors; mais il est innocent aujourd'hui, et il est de mon devoir de faire rendre la liberté à celui qu'il a été de mon devoir de faire mettre en prison.»

Дантес раньше мог быть виновен, но теперь он не виновен, и я обязан возвратить ему свободу, так же как был обязан заключить его в тюрьму.

Villefort prévenait ainsi le danger d'une enquête peu probable, mais possible, enquête qui le perdait sans ressource.

Вильфор предотвращал таким образом опасное для него следствие, мало вероятное, но все-таки возможное, — следствие, которое погубило бы его безвозвратно.

«Mais comment écrit-on au ministre?

— А как нужно писать министру?

—Mettez-vous là, monsieur Morrel, dit Villefort, en cédant sa place à l'armateur; je vais vous dicter.

— Садитесь сюда, господин Моррель, — сказал Вильфор, уступая ему своё место. — Я вам продиктую.

—Vous auriez cette bonté?

— Вы будете так добры?

—Sans doute.

— Помилуйте!

Ne perdons pas de temps, nous n'en avons déjà que trop perdu.

Но не будем терять времени, и так уж довольно потеряно.

—Oui, monsieur, songeons que le pauvre garçon attend, souffre et se désespère peut-être.»

— Да, да! Вспомним, что бедняга ждёт, страдает, может быть, отчаивается.

Villefort frissonna à l'idée de ce prisonnier le maudissant dans le silence et l'obscurité; mais il était engagé trop avant pour reculer:

Вильфор вздрогнул при мысли об узнике, проклинающем его в безмолвии и мраке; но он зашёл слишком далеко, и отступать уже нельзя было:

Dantès devait être brisé entre les rouages de son ambition.

Дантес должен был быть раздавлен жерновами его честолюбия.

«J'attends, monsieur», dit l'armateur assis dans le fauteuil de Villefort et une plume à la main.

— Я готов, — сказал Моррель, сев в кресло Вильфора и взявшись за перо.

Villefort alors dicta une demande dans laquelle, dans un but excellent, il n'y avait point à en douter, il exagérait le patriotisme de Dantès et les services rendus par lui à la cause bonapartiste; dans cette demande, Dantès était devenu un des agents les plus actifs du retour de Napoléon; il était évident qu'en voyant une pareille pièce, le ministre devait faire justice à l'instant même, si justice n'était point faite déjà.

И Вильфор продиктовал прошение, в котором, несомненно с наилучшими намерениями, преувеличивал патриотизм Дантеса и услуги, оказанные им делу бонапартистов. В этом прошении Дантес представал как один из главных пособников возвращения Наполеона. Очевидно, что министр, прочитав такую бумагу, должен был тотчас же восстановить справедливость, если это ещё не было сделано.

La pétition terminée, Villefort la relut à haute voix.

Когда прошение было написано, Вильфор прочёл его вслух.

«C'est cela, dit-il, et maintenant reposez-vous sur moi.

— Хорошо, — сказал он, — теперь положитесь на меня.

—Et la pétition partira bientôt, monsieur?

— А когда вы отправите его?

—Aujourd'hui même.

— Сегодня же.

—Apostillée par vous?

— С вашей припиской?

—La meilleure apostille que je puisse mettre, monsieur, est de certifier véritable tout ce que vous dites dans cette demande.»

— Лучшей припиской будет, если я удостоверю, что все сказанное в прошении совершенная правда.

Et Villefort s'assit à son tour, et sur un coin de la pétition appliqua son certificat.

Вильфор сел в кресло и сделал нужную надпись в углу бумаги.

«Maintenant, monsieur, que faut-il faire?

— Что же мне дальше делать? —

demanda Morrel.

спросил Моррель.

—Attendre, reprit Villefort; je réponds de tout.»

— Ждать, — ответил Вильфор. — Я все беру на себя.

Cette assurance rendit l'espoir à Morrel: il quitta le substitut du procureur du roi enchanté de lui, et alla annoncer au vieux père de Dantès qu'il ne tarderait pas à revoir son fils.

Такое заверение вернуло Моррелю надежду; он ушёл в восторге от помощника королевского прокурора и пошёл известить старика Дантеса, что тот скоро увидит своего сына.

Quand à Villefort, au lieu de l'envoyer à Paris, il conserva précieusement entre ses mains cette demande qui, pour sauver Dantès dans le présent, le compromettait si effroyablement dans l'avenir, en supposant une chose que l'aspect de l'Europe et la tournure des événements permettaient déjà de supposer, c'est-à-dire une seconde Restauration.

Между тем Вильфор, вместо того чтобы послать прошение в Париж, бережно сохранил его у себя; спасительное для Дантеса в настоящую минуту, оно могло стать для него гибельным впоследствии, если бы случилось то, чего можно было уже ожидать по положению в Европе и обороту, какой принимали события, — то есть вторичная Реставрация.

Dantès demeura donc prisonnier: perdu dans les profondeurs de son cachot, il n'entendit point le bruit formidable de la chute du trône de Louis XVIII et celui, plus épouvantable encore, de l'écroulement de l'empire.

Итак, Дантес остался узником; забытый и затерянный во мраке своего подземелья, он не слышал громоподобного падения Людовика XVIII и ещё более страшного грохота, с которым рухнула Империя.

Mais Villefort, lui, avait tout suivi d'un œil vigilant, tout écouté d'une oreille attentive.

Но Вильфор зорко следил за всем, внимательно прислушивался ко всему.

Deux fois, pendant cette courte apparition impériale que l'on appela les Cent-Jours, Morrel était revenu à la charge, insistant toujours pour la liberté de Dantès, et chaque fois Villefort l'avait calmé par des promesses et des espérances; enfin, Waterloo arriva.

Два раза, за время короткого возвращения Наполеона, которое называется "Сто дней", Моррель возобновлял атаку, настаивая на освобождении Дантеса, и оба раза Вильфор успокаивал его обещаниями и надеждами. Наконец наступило Ватерлоо.

Morrel ne reparut pas chez Villefort:

Моррель уже больше не являлся к Вильфору:

l'armateur avait fait pour son jeune ami tout ce qu'il était humainement possible de faire; essayer de nouvelles tentatives sous cette seconde Restauration était se compromettre inutilement.

он сделал для своего юного друга все, что было в человеческих силах; новые попытки, при вторичной Реставрации, могли только понапрасну его скомпрометировать.

Louis XVIII remonta sur le trône.

Людовик XVIII вернулся на престол.

Villefort, pour qui Marseille était plein de souvenirs devenus pour lui des remords, demanda et obtint la place de procureur du roi vacante à Toulouse; quinze jours après son installation dans sa nouvelle résidence, il épousa Mlle Renée de Saint-Méran, dont le père était mieux en cour que jamais.

Вильфор, для которого Марсель был полон воспоминаний, терзавших его совесть, добился должности королевского прокурора в Тулузе, через две недели после переезда в этот город он женился на Рене де Сен-Меран, отец которой был теперь в особой милости при дворе.

Voilà comment Dantès, pendant les Cent-Jours et après Waterloo, demeura sous les verrous, oublié, sinon des hommes, au moins de Dieu.

Вот почему Дантес во время Ста дней и после Ватерлоо оставался в тюрьме, забытый если не людьми, то во всяком случае Богом.

Danglars comprit toute la portée du coup dont il avait frappé Dantès, en voyant revenir Napoléon en France: sa dénonciation avait touché juste, et, comme tous les hommes d'une certaine portée pour le crime et d'une moyenne intelligence pour la vie ordinaire, il appela cette coïncidence bizarre un décret de la Providence.

Данглар понял, какой удар он нанёс Дантесу, когда узнал о возвращении Наполеона во Францию; донос его попал в цель, и, как все люди, обладающие известною одарённостью к преступлению и умеренными способностями в обыденной жизни, он назвал это странное совпадение "волею Провидения".

Mais quand Napoléon fut de retour à Paris et que sa voix retentit de nouveau, impérieuse et puissante, Danglars eut peur; à chaque instant, il s'attendit à voir reparaître Dantès, Dantès sachant tout, Dantès menaçant et fort pour toutes les vengeances; alors il manifesta à M. Morrel le désir de quitter le service de mer, et se fit recommander par lui à un négociant espagnol, chez lequel il entra comme commis d'ordre vers la fin de mars, c'est-à-dire dix ou douze jours après la rentrée de Napoléon aux Tuileries; il partit donc pour Madrid, et l'on n'entendit plus parler de lui.

Но когда Наполеон вступил в Париж и снова раздался его повелительный и мощный голос, Данглар испугался. С минуты на минуту он ждал, что явится Дантес, Дантес, знающий все, Дантес, угрожающий и готовый на любое мщение. Тогда он сообщил господину Моррелю о своём желании оставить морскую службу и просил рекомендовать его одному испанскому негоцианту, к которому и поступил конторщиком в конце марта, то есть через десять или двенадцать дней после возвращения Наполеона в Тюильри; он уехал в Мадрид, и больше о нем не слышали.

Fernand, lui, ne comprit rien.

Фернан ничего не понял:

Dantès était absent, c'était tout ce qu'il lui fallait.

Дантеса не было — это все, что ему было нужно.

Qu'était-il devenu?

Что сталось с Дантесом?

il ne chercha point à le savoir.

Он даже не старался узнать об этом.

Seulement, pendant tout le répit que lui donnait son absence, il s'ingénia, partie à abuser Mercédès sur les motifs de cette absence, partie à méditer des plans d'émigration et d'enlèvement; de temps en temps aussi, et c'étaient les heures sombres de sa vie, il s'asseyait sur la pointe du cap Pharo, de cet endroit où l'on distingue à la fois Marseille et le village des Catalans, regardant, triste et immobile comme un oiseau de proie, s'il ne verrait point, par l'une de ces deux routes, revenir le beau jeune homme à la démarche libre, à la tête haute qui, pour lui aussi, était devenu messager d'une rude vengeance. Alors, le dessein de Fernand était arrêté:

Все его усилия были направлены на то, чтобы обманывать Мерседес вымышленными причинами невозвращения её жениха или же на обдумывание плана, как бы уехать и увезти её; иногда он садился на вершине мыса Фаро, откуда видны и Марсель и Каталаны, и мрачно, неподвижным взглядом хищной птицы смотрел на обе дороги, не покажется ли вдали красавец-моряк, который должен принести с собой суровое мщение.

il cassait la tête de Dantès d'un coup de fusil et se tuait après, se disait-il à lui-même, pour colorer son assassinat.

Фернан твердо решил застрелить Дантеса, а потом убить и себя, чтобы оправдать убийство.

Mais Fernand s'abusait:

Но он обманывался:

cet homme-là ne se fût jamais tué, car il espérait toujours.

он никогда не наложил бы на себя руки, ибо все ещё надеялся.

Sur ces entrefaites, et parmi tant de fluctuations douloureuses, l'empire appela un dernier ban de soldats, et tout ce qu'il y avait d'hommes en état de porter les armes s'élança hors de France, à la voix retentissante de l'empereur.

Между тем среди всех этих горестных треволнений император громовым голосом призвал под ружье последний разряд рекрутов, и все, кто мог носить оружие, выступили за пределы Франции.

Fernand partit comme les autres, quittant sa cabane et Mercédès, et rongé de cette sombre et terrible pensée que, derrière lui peut-être, son rival allait revenir et épouser celle qu'il aimait.

Вместе со всеми отправился в поход и Фернан, покинув свою хижину и Мерседес и терзаясь мыслью, что в его отсутствие, быть может, возвратится соперник и женится на той, которую он любит.

Si Fernand avait jamais dû se tuer, c'était en quittant Mercédès qu'il l'eût fait.

Если бы Фернан был способен на самоубийство, он застрелился бы в минуту разлуки с Мерседес.

Ses attentions pour Mercédès, la pitié qu'il paraissait donner à son malheur, le soin qu'il prenait d'aller au-devant de ses moindres désirs, avaient produit l'effet que produisent toujours sur les cœurs généreux les apparences du dévouement: Mercédès avait toujours aimé Fernand d'amitié; son amitié s'augmenta pour lui d'un nouveau sentiment, la reconnaissance.

Его участие к Мерседес, притворное сочувствие её горю, усердие, с которым он предупреждал малейшее её желание, произвели действие, какое всегда производит видимая преданность на великодушные сердца; Мерседес всегда любила Фернана как друга, и теперь эта дружба усугубилась чувством благодарности.

«Mon frère, dit-elle en attachant le sac du conscrit sur les épaules du Catalan, mon frère, mon seul ami, ne vous faites pas tuer, ne me laissez pas seule dans ce monde, où je pleure et où je serai seule dès que vous n'y serez plus.»

— Брат мой, — сказала она, помогая каталанцу надеть на плечи ранец, — единственный друг мой, береги себя, не оставляй меня одну на этом свете, где я проливаю слезы и где у меня нет никого, кроме тебя.

Ces paroles, dites au moment du départ, rendirent quelque espoir à Fernand.

Эти слова, сказанные в минуту расставания, оживили надежды Фернана.

Si Dantès ne revenait pas, Mercédès pourrait donc un jour être à lui.

Если Дантес не вернётся, быть может, наступит день, когда Мерседес станет его женой.

Mercédès resta seule sur cette terre nue, qui ne lui avait jamais paru si aride, et avec la mer immense pour horizon.

Мерседес осталась одна, на голой скале, которая никогда ещё не казалась ей такой бесплодной, перед безграничной далью моря.

Toute baignée de pleurs, comme cette folle dont on nous raconte la douloureuse histoire, on la voyait errer sans cesse autour du petit village des Catalans: tantôt s'arrêtant sous le soleil ardent du Midi, debout, immobile, muette comme une statue, et regardant Marseille; tantôt assise au bord du rivage, écoutant ce gémissement de la mer, éternel comme sa douleur, et se demandant sans cesse s'il ne valait pas mieux se pencher en avant, se laisser aller à son propre poids, ouvrir l'abîme et s'y engloutir, que de souffrir ainsi toutes ces cruelles alternatives d'une attente sans espérance.

Вся в слезах, как та безумная, чью печальную повесть рассказывают в этом краю, она беспрестанно бродила вокруг Каталан; иногда останавливалась под жгучим южным солнцем, неподвижная, немая, как статуя, и смотрела на Марсель; иногда сидела на берегу и слушала стенание волн, вечное, как её горе, и спрашивала себя, не лучше ли наклониться вперёд и броситься в морскую пучину, чем выносить жестокую муку безнадёжного ожидания?

Ce ne fut pas le courage qui manqua à Mercédès pour accomplir ce projet, ce fut la religion qui lui vint en aide et qui la sauva du suicide.

Не страх удержал Мерседес от самоубийства — она нашла утешение в религии, и это спасло её.

Caderousse fut appelé, comme Fernand; seulement, comme il avait huit ans de plus que le Catalan, et qu'il était marié, il ne fit partie que du troisième ban, et fut envoyé sur les côtes.

Кадрусса тоже, как и Фернана, призвали в армию, но он был восемью годами старше каталанца и притом женат, и потому его оставили в третьем разряде, для охраны побережья.

Le vieux Dantès, qui n'était plus soutenu que par l'espoir, perdit l'espoir à la chute de l'empereur.

Старик Дантес, который жил только надеждой, с падением императора потерял последние проблески её.

Cinq mois, jour pour jour, après avoir été séparé de son fils, et presque à la même heure où il avait été arrêté, il rendit le dernier soupir entre les bras de Mercédès.

Ровно через пять месяцев после разлуки с сыном, почти в тот же час, когда Эдмон был арестован, он умер на руках Мерседес.

M. Morrel pourvut à tous les frais de son enterrement, et paya les pauvres petites dettes que le vieillard avait faites pendant sa maladie.

Моррель взял на себя похороны и заплатил мелкие долги, сделанные стариком за время болезни.

Il y avait plus que de la bienfaisance à agir ainsi, il y avait du courage.

Это был не только человеколюбивый, это был смелый поступок.

Le Midi était en feu, et secourir même à son lit de mort, le père d'un bonapartiste aussi dangereux que Dantès était un crime.

Весь Юг пылал пожаром междоусобиц, и помочь, даже когда он на смертном одре, отцу такого опасного бонапартиста, как Дантес, было преступлением.

Get short URL

Text alignment