Reading room | Alexandre Dumas | Le Comte De Monte-Cristo | 📋 | 📖 | 🔀 | French ⇄ Russian

CVIII СУДЬЯ

On se rappelle que l'abbé Busoni était resté seul avec Noirtier dans la chambre mortuaire, et que c'était le vieillard et le prêtre qui s'étaient constitués les gardiens du corps de la jeune fille.

Читатели, наверное, помнят, что аббат Бузони остался вдвоём с Нуартье в комнате Валентины и что старик и священник одни бодрствовали подле умершей.

Peut-être les exhortations chrétiennes de l'abbé, peut-être sa douce charité, peut-être sa parole persuasive avaient-elles rendu le courage au vieillard:

Быть может, христианские увещания аббата, его проникновенное милосердие, его убедительные речи вернули старику мужество:

car, depuis le moment où il avait pu conférer avec le prêtre, au lieu du désespoir qui s'était d'abord emparé de lui, tout, dans Noirtier, annonçait une grande résignation, un calme bien surprenant pour tous ceux qui se rappelaient l'affection profonde portée par lui à Valentine.

после того как священник поговорил с ним, в Нуартье вместо прежнего отчаяния появилось какое-то бесконечное смирение, странное спокойствие, немало удивлявшее тех, кто помнил его глубокую привязанность к Валентине.

M. de Villefort n'avait point revu le vieillard depuis le matin de cette mort.

Вильфор не видел старика со дня смерти дочери.

Toute la maison avait été renouvelée: un autre valet de chambre avait été engagé pour lui, un autre serviteur pour Noirtier; deux femmes étaient entrées au service de Mme de Villefort: tous, jusqu'au concierge et au cocher, offraient de nouveaux visages qui s'étaient dressés pour ainsi dire entre les différents maîtres de cette maison maudite et avaient intercepté les relations déjà assez froides qui existaient entre eux.

Весь дом был обновлён; для королевского прокурора был нанят другой камердинер, для Нуартье — другой слуга; в услужение к г-же де Вильфор поступили две новые горничные; все вокруг, вплоть до швейцара и кучера, были новые люди; они словно стали между хозяевами этого проклятого дома и окончательно прервали и без того уже холодные отношения между ними.

D'ailleurs les assises s'ouvraient dans trois jours, et Villefort, enfermé dans son cabinet, poursuivait avec une fiévreuse activité la procédure entamée contre l'assassin de Caderousse.

К тому же сессия суда открывалась через три дня, и Вильфор, запершись у себя в кабинете, лихорадочно и неутомимо подготовлял обвинение против убийцы Кадрусса.

Cette affaire, comme toutes celles auxquelles le comte de Monte-Cristo se trouvait mêlé, avait fait grand bruit dans le monde parisien.

Это дело, как и все, к чему имел отношение граф де Монте-Кристо, наделало много шуму в Париже.

Les preuves n'étaient pas convaincantes, puisqu'elles reposaient sur quelques mots écrits par un forçat mourant, ancien compagnon de bagne de celui qu'il accusait, et qui pouvait accuser son compagnon par haine ou par vengeance:

Улики не были бесспорны: они сводились к нескольким словам, написанным умирающим каторжником, бывшим товарищем обвиняемого, которого он мог оговорить из ненависти или из мести.

la conscience seule du magistrat s'était formée; le procureur du roi avait fini par se donner à lui-même cette terrible conviction que Benedetto était coupable, et il devait tirer de cette victoire difficile une de ces jouissances d'amour-propre qui seules réveillaient un peu les fibres de son cœur glacé.

Уверенность была только в сердце королевского прокурора: он пришёл к внутреннему убеждению, что Бенедетто виновен, и надеялся, что эта трудная победа принесёт ему радость удовлетворенного самолюбия, которая одна ещё сколько-нибудь оживляла его оледеневшую душу.

Le procès s'instruisait donc, grâce au travail incessant de Villefort, qui voulait en faire le début des prochaines assises; aussi avait-il été forcé de se celer plus que jamais pour éviter de répondre à la quantité prodigieuse de demandes qu'on lui adressait à l'effet d'obtenir des billets d'audience.

Следствие подходило к концу благодаря неустанной работе Вильфора, который хотел этим процессом открыть предстоящую сессию, и ему приходилось уединяться более чем когда-либо, чтобы уклониться от бесчисленных просьб о билетах на заседание.

Et puis si peu de temps s'était écoulé depuis que la pauvre Valentine avait été déposée dans la tombe, la douleur de la maison était encore si récente, que personne ne s'étonnait de voir le père aussi sévèrement absorbé dans son devoir, c'est-à-dire dans l'unique distraction qu'il pouvait trouver à son chagrin.

Кроме того, прошло ещё так мало времени с тех пор, как бедную Валентину опустили в могилу, скорбь в доме была ещё так свежа, что никого не удивляло, если отец так сурово отдавался исполнению долга: единственное, что помогало ему забыть своё горе.

Une seule fois, c'était le lendemain du jour où Benedetto avait reçu cette seconde visite de Bertuccio, dans laquelle celui-ci lui avait dû nommer son père, le lendemain de ce jour, qui était le dimanche, une seule fois, disons-nous, Villefort avait aperçu son père: c'était dans un moment où le magistrat, harassé de fatigue, était descendu dans le jardin de son hôtel, et sombre, courbé sous une implacable pensée, pareil à Tarquin abattant avec sa badine les têtes des pavots les plus élevés, M. de Villefort abattait avec sa canne les longues et mourantes tiges des roses trémières qui se dressaient le long des allées comme les spectres de ces fleurs si brillantes dans la saison qui venait de s'écouler.

Один лишь раз, на следующий день после того, как Бертуччо вторично пришёл к Бенедетто, чтобы назвать ему имя его отца, в воскресенье, — один лишь раз, повторяем, Вильфор увидел мельком старика Нуартье; утомлённый работой, он вышел в сад и, мрачный, согбенный под тяжестью неотступной думы, подобно Тарквинию, сбивающему палкой самые высокие маковые головки, сбивал своей тростью длинные увядающие стебли штокроз, возвышавшиеся вдоль аллей, словно призраки прекрасных цветов, благоухавших здесь летом.

Déjà plus d'une fois il avait touché le fond du jardin, c'est-à-dire cette fameuse grille donnant sur le clos abandonné, revenant toujours par la même allée, reprenant sa promenade du même pas et avec le même geste, quand ses yeux se portèrent machinalement vers la maison, dans laquelle il entendait jouer bruyamment son fils, revenu de la pension pour passer le dimanche et le lundi près de sa mère.

Уже несколько раз доходил он до конца сада, до памятных читателю ворот у пустующего огорода, и возвращался тем же шагом все по той же аллее, так же размахивая тростью, и тут его глаза случайно обратились к дому, где шумно резвился его сын, на два дня приехавший из пансиона к матери.

Dans ce moment il vit à l'une des fenêtres ouvertes M. Noirtier, qui s'était fait rouler dans son fauteuil jusqu'à cette fenêtre, pour jouir des derniers rayons d'un soleil encore chaud qui venaient saluer les fleurs mourantes des volubilis et les feuilles rougies des vignes vierges qui tapissaient le balcon.

И вот в одном из открытых окон он увидел Нуартье, который велел подкатить своё кресло к этому окну, чтобы погреться в последних лучах ещё тёплого солнца, которое прощально озаряло умирающие цветы вьюнков и багряные листья дикого винограда, вьющегося по балкону.

L'œil du vieillard était rivé pour ainsi dire sur un point que Villefort n'apercevait qu'imparfaitement.

Взгляд старика был прикован к чему-то, что Вильфор не мог разглядеть.

Ce regard de Noirtier était si haineux, si sauvage, si ardent d'impatience, que le procureur du roi, habile à saisir toutes les impressions de ce visage qu'il connaissait si bien, s'écarta de la ligne qu'il parcourait pour voir sur quelle personne tombait ce pesant regard.

Этот взгляд был полон такой исступленной ненависти, горел таким нетерпением, что королевский прокурор, умевший схватывать все выражения так хорошо ему знакомого лица, отошёл в сторону, чтобы посмотреть, на кого направлен этот уничтожающий взгляд.

Alors il vit, sous un massif de tilleuls aux branches déjà presque dégarnies, Mme de Villefort qui, assise, un livre à la main, interrompait de temps à autre sa lecture pour sourire à son fils ou lui renvoyer sa balle élastique qu'il lançait obstinément du salon dans le jardin.

Тогда он увидел под липами с почти уже обнажёнными ветвями г-жу де Вильфор, сидевшую с книгой в руках; время от времени она прерывала чтение, чтобы улыбнуться сыну или бросить ему обратно резиновый мячик, который он упрямо кидал из гостиной в сад.

Villefort pâlit, car il comprenait ce que voulait le vieillard.

Вильфор побледнел — он понимал, чего хочет старик.

Noirtier regardait toujours le même objet; mais soudain son regard se porta de la femme au mari, et ce fut Villefort lui-même qui eut à subir l'attaque de ces yeux foudroyants qui, en changeant d'objet, avaient aussi changé de langage, sans toutefois rien perdre de leur menaçante expression.

Вдруг взгляд Нуартье перенёсся на сына, и Вильфору самому пришлось выдержать натиск этого огненного взора, который, переменив направление, говорил уже о другом, но столь же грозно.

Mme de Villefort, étrangère à toutes ces passions dont les feux croisés passaient au-dessus de sa tête, retenait en ce moment la balle de son fils, lui faisant signe de la venir chercher avec un baiser; mais Édouard se fit prier longtemps; la caresse maternelle ne lui paraissait probablement pas une récompense suffisante au dérangement qu'il allait prendre. Enfin il se décida, sauta de la fenêtre au milieu d'un massif d'héliotropes et de reines-marguerites, et accourut à Mme de Villefort le front couvert de sueur.

Госпожа де Вильфор, не ведая о перекрёстном огне взглядов над её головой, только что поймала мячик и знаками подзывала сына прийти за ним, а заодно и за поцелуем, но Эдуар заставил себя долго упрашивать, потому что материнская ласка казалась ему, вероятно, недостаточной наградой за перерыв в игре; наконец он уступил, выпрыгнул в окно прямо на клумбу гелиотропов и китайских астр и, разгорячённый, подбежал к матери.

Mme de Villefort essuya son front, posa ses lèvres sur ce moite ivoire, et renvoya l'enfant avec sa balle dans une main et une poignée de bonbons dans l'autre.

Г-жа де Вильфор отёрла его гладкий, покрытый испариной лоб, поцеловала, и ребёнок, с мячиком в одной руке и пригоршней конфет в другой, побежал обратно.

Villefort, attiré par une invisible attraction, comme l'oiseau est attiré par le serpent, Villefort s'approcha de la maison; à mesure qu'il s'approchait, le regard de Noirtier s'abaissait en le suivant, et le feu de ses prunelles semblait prendre un tel degré d'incandescence, que Villefort se sentait dévoré par lui jusqu'au fond du cœur.

Вильфор, повинуясь неодолимой силе, словно птица, заворожённая взглядом змеи, направился к дому; по мере того как он приближался, глаза Нуартье опускались, следя за ним, и огонь его зрачков, все разгораясь, словно жёг самое сердце Вильфора.

En effet, on lisait dans ce regard un sanglant reproche en même temps qu'une terrible menace.

В этом взгляде он читал жестокий укор и беспощадную угрозу.

Alors les paupières et les yeux de Noirtier se levèrent au ciel comme s'il rappelait à son fils un serment oublié.

И вот Нуартье медленно поднял глаза к небу, словно напоминая сыну о забытой клятве.

«C'est bon! monsieur, répliqua Villefort au bas de la cour, c'est bon!

— Хорошо, сударь, — сказал, остановившись под окном, Вильфор. —

prenez patience un jour encore; ce que j'ai dit est dit.»

Потерпите. Потерпите ещё один день; я помню своё обещание.

Noirtier parut calmé par ces paroles, et ses yeux se tournèrent avec indifférence d'un autre côté.

Эти слова, видимо, успокоили Нуартье, и он равнодушно отвёл взгляд.

Villefort déboutonna violemment sa redingote qui l'étouffait, passa une main livide sur son front et rentra dans son cabinet.

Вильфор порывисто расстегнул душивший его ворот, провёл дрожащей рукой по лбу и вернулся в свой кабинет.

La nuit se passa froide et tranquille; tout le monde se coucha et dormit comme à l'ordinaire dans cette maison.

Ночь прошла, как обычно, в немом спокойствии, все в доме спали.

Seul, comme à l'ordinaire aussi, Villefort ne se coucha point en même temps que les autres, et travailla jusqu'à cinq heures du matin à revoir les derniers interrogatoires faits la veille par les magistrats instructeurs, à compulser les dépositions des témoins et à jeter de la netteté dans son acte d'accusation, l'un des plus énergiques et des plus habilement conçus qu'il eût encore dressés.

Один Вильфор, как всегда, не ложился и работал до пяти часов утра, просматривая последние допросы, снятые накануне следователями, сопоставляя показания свидетелей и внося ещё больше ясности в свой обвинительный акт, один из самых блестящих и убедительных, какие он когда-либо составлял.

C'était le lendemain lundi que devait avoir lieu la première séance des assises.

Наутро, в понедельник, должно было состояться первое заседание сессии.

Ce jour-là, Villefort le vit poindre blafard et sinistre, et sa lueur bleuâtre vint faire reluire sur le papier les lignes tracées à l'encre rouge.

Вильфор видел, как забрезжило это утро, бледное и зловещее, и в его голубоватом свете на бумаге заалели строки, написанные красными чернилами.

Le magistrat s'était endormi un instant tandis que sa lampe rendait les derniers soupirs: il se réveilla à ses pétillements, les doigts humides et empourprés comme s'il les eût trempés dans le sang.

Королевский прокурор прилёг на несколько минут; лампа догорала; он проснулся от её потрескивания и заметил, что пальцы его влажны и красны, словно обагрённые кровью.

Il ouvrit sa fenêtre:

Он открыл окно:

une grande bande orangée traversait au loin le ciel et coupait en deux les minces peupliers qui se profilaient en noir sur l'horizon.

длинная оранжевая полоса пересекала небо и словно разрезала пополам стройные тополя, выступавшие чёрными силуэтами на горизонте.

Dans le champ de luzerne, au-delà de la grille des marronniers, une alouette montait au ciel, en faisant entendre son chant clair et matinal.

Над заброшенным огородом, по ту сторону ворот, высоко взлетел жаворонок и залился звонкой утренней песней.

L'air humide de l'aube inonda la tête de Villefort et rafraîchit sa mémoire.

На Вильфора пахнуло утренней прохладой, и мысли его прояснились.

«Ce sera pour aujourd'hui, dit-il avec effort; aujourd'hui l'homme qui va tenir le glaive de la justice doit frapper partout où sont les coupables.»

— День суда настал, — сказал он с усилием, — сегодня тот, чья рука держит меч правосудия, должен сразить всех виновных.

Ses regards allèrent alors malgré lui chercher la fenêtre de Noirtier qui s'avançait en retour, la fenêtre où il avait vu le vieillard la veille.

Его взгляд невольно обратился к окну Нуартье, к тому окну, где он накануне видел старика.

Le rideau en était tiré.

Штора была спущена.

Et cependant l'image de son père lui était tellement présente qu'il s'adressa à cette fenêtre fermée comme si elle était ouverte, et que par cette ouverture il vit encore le vieillard menaçant.

И все же образ отца был для него так жив, что он обратился к этому тёмному окну, словно оно было отворено и из него смотрел грозный старик.

«Oui, murmura-t-il, oui, sois tranquille!»

— Да, — прошептал он, — да, будь спокоен!

Sa tête retomba sur sa poitrine, et, la tête ainsi inclinée, il fit quelques tours dans son cabinet, puis enfin il se jeta tout habillé sur un canapé, moins pour dormir que pour assouplir ses membres raidis par la fatigue et le froid du travail qui pénètre jusque dans la moelle des os.

Опустив голову, он несколько раз прошёлся по кабинету, потом, не раздеваясь, бросился на диван — не столько чтобы уснуть, сколько чтобы дать отдых телу, окоченевшему от усталости и от бессонной ночи за письменным столом.

Peu à peu tout le monde se réveilla.

Понемногу все в доме проснулись.

Villefort, de son cabinet, entendit les bruits successifs qui constituent pour ainsi dire la vie de la maison:

Вильфор из своего кабинета слышал, один за другим, привычные звуки, из которых слагается повседневная жизнь:

les portes mises en mouvement, le tintement de la sonnette de Mme de Villefort qui appelait sa femme de chambre, les premiers cris de l'enfant, qui se levait joyeux comme on se lève d'habitude à cet âge.

хлопанье дверей, дребезжание колокольчика г-жи де Вильфор, зовущей горничную, первые возгласы Эдуара, который пробудился радостный и весёлый, как пробуждаются в его годы.

Villefort sonna à son tour.

Вильфор, в свою очередь, тоже позвонил.

Son nouveau valet de chambre entra chez lui et lui apporta les journaux.

Новый камердинер вошёл и подал газеты.

En même temps que les journaux, il apporta une tasse de chocolat.

Вместе с газетами он принёс чашку шоколада.

«Que m'apportez-vous là?

— Что это? —

demanda Villefort.

спросил Вильфор.

—Une tasse de chocolat.

— Шоколад.

—Je ne l'ai point demandée.

— Я не просил.

Qui prend donc ce soin de moi?

Кто это позаботился обо мне?

—Madame; elle m'a dit que monsieur parlerait sans doute beaucoup aujourd'hui dans cette affaire d'assassinat et qu'il avait besoin de prendre des forces.»

— Госпожа де Вильфор. Она сказала, что вам надо подкрепиться, потому что сегодня слушается дело убийцы Бенедетто и вы будете много говорить.

Et le valet déposa sur la table dressée près du canapé, table, comme toutes les autres, chargée de papiers, la tasse de vermeil.

И камердинер поставил на стол у дивана, как и остальные столы, заваленный бумагами, золочёную чашку.

Le valet sortit.

Затем он вышел.

Villefort regarda un instant la tasse d'un air sombre, puis, tout à coup, il la prit avec un mouvement nerveux, et avala d'un seul trait le breuvage qu'elle contenait.

Вильфор мрачно посмотрел на чашку, потом вдруг взял её нервным движением и залпом выпил шоколад.

On eût dit qu'il espérait que ce breuvage était mortel et qu'il appelait la mort pour le délivrer d'un devoir qui lui commandait une chose bien plus difficile que de mourir.

Казалось, он надеялся, что этот напиток смертоносен, и призывал смерть, чтобы избавиться от долга, исполнить который для него было тяжёлее, чем умереть.

Puis il se leva et se promena dans son cabinet avec une espèce de sourire qui eût été terrible à voir si quelqu'un l'eût regardé.

Затем он встал и принялся ходить по кабинету, с улыбкой, которая ужаснула бы того, кто бы её увидел.

Le chocolat était inoffensif, et M. de Villefort n'éprouva rien.

Шоколад оказался безвреден.

L'heure du déjeuner arrivée, M. de Villefort ne parut point à table.

Когда настал час завтрака, Вильфор не вышел к столу.

Le valet de chambre rentra dans le cabinet.

Камердинер снова вошёл в кабинет.

«Madame fait prévenir monsieur, dit-il, que onze heures viennent de sonner et que l'audience est pour midi.

— Госпожа де Вильфор велела вам напомнить, сударь, что пробило одиннадцать часов и что заседание назначено в двенадцать…

—Eh bien, fit Villefort, après?

— Ну и что же? — сказал Вильфор.

—Madame a fait sa toilette: elle est toute prête, et demande si elle accompagnera monsieur?

— Госпожа уже одевается и спрашивает, поедет ли она вместе с вами?

—Où cela?

— Куда?

—Au Palais.

— В суд.

—Pour quoi faire?

— Зачем?

—Madame dit qu'elle désire beaucoup assister à cette séance. —Ah!

— Ваша супруга говорит, что ей очень хочется присутствовать на этом заседании.

dit Villefort avec un accent presque effrayant, elle désire cela!»

— Ах, ей этого хочется! — сказал Вильфор зловещим тоном.

Le domestique recula d'un pas et dit:

Камердинер отступил на шаг.

«Si monsieur désire sortir seul, je vais le dire à madame.»

— Если вы желаете ехать один, я так передам госпоже, — сказал он.

Villefort resta un instant muet; il creusait avec ses ongles sa joue pâle sur laquelle tranchait sa barbe d'un noir d'ébène.

Вильфор помолчал, нервно царапая ногтями бледную щеку, окаймлённую чёрной как смоль бородой.

«Dites à madame, répondit-il enfin, que je désire lui parler, et que je la prie de m'attendre chez elle.

— Передайте госпоже де Вильфор, — ответил он наконец, — что я хочу с ней поговорить и прошу её подождать меня у себя.

—Oui, monsieur.

— Слушаю, сударь.

—Puis revenez me raser et m'habiller.

— А потом придёте побрить меня и поможете одеться.

—À l'instant.»

— Сию минуту.

Le valet de chambre disparut en effet pour reparaître, rasa Villefort et l'habilla solennellement de noir.

Камердинер вышел, потом вернулся, побрил Вильфора и одел во все чёрное.

Puis lorsqu'il eut fini:

Затем он доложил:

«Madame a dit qu'elle attendait monsieur aussitôt sa toilette achevée, dit-il.

— Госпожа де Вильфор сказала, что она вас ждёт.

—J'y vais.»

— Я иду.

Et Villefort, les dossiers sous le bras, son chapeau à la main, se dirigea vers l'appartement de sa femme.

И Вильфор с папками под мышкой, с шляпой в руке направился к комнатам жены.

À la porte, il s'arrêta un instant et essuya avec son mouchoir la sueur qui coulait sur son front livide.

У дверей он остановился и отёр пот с бледного лба.

Puis il poussa la porte.

Затем он открыл дверь.

Mme de Villefort était assise sur une ottomane, feuilletant avec impatience des journaux et des brochures que le jeune Édouard s'amusait à mettre en pièces avant même que sa mère eût eu le temps d'en achever la lecture.

Госпожа де Вильфор сидела на оттоманке, нетерпеливо перелистывая журналы и брошюры^ которые Эдуар, забавляясь, рвал на куски, даже не давая матери их дочитать.

Elle était complètement habillée pour sortir; son chapeau l'attendait posé sur un fauteuil; elle avait mis ses gants.

Она была готова к выезду: руки были в перчатках, шляпа лежала на кресле.

«Ah! vous voici, monsieur, dit-elle de sa voix naturelle et calme; mon Dieu!

— А, вот и вы, сударь, — сказала она спокойно и непринуждённо. —

êtes-vous assez pâle, monsieur!

Боже мой, до чего вы бледны!

Vous avez donc encore travaillé toute la nuit?

Вы опять работали всю ночь?

Pourquoi donc n'êtes-vous pas venu déjeuner avec nous?

Почему вы не пришли позавтракать с нами?

Eh bien, m'emmenez-vous, ou irai-je seule avec Édouard?»

Ну что же, берете вы меня с собой или я поеду одна с Эдуаром?

Mme de Villefort avait, comme on le voit, multiplié les demandes pour obtenir une réponse; mais à toutes ces demandes M. de Villefort était resté froid et muet comme une statue.

Госпожа де Вильфор, как мы видим, задала множество вопросов, рассчитывая на один лишь ответ, но Вильфор стоял перед ней неподвижно, немой, как изваяние.

«Édouard, dit Villefort en fixant sur l'enfant un regard impérieux, allez jouer au salon, mon ami, il faut que je parle à votre mère.»

— Эдуар, — сказал он наконец, повелительно глядя на мальчика, — пойди поиграй в гостиной, мой друг, мне нужно поговорить с твоей матерью.

Mme de Villefort, voyant cette froide contenance, ce ton résolu, ces apprêts préliminaires étranges, tressaillit.

Госпожа де Вильфор вздрогнула: холодная сдержанность мужа, его решительный тон и странное вступление испугали её.

Édouard avait levé la tête, avait regardé sa mère, puis, voyant qu'elle ne confirmait point l'ordre de M. de Villefort, il s'était remis à couper la tête à ses soldats de plomb.

Эдуар поднял голову, посмотрел на мать и, видя, что она не подтверждает приказа Вильфора, продолжал резать головы своим оловянным солдатикам.

«Édouard!

— Эдуар! —

cria M. de Villefort si rudement que l'enfant bondit sur le tapis, m'entendez-vous?

крикнул Вильфор так резко, что мальчик подскочил. — Ты слышишь?

allez!»

Ступай!

L'enfant, à qui ce traitement était peu habituel, se releva debout et pâlit; il eût été difficile de dire si c'était de colère ou de peur.

Ребёнок, не привыкший к такому обращению, встал, он весь побледнел, трудно было бы сказать — от злости или от страха.

Son père alla à lui, le prit par le bras, et le baisa au front.

Отец подошёл к нему, взял его за локоть и поцеловал в лоб.

«Va, dit-il, mon enfant, va!»

— Иди, дитя моё, иди! — сказал он.

Édouard sortit.

Эдуар вышел.

M. de Villefort alla à la porte et la ferma derrière lui au verrou.

Вильфор подошёл к двери и запер её на задвижку.

«Ô mon Dieu! fit la jeune femme en regardant son mari jusqu'au fond de l'âme et en ébauchant un sourire que glaça l'impassibilité de Villefort, qu'y a-t-il donc?

— Боже мой, — сказала г-жа де Вильфор, стараясь прочесть мысли мужа; на губах её появилось подобие улыбки, которая тотчас же застыла под бесстрастным взглядом Вильфора. —

—Madame, où mettez-vous le poison dont vous vous servez d'habitude?»

Боже мой, что случилось? — Сударыня, где вы храните яд, которым вы обычно пользуетесь? —

articula nettement et sans préambule le magistrat, placé entre sa femme et la porte.

отчётливо и без всяких предисловий произнёс королевский прокурор.

Mme de Villefort éprouva ce que doit éprouver l'alouette lorsqu'elle voit le milan resserrer au-dessus de sa tête ses cercles meurtriers.

Госпожа де Вильфор вся затрепетала, точно жаворонок, над которым коршун суживает смертоносные круги.

Un son rauque, brisé, qui n'était ni un cri ni un soupir, s'échappa de la poitrine de Mme de Villefort qui pâlit jusqu'à la lividité.

Хриплый, надтреснутый звук — не крик и не вздох — вырвался из груди побледневшей до синевы г-жи де Вильфор.

«Monsieur, dit-elle, je...

— Я…

je ne comprends pas.»

я вас не понимаю, — сказала она.

Et comme elle s'était soulevée dans un paroxysme de terreur, dans un second paroxysme plus fort sans doute que le premier, elle se laissa retomber sur les coussins du sofa.

Почувствовав ужас, она хотела встать, однако новый порыв ужаса, ещё более сильный, заставил её снова опуститься на подушки оттоманки.

«Je vous demandais, continua Villefort d'une voix parfaitement calme, en quel endroit vous cachiez le poison à l'aide duquel vous avez tué mon beau-père M. de Saint-Méran, ma belle-mère, Barrois et ma fille Valentine. —Ah!

— Я вас спрашиваю, — невозмутимо продолжал Вильфор ровным голосом, — где вы прячете яд, которым вы отравили моего тестя маркиза де Сен-Меран, мою тёщу, Барруа и мою дочь Валентину?

monsieur, s'écria Mme de Villefort en joignant les mains, que dites-vous?

— Что вы говорите, сударь? — воскликнула г-жа де Вильфор, ломая руки.

—Ce n'est point à vous de m'interroger, mais de répondre.

— Ваше дело не спрашивать, но отвечать.

—Est-ce au mari ou au juge?

— Мужу или судье? —

balbutia Mme de Villefort.

пролепетала г-жа де Вильфор.

—Au juge, madame! au juge!»

— Судье, сударыня!

C'était un spectacle effrayant que la pâleur de cette femme, l'angoisse de son regard, le tremblement de tout son corps.

Страшное зрелище являла эта женщина, смертельно бледная, трепещущая, с отчаянием во взоре.

«Ah!

— О сударь…

monsieur!

сударь… —

murmura-t-elle, ah!

пробормотала она.

monsieur!... et ce fut tout.

И это было все.

—Vous ne répondez pas, madame!»

— Вы мне не отвечаете, сударыня! —

s'écria le terrible interrogateur.

воскликнул грозный обличитель.

Puis il ajouta, avec un sourire plus effrayant encore que sa colère:

Потом добавил, с улыбкой, ещё более ужасной, чем его гнев: —

«Il est vrai que vous ne niez pas!»

Правда, вы и не отпираетесь!

Elle fit un mouvement.

Она сделала движение.

«Et vous ne pourriez nier, ajouta Villefort, en étendant la main vers elle comme pour la saisir au nom de la justice; vous avez accompli ces différents crimes avec une impudente adresse, mais qui cependant ne pouvait tromper que les gens disposés par leur affection à s'aveugler sur votre compte.

— Да вы и не могли бы отрицать свою вину, — добавил Вильфор, простирая к ней руку, словно готовый от имени правосудия её схватить. — Вы совершили все эти преступления с беспримерным коварством, которое, однако, могло обмануть только пристрастных к вам людей.

Dès la mort de Mme de Saint-Méran, j'ai su qu'il existait un empoisonneur dans ma maison:

Начиная со смерти маркизы де Сен-Меран я уже знал, что в моем доме есть отправитель; д’Авриньи предупредил меня об этом.

M. d'Avrigny m'en avait prévenu; après la mort de Barrois, Dieu me pardonne! mes soupçons se sont portés sur quelqu'un, sur un ange!

После смерти Барруа, да простит меня Бог, мои подозрения пали на ангела!

mes soupçons qui, même là où il n'y a pas de crime, veillent sans cesse allumés au fond de mon cœur; mais après la mort de Valentine il n'y a plus eu de doute pour moi, madame, et non seulement pour moi, mais encore pour d'autres; ainsi votre crime, connu de deux personnes maintenant, soupçonné par plusieurs, va devenir public; et, comme je vous le disais tout à l'heure, madame, ce n'est plus un mari qui vous parle, c'est un juge!»

Даже когда нет явного преступления, подозрение всегда тлеет в моей душе, но после смерти Валентины у меня уже не оставалось сомнений, сударыня, и не только у меня, но и у других. Таким образом, ваше преступление, известное теперь двоим, подозреваемое многими, станет гласным; и, как я вам уже сказал, сударыня, с вами говорит теперь не муж, а судья!

La jeune femme cacha son visage dans ses deux mains.

Молодая женщина закрыла лицо руками.

«Ô monsieur! balbutia-t-elle, je vous en supplie, ne croyez pas les apparences!

— Не верьте внешним признакам, умоляю вас, — прошептала она.

—Seriez-vous lâche?

— Неужели вы так малодушны? —

s'écria Villefort d'une voix méprisante.

воскликнул с презрением Вильфор. —

En effet, j'ai toujours remarqué que les empoisonneurs étaient lâches.

Правда, я всегда замечал, что отравители малодушны.

Seriez-vous lâche, vous qui avez eu l'affreux courage de voir expirer devant vous deux vieillards et une jeune fille assassinés pareille? —Monsieur!

Ведь у вас хватило мужества видеть, как умирали два старика и невинная девушка, убитые вами!

monsieur!

— Сударь!

—Seriez-vous lâche, continua Villefort avec une exaltation croissante, vous qui avez compté une à une les minutes de quatre agonies, vous qui avez combiné vos plans infernaux et remué vos breuvages infâmes avec une habileté et une précision si miraculeuses?

— Неужели вы так малодушны? — продолжал Вильфор с возрастающим жаром. — Ведь вы считали минуты четырёх агоний, вы составляли ваши дьявольские планы, готовили ваше гнусное зелье с таким изумительным искусством и уверенностью!

Vous qui avez si bien combiné tout, auriez-vous donc oublié de calculer une seule chose, c'est-à-dire où pouvait vous mener la révélation de vos crimes?

Вы так прекрасно все рассчитали; как же вы забыли о том, куда вас может привести разоблачение ваших преступлений? Этого не может быть:

Oh! c'est impossible, cela, et vous avez gardé quelque poison plus doux, plus subtil et plus meurtrier que les autres pour échapper au châtiment qui vous était dû...

вы, наверно, приберегли самый сладостный, самый быстрый и самый верный яд, чтобы избегнуть заслуженной кары…

Vous avez fait cela, je l'espère du moins?»

Вы это сделали, я надеюсь?

Mme de Villefort tordit ses mains et tomba à genoux.

Госпожа де Вильфор заломила руки и упала на колени.

«Je sais bien... je sais bien, dit-il, vous avouez; mais l'aveu fait à des juges, l'aveu fait au dernier moment, l'aveu fait quand on ne peut plus nier, cet aveu ne diminue en rien le châtiment qu'ils infligent au coupable.

— Я вижу, вы сознаетесь, — сказал он, — но признание, сделанное судьям, признание, сделанное в последний миг, когда отрицать уже невозможно, — такое признание ни в какой мере не может смягчить кару.

—Le châtiment!

— Кара? —

s'écria Mme de Villefort, le châtiment!

воскликнула г-жа де Вильфор. —

monsieur, voilà deux fois que vous prononcez ce mot?

Вы уже второй раз произносите это слово!

—Sans doute.

— Конечно.

Est-ce parce que vous étiez quatre fois coupable que vous avez cru y échapper?

Уж не потому ли, что вы четырежды виновны, думали вы избежать её?

Est-ce parce que vous êtes la femme de celui qui requiert ce châtiment, que vous avez cru que ce châtiment s'écarterait?

Уж не потому ли, что вы жена того, кто требует этой кары, думали вы, что она минует вас?

Non, madame, non!

Нет, сударыня!

Quelle qu'elle soit, l'échafaud attend l'empoisonneuse, si surtout, comme je vous le disais tout à l'heure, l'empoisonneuse n'a pas eu le soin de conserver pour elle quelques gouttes de son plus sûr poison.»

Отравительницу, кто бы она ни была, ждёт эшафот, если только, повторяю, отравительница не позаботилась приберечь для себя несколько капель самого верного яда.

Mme de Villefort poussa un cri sauvage, et la terreur hideuse et indomptable envahit ses traits décomposés.

Госпожа де Вильфор дико вскрикнула, и безобразный, всепоглощающий ужас исказил её черты.

«Oh! ne craignez pas l'échafaud, madame, dit le magistrat, je ne veux pas vous déshonorer, car ce serait me déshonorer moi-même; non, au contraire, si vous m'avez bien entendu, vous devez comprendre que vous ne pouvez mourir sur l'échafaud.

— Не бойтесь, я не требую, чтобы вы взошли на эшафот, — сказал королевский прокурор, — я не хочу вашего позора, он был бы и моим позором; напротив, вы должны были понять из моих слов, что вы не можете умереть на эшафоте.

—Non, je n'ai pas compris; que voulez-vous dire?

— Нет, я не поняла; что вы хотите сказать? —

balbutia la malheureuse femme complètement atterrée.

еле слышно пролепетала несчастная.

—Je veux dire que la femme du premier magistrat de la capitale ne chargera pas de son infamie un nom demeuré sans tache, et ne déshonorera pas du même coup son mari et son enfant.

— Я хочу сказать, что жена королевского прокурора не захочет запятнать своей низостью безупречное имя и не обесчестит своего мужа и сына.

—Non! oh! non.

— Нет, о нет!

—Eh bien, madame! ce sera une bonne action de votre part, et de cette bonne action je vous remercie.

— Этим вы совершите доброе дело, сударыня, и я благодарен вам.

—Vous me remerciez!

— Благодарны?

et de quoi?

За что?

—De ce que vous venez de dire.

— За то, что вы сейчас сказали.

—Qu'ai-je dit!

— Что я сказала?

j'ai la tête perdue; je ne comprends plus rien, mon Dieu!

Я не знаю, ничего не понимаю.

mon Dieu!»

Боже мой!

Et elle se leva les cheveux épars, les lèvres écumantes.

И она вскочила, страшная, растрёпанная, с пеной на губах.

«Vous avez répondu, madame, à cette question que je vous fis en entrant ici:

— Сударыня, вы не ответили на вопрос, который я вам задал, когда вошёл сюда:

Où est le poison dont vous vous servez d'habitude, madame?»

где яд, который вы обычно пользуетесь?

Mme de Villefort leva les bras au ciel et serra convulsivement ses mains l'une contre l'autre.

Госпожа де Вильфор воздела к небесам судорожно стиснутые руки.

«Non, non, vociféra-t-elle, non, vous ne voulez point cela!

— Нет, нет, вы этого не хотите! — дико закричала она.

—Ce que je ne veux pas, madame, c'est que vous périssiez sur un échafaud, entendez-vous?

— Я не хочу только одного, сударыня, — чтобы вы погибли на эшафоте, слышите? —

répondit Villefort.

отвечал Вильфор.

—Oh! monsieur, grâce!

— Сжальтесь!

—Ce que je veux, c'est que justice soit faite.

— Я хочу, чтобы правосудие свершилось.

Je suis sur terre pour punir, madame, ajouta-t-il avec un regard flamboyant; à toute autre femme, fût-ce à une reine, j'enverrais le bourreau; mais à vous je serai miséricordieux.

Мой долг на земле — карать, — добавил он со сверкающим взглядом. — Всякой другой женщине, будь она даже королева, я послал бы палача, но к вам я буду милосерден.

À vous je dis:

Вам я говорю:

n'est-ce pas, madame, que vous avez conservé quelques gouttes de votre poison le plus doux, le plus prompt et le plus sûr?

сударыня, ведь вы приберегли несколько капель вашего самого нежного, самого быстрого и самого верного яда?

—Oh! pardonnez-moi, monsieur, laissez-moi vivre!

— Пощадите, оставьте мне жизнь!

—Elle est lâche!

— Как все-таки вы малодушны! —

dit Villefort.

сказал Вильфор.

—Songez que je suis votre femme!

— Вспомните, я ваша жена!