Уже четыре года, как Иван Федорович Шпонька в отставке и живет в хуторе своём Вытребеньках.

It is four years since Ivan Fiodorovich retired from the army and came to live on his farm Vytrebenki.

Когда был он ещё Ванюшею, то обучался в гадячском поветовом училище, и надобно сказать, что был преблагонравный и престарательный мальчик.

When he was still Vanyusha, he was at the Gadyach district school, and I must say he was a very well-behaved and industrious boy.

Учитель российской грамматики, Никифор Тимофеевич Деепричастие, говаривал, что если бы все у него были так старательны, как Шпонька, то он не носил бы с собою в класс кленовой линейки, которою, как сам он признавался, уставал бить по рукам ленивцев и шалунов.

Nikifor Timofeevich Deeprichastie the teacher of Russian grammar, used to say that if all the boys had been as anxious to do their best as Shponka, he would not have brought into the classroom the maplewood ruler with which, as he confessed, he was tired of hitting the lazy and mischievous boys’ hands.

Тетрадка у него всегда была чистенькая, кругом облинеенная, нигде ни пятнышка.

Vanyusha’s exercise book was always neat, with a ruled margin, and not the tiniest blot anywhere.

Сидел он всегда смирно, сложив руки и уставив глаза на учителя, и никогда не привешивал сидевшему впереди его товарищу на спину бумажек, не резал скамьи и не играл до прихода учителя в тесной бабы.

He always sat quietly with his arms folded and his eyes fixed on the teacher, and he never used to stick scraps of paper on the back of the boy sitting in front of him, never cut the bench, and never played at shoving the other boys off the bench before the teacher came in.

Когда кому нужда была в ножике очинить перо, то он немедленно обращался к Ивану Федоровичу, зная, что у него всегда водился ножик; и Иван Федорович, тогда ещё просто Ванюша, вынимал его из небольшого кожаного чехольчика, привязанного к петле своего серенького сюртука, и просил только не скоблить пера остриём ножика, уверяя, что для этого есть тупая сторона.

If anyone wanted a penknife to sharpen his quill, he immediately asked Ivan Fiodorovich, knowing that he always had a penknife, and Ivan Fiodorovich, then called simply Vanyusha, would take it out of a little leather case attached to a buttonhole of his gray coat, and would only request that the sharp edge should not be used for scraping the quill, pointing out that there was a blunt side for the purpose.

Такое благонравие скоро привлекло на него внимание даже самого учителя латинского языка, которого один кашель в сенях, прежде нежели высовывалась в дверь его фризовая шинель и лицо, изукрашенное оспою, наводил страх на весь класс.

Such good conduct soon attracted the attention of the Latin teacher, whose cough in the passage was enough to reduce the class to terror, even before his frieze coat and pockmarked face had appeared in the doorway.

Этот страшный учитель, у которого на кафедре всегда лежало два пучка розг и половина слушателей стояла на коленях, сделал Ивана Федоровича аудитором, несмотря на то что в классе было много с гораздо лучшими способностями.

This terrifying teacher, who always had two birches lying on his desk and half of whose pupils were always on their knees, made Ivan Fiodorovich monitor, although there were many boys in the class of much greater ability.

Тут не можно пропустить одного случая, сделавшего влияние на всю его жизнь.

Here I cannot omit an incident which had an influence on the whole of his future life.

Один из вверенных ему учеников, чтобы склонить своего аудитора написать ему в списке scit, тогда как он своего урока в зуб не знал, принёс в класс завёрнутый в бумагу, облитый маслом блин.

One of the boys entrusted to his charge tried to induce his monitor to write scit on his report, though he had not learned his lesson, by bringing into class a pancake soaked in butter and wrapped in paper.

Иван Федорович, хотя и держался справедливости, но на эту пору был голоден и не мог противиться обольщению: взял блин, поставил перед собою книгу и начал есть. И так был занят этим, что даже не заметил, как в классе сделалась вдруг мёртвая тишина.

Though Ivan Fiodorovich was usually conscientious, on this occasion he was hungry and could not resist the temptation; he took the pancake, held a book up before him, and began eating it, and he was so absorbed in this occupation that he did not observe that a deathly silence had fallen upon the class.

Тогда только с ужасом очнулся он, когда страшная рука, протянувшись из фризовой шинели, ухватила его за ухо и вытащила на средину класса.

He woke up with horror only when a terrible hand protruding from a frieze overcoat seized him by the ear and dragged him into the middle of the room.

«Подай сюда блин!

“Hand over that pancake!

Подай, говорят тебе, негодяй!» —

Hand it over, I tell you, you rascal!”

сказал грозный учитель, схватил пальцами масляный блин и выбросил его за окно, строго запретив бегавшим по двору школьникам поднимать его.

said the terrifying teacher; he seized the buttery pancake in his fingers and flung it out of the window, sternly forbidding the boys running about in the yard to pick it up.

После этого тут же высек он пребольно Ивана Федоровича по рукам. И дело: руки виноваты, зачем брали, а не другая часть тела.

Then he proceeded on the spot to whack Ivan Fiodorovich very painfully on the hands; and quite rightly—the hands were responsible for taking it and no other part of the body.

Как бы то ни было, только с этих пор робость, и без того неразлучная с ним, увеличилась ещё более.

Anyway, the timidity which had always been characteristic of him was more marked from that time forward.

Может быть, это самое происшествие было причиною того, что он не имел никогда желания вступить в штатскую службу, видя на опыте, что не всегда удаётся хоронить концы.

Possibly the same incident was the explanation of his feeling no desire to enter the civil service, having learned by experience that one is not always successful in hiding one’s misdeeds.

Было уже ему без малого пятнадцать лет, когда перешёл он во второй класс, где вместо сокращённого катехизиса и четырёх правил арифметики принялся он за пространный, за книгу о должностях человека и за дроби.

He was very nearly fifteen when he advanced to the second class, where instead of the four rules of arithmetic and the abridged catechism, he went on to the unabridged one, the book describing the duties of man, and fractions.

Но, увидевши, что чем дальше в лес, тем больше дров, и получивши известие, что батюшка приказал долго жить, пробыл ещё два года и, с согласия матушки, вступил потом в П пехотный полк.

But seeing that the further you went into the forest the thicker the wood became, and receiving the news that his father had departed this life, he stayed only two years longer at school, and with his mother’s consent went into the P—infantry regiment.

П пехотный полк был совсем не такого сорта, к какому принадлежат многие пехотные полки; и, несмотря на то, что он большею частию стоял по деревням, однако ж был на такой ноге, что не уступал иным и кавалерийским.

The P—infantry regiment was not at all of the class to which many infantry regiments belong, and, although it was for the most part stationed in villages, it was in no way inferior to many cavalry regiments.

Большая часть офицеров пила выморозки и умела таскать жидов за пейсики не хуже гусаров; несколько человек даже танцевали мазурку, и полковник П полка никогда не упускал случая заметить об этом, разговаривая с кем-нибудь в обществе.

The majority of the officers drank hard and were really as good at dragging Jews around by their earlocks as any Hussars; some of them even danced the mazurka, and the colonel of the regiment never missed an opportunity of mentioning the fact when he was talking to anyone in company.

«У меня-с, — говорил он обыкновенно, трепля себя по брюху после каждого слова, — многие пляшут-с мазурку; весьма многие-с; очень многие-с».

“Among my officers,” he used to say, patting himself on the belly after every word, “a number dance the mazurka, quite a number of them, really a great number of them indeed.”

Чтоб ещё более показать читателям образованность П пехотного полка, мы прибавим, что двое из офицеров были страшные игроки в банк и проигрывали мундир, фуражку, шинель, темляк и даже исподнее платье, что не везде и между кавалеристами можно сыскать.

To show our readers the degree of culture of the P—infantry regiment, we must add that two of the officers were passionately fond of the game of bank and used to gamble away their uniforms, caps, overcoats, sword knots, and even their underclothes, which is more than you could say about every cavalry regiment.

Обхождение с такими товарищами, однако же, ничуть не уменьшило робости Ивана Федоровича. И так как он не пил выморозок, предпочитая им рюмку водки пред обедом и ужином, не танцевал мазурки и не играл в банк, то, натурально, должен был всегда оставаться один.

Contact with such comrades did not, however, diminish Ivan Fiodorovich’s timidity; and as he did not drink hard liquor, preferring instead a wineglassful of ordinary vodka before dinner and supper, did not dance the mazurka or play bank, naturally he was bound to be always left alone.

Таким образом, когда другие разъезжали на обывательских по мелким помещикам, он, сидя на своей квартире, упражнялся в занятиях, сродных одной кроткой и доброй душе:

And so it came to pass that while the others were driving about with hired horses, visiting the less important landowners, he, sitting at home, spent his time in pursuits peculiar to a mild and gentle soul:

то чистил пуговицы, то читал гадательную книгу, то ставил мышеловки по углам своей комнаты, то, наконец, скинувши мундир, лежал на постеле.

he either polished his buttons, or read a fortunetelling book or set mousetraps in the corners of his room, or failing everything he would take off his uniform and lie on his bed.

Зато не было никого исправнее Ивана Федоровича в полку. И взводом своим он так командовал, что ротный командир всегда ставил его в образец.

On the other hand, no one in the regiment was more punctual in his duties than Ivan Fiodorovich, and he drilled his platoon in such a way that the commander of the company always held him up as a model to the others.

Зато в скором времени, спустя одиннадцать лет после получения прапорщичьего чина, произведён он был в подпоручики.

Consequently in a short time, only eleven years after becoming an ensign, he was promoted to be a second lieutenant.

В продолжение этого времени он получил известие, что матушка скончалась; а тетушка, родная сестра матушки, которую он знал только потому, что она привозила ему в детстве и посылала даже в Гадяч сушеные груши и деланные ею самою превкусные пряники (с матушкой она была в ссоре, и потому Иван Федорович после не видал её), — эта тетушка, по своему добродушию, взялась управлять небольшим его имением, о чем известила его в своё время письмом.

During that time he had received the news that his mother was dead, and his aunt, his mother’s sister, whom he only knew from her bringing him in his childhood—and even sending him when he was at Gadyach—dried pears and extremely nice honeycakes which she made herself (she was on bad terms with his mother and so Ivan Fiodorovich had not seen her in later years), this aunt, in the goodness of her heart, undertook to look after his little estate and in due time informed him of the fact by letter.

Иван Федорович, будучи совершенно уверен в благоразумии тетушки, начал по-прежнему исполнять свою службу.

Ivan Fiodorovich, having the fullest confidence in his aunt’s good sense, continued to perform his duties as before.

Иной на его месте, получивши такой чин, возгордился бы; но гордость совершенно была ему неизвестна, и, сделавшись подпоручиком, он был тот же самый Иван Федорович, каким был некогда и в прапорщичьем чине.

Some men in his position would have grown conceited at such promotion, but pride was a feeling of which he knew nothing, and as lieutenant he was the same Ivan Fiodorovich as he had been when an ensign.

Пробыв четыре года после этого замечательного для него события, он готовился выступить вместе с полком из Могилёвской губернии в Великороссию, как получил письмо такого содержания:

He spent another four years in the regiment after his promotion, an event of great importance to him, and was about to leave the Mogiliov district for Great Russia with his regiment when he received a letter as follows:

«Любезный племянник,

MY DEAR NEPHEW, IVAN FIODOROVICH, I am sending you some linen:

Иван Федорович! Посылаю тебе белье: пять пар нитяных карпеток и четыре рубашки тонкого холста; да ещё хочу поговорить с тобою о деле: так как ты уже имеешь чин немаловажный, что, думаю, тебе известно, и пришёл в такие лета, что пора и хозяйством позаняться, то в воинской службе тебе незачем более служить.

five pairs of socks and four shirts of fine linen; and what is more I want to talk to you of something serious; since you have already a rank of some importance, as I suppose you are aware, and have reached a time of life when it is fitting to take up the management of your land, there is no reason for you to remain longer in military service.

Я уже стара и не могу всего присмотреть в твоём хозяйстве; да и действительно, многое притом имею тебе открыть лично.

I am getting old and can no longer see to everything on your farm; and in fact there is a great deal that I want to talk to you about in person.

Приезжай, Ванюша; в ожидании подлинного удовольствия тебя видеть, остаюсь многолюбящая твоя тетка

Come, Vanyusha! Looking forward to the real pleasure of seeing you, I remain your very affectionate aunt VASILISA TSUPCHEVSKA

Василиса Цупчевська. Чудная в огороде у нас выросла репа: больше похожа на картофель, чем на репу».

P.S.—There is a wonderful turnip in our vegetable garden, more like a potato than a turnip.

Через неделю после получения этого письма Иван Федорович написал такой ответ:

A week after receiving this letter Ivan Fiodorovich wrote an answer as follows:

«Милостивая государыня, тетушка

HONORED MADAM, AUNTIE, VASILISA KASHPOROVNA,

Василиса Кашпоровна! Много благодарю вас за присылку белья.

Thank you very much for sending the linen.

Особенно карпетки у меня очень старые, что даже денщик штопал их четыре раза и очень оттого стали узкие.

My socks especially are very old; my orderly has darned them four times and that has made them very tight.

Насчёт вашего мнения о моей службе я совершенно согласен с вами и третьего дня подал в отставку.

As to your views in regard to my service in the army, I completely agree with you, and the day before yesterday I sent in my papers.

А как только получу увольнение, то найму извозчика.

As soon as I get my discharge I will engage a chaise.

Прежней вашей комиссии, насчёт семян пшеницы, сибирской арнаутки, не мог исполнить: во всей Могилёвской губернии нет такой.

As to your commission in regard to the wheat seed and Siberian grain, I cannot carry it out; there is none in all the Mogiliov province.

Свиней же здесь кормят большею частию брагой, подмешивая немного выигравшегося пива.

Pigs here are mostly fed on brewers’ grains together with a little beer when it has grown flat.

С совершенным почтением, милостивая государыня тетушка, пребываю племянником

With the greatest respect, honored madam and auntie, I remain your nephew IVAN SHPONKA

Иваном Шпонькою». Наконец Иван Федорович получил отставку с чином поручика, нанял за сорок рублей жида от Могилева до Гадяча и сел в кибитку в то самое время, когда деревья оделись молодыми, ещё редкими листьями, вся земля ярко зазеленела свежею зеленью и по всему полю пахло весною.

At last Ivan Fiodorovich received his discharge with the grade of lieutenant, hired for forty rubles a Jew to drive from Mogiliov to Gadyach, and set off in the chaise just at the time when the trees are clothed with young and still scanty leaves, the whole earth is bright with fresh green, and there is the fragrance of spring over all the fields.