Reading room | T.E.Lawrence | Seven Pillars of Wisdom | 📋 | 📖 | 🔀 | English ⇄ Russian

Глава LXXXII

Shamefaced with triumph?—which was not so much a triumph as homage by Allenby to the mastering spirit of the place?—we drove back to Shea’s headquarters. The aides pushed about, and from great baskets drew a lunch, varied, elaborate and succulent.

Пристыженные триумфальным парадом — который был не столько триумфом, сколько данью уважения Алленби к духу этих мест — мы вернулись в штаб Ши. Адъютанты толклись вокруг и извлекали из больших корзин завтрак, разнообразный, тщательно приготовленный и сочный.

On us fell a short space of quiet, to be shattered by Monsieur Picot, the French political representative permitted by Allenby to march beside Clayton in the entry, who said in his fluting voice:

Тишину, снизошедшую на нас, прервал месье Пико, французский политический представитель, допущенный Алленби к параду рядом с Клейтоном во время вступления в город, который произнёс сладчайшим голосом:

“And tomorrow, my dear general, I will take the necessary steps to set up civil government in this town.”

«А завтра, дорогой генерал, я предприму необходимые шаги к утверждению гражданского правительства в этом городе».

It was the bravest word on record; a silence followed, as when they opened the seventh seal in heaven.

Это было самое смелое заявление за всю историю; последовала тишина, как будто на небесах была сломана седьмая печать.

Salad, chicken mayonnaise and foie gras sandwiches hung in our wet mouths unmunched, while we turned to Allenby and gaped.

Салат, цыплята под майонезом и фуа-гра застряли у нас во рту непрожёванными, и мы повернулись к Алленби, раскрыв рты.

Even he seemed for the moment at a loss.

Даже он, казалось, на миг растерялся.

We began to fear that the idol might betray a frailty. But his face grew red:

Мы чуть не испугались, что кумир может обнаружить слабость.

he swallowed, his chin coming forward (in the way we loved), whilst he said, grimly, “In the military zone the only authority is that of the Commander-in-Chief?—

Но лицо его покраснело; он сглотнул, выпятил подбородок (жест, который так нам нравился) и мрачно сказал: «В зоне военных действий единственная власть — это главнокомандующий, то есть я сам».

?—myself.” “But Sir Grey, Sir Edward Grey???…”

«Но сэр Грей, сэр Эдвард Грей…», —

stammered M. Picot.

заикнулся Пико.

He was cut short. “Sir Edward Grey referred to the civil government which will be established when I judge that the military situation permits.”

«Сэр Эдвард Грей имел в виду гражданское правительство, которое будет установлено, когда я сочту, что военное положение это позволяет».

And by car again, through the sunshine of a great thankfulness, we sped down the saluting mountainside into our camp.

И мы, озарённые сиянием огромной благодарности, снова поспешили на машине через приветствующие нас горы в наш лагерь.

There Allenby and Dawnay told me the British were marched and fought nearly to a standstill, in the ledged and precipitous hills, shell-torn and bullet-spattered, amid which they wrestled with the Turks along a line from Ramleh to Jerusalem.

Там Алленби и Доуни рассказали мне, что британцы были измотаны походом и почти не могли двигаться среди уступов и обрывов холмов, изорванных снарядами и изрешечённых пулями, среди которых они сражались с турками на линии от Рамле до Иерусалима.

So they would ask us in the lull to come north towards the Dead Sea until, if possible, we linked right up to its southern end, and renewed the continuous front.

И вот они просили меня потихоньку отправиться на север, к Мёртвому морю, пока, если будет возможно, мы справа не поравняемся с его южным краем и не обновим протяжённый фронт.

Fortunately, this had already been discussed with Feisal, who was preparing the convergent move on Tafileh, its necessary first step.

К счастью, это было уже обсуждено с Фейсалом, который готовил проникающее движение на Тафиле, необходимое для первого шага.

It was the moment to ask Allenby what he would do next.

Самое время было спросить Алленби, что он будет делать дальше.

He thought he was immobilised till the middle of February, when he would push down to Jericho.

Он считал, что будет обездвижен до середины февраля, а тогда предпримет бросок на Иерихон.

Much enemy food was being lightered up the Dead Sea, and he asked me to note this traffic as a second objective if the effort to Tafileh prevailed.

Много продовольствия враг перевозил на лихтерах через Мёртвое море, и он просил меня учесть это движение как вторую цель, если попытка взять Тафиле увенчается успехом.

I, hoping to improve on this, replied that, should the Turks be continually shaken, we might join him at the north end of the Dead Sea.

Я, надеясь усовершенствовать этот план, ответил, что, дабы турки были в постоянном напряжении, мы можем присоединиться к нему на северном краю Мёртвого моря.

If he could put Feisal’s fifty tons a day of supplies, stores and ammunition into Jericho, we would abandon Akaba and transfer our headquarters to the Jordan Valley.

Если он сможет доставлять ежедневно по пятьдесят тонн припасов, провианта и снарядов для Фейсала в Иерихон, мы покинем Акабу и переместим наш штаб в долину реки Иордан.

The Arab regulars, now some three thousand strong, would suffice to make our retention of the river’s eastern bank reasonably secure.

Арабские регулярные войска, теперь численностью около трёх тысяч, будут достаточны, чтобы сделать нас надёжной преградой на восточном берегу, в пределах разумного.

This idea commended itself to Allenby and Dawnay.

Эта идея понравилась Алленби и Доуни.

They could almost promise us such facilities when the railway reached Jerusalem some time towards the end of the coming January.

Они почти обещали нам такие условия, когда рельсы проведут до Иерусалима, примерно к концу наступающего января.

We might be able to move our base two months after the line was through.

Мы могли быть способны передвинуть нашу базу через два месяца после того, как рельсы будут закончены.

This talk left us a clear course of operations.

Эта задача предоставляла нам ясный план операций.

The Arabs were to reach the Dead Sea as soon as possible; to stop the transport of food up it to Jericho before the middle of February; and to arrive at the Jordan before the end of March.

Арабы должны были достичь Мёртвого моря как можно скорее; задерживать продовольственный транспорт, идущий по нему в Иерихон, до середины февраля; и прибыть в долину Иордана до конца марта.

Since the first movement would take a month to start, and all preliminaries were in hand, I could take a holiday.

Поскольку первое движение должно было для начала занять месяц, и все приготовления были налицо, я мог взять отпуск.

So I went down to Cairo, and stayed there a week, experimenting with insulated cable and explosives.

Так что я отправился в Каир и оставался там неделю, экспериментируя с изолированным кабелем и взрывчатыми веществами.

After the week it seemed best to return to Akaba, where we arrived on Christmas Day; to find Snagge, as senior officer in Akaba, entertaining the British community to dinner.

Через неделю казалось самым лучшим вернуться в Акабу, куда мы прибыли на Рождество; и нашли Снэгга, в качестве старшего офицера в Акабе развлекающего британское общество обедом.

He had screened-in the after deck and built tables, which took the hosts and the twenty-odd guests easily.

Он закрыл заднюю палубу и выстроил столы, за которыми легко умещались хозяева и около двадцати гостей.

Snagge stood godfather to the land, in hospitality, in the loan of his ship’s doctor and workshop, and in cheerfulness.

Снэгг был благодетелем на этой земле — он с радостью предоставлял нам гостеприимство, судового врача, мастерскую и свою бодрость.

In the early days of the revolt it had been the Hardinge which played his role of providence to us.

В первые дни восстания таким же образом для нас играл роль провидения «Хардинг».

Once, at Yenbo, Feisal had ridden in from the hills on a streaming day of winter, cold, wet, miserable and tired.

Однажды в Йенбо Фейсал прискакал с гор дождливым зимним днём, промокший, продрогший, несчастный и усталый.

Captain Linberry sent a launch ashore and invited him to the ship, where he found, waiting for him, a warm cabin, a peaceful meal, and a bountiful bath.

Капитан Линберри выслал на берег баркас и пригласил его на корабль, где его ждала тёплая каюта, мирный обед и щедрая ванна.

Afterwards he lay back in an armchair, smoking one of his constant cigarettes, and remarked dreamily to me that now he knew what the furnishings of heaven would be.

После этого он полулежал в кресле, куря одну из непременных своих сигарет, и мечтательно заметил мне, что теперь имеет представление об удовольствиях рая.

Joyce told me that things were well.

Джойс рассказал мне, что дела идут хорошо.

The situation had sensibly changed since Maulud’s victory.

Ситуация ощутимо изменилась после победы Мавлюда.

The Turks had concentrated in Aba el Lissan.

Турки сосредоточились в Аба эль Лиссан.

We were distracting them by raids against the line south of Maan.

Мы отвлекали их вылазками против железной дороги к югу от Маана.

Abdulla and Ali were doing the same near Medina; and the Turks, being pinched to guard the railway, had to draw men from Aba el Lissan to strengthen weak sections.

Абдулла и Али делали то же самое под Мединой; и турки, вынужденные охранять железную дорогу, должны были отрывать людей от Аба эль Лиссана, чтобы усиливать слабые секторы.

Maulud boldly threw out posts to places on the plateau, and began to harry the supply caravans from Maan.

Мавлюд дерзко разбрасывал наши посты по плато и начал грабить караваны снабжения из Маана.

He was hampered by the intense cold, the rain and snow on the heights.

Ему мешал сильный холод, дождь и снег на высотах.

Some of his ill-clad men actually died of exposure.

Некоторые из его плохо одетых людей уже умерли из-за этого.

But the Turks lost equally in men and much more in transport, since their mangy camels died off rapidly in the storms and mud.

Но турки несли равные потери среди людей и много большие — среди транспорта, поскольку их чесоточные верблюды вымирали быстрее, на ветру и в грязи.

The loss straitened them in food-carrying and involved further withdrawals from Aba el Lissan.

Потери ограничивали их в перевозке провианта, и продолжалось отвлечение сил от Аба эль Лиссана.

At last they were too weak to hold the wide position, and, early in January, Maulud was able to force them out towards Mreigha.

Наконец они слишком ослабли, чтобы удерживать широкую позицию, и в начале января Мавлюд сумел загнать их к Мрейе.

The Beduin caught the Turks moving, and cut up the hindmost battalion.

Бедуины настигли турок во время перехода и отрезали замыкающий батальон.

This threw the Turks back precipitately, to Uheida, only six miles from Maan, and when we pressed after menacingly, they withdrew to Semna, the outpost line of Maan, three miles out.

Это резко отбросило турок назад, в Ахейду, всего за шесть миль от Маана, и когда мы затем нажали на них сильнее, они отступили в Семну, на аванпост Маана, на три мили.

So by January the seventh Maulud was containing Maan directly.

Так к седьмому января Мавлюд уже сдерживал Маан напрямую.

Prosperity gave us ten days’ leisure; and as Joyce and myself were rarely at liberty together we decided to celebrate the occasion by taking a car-trip down the mudflats towards Mudowwara.

Этот успех подарил нам десять дней отдыха; и, поскольку Джойс и я редко пользовались свободой вместе, мы решили отметить этот случай, совершив автомобильную поездку через глинистые равнины к Мудовваре.

The cars were now at Guweira, in permanent camp.

Машины были теперь в Гувейре, в постоянном лагере.

Gilman and Dowsett, with their crews and fifty Egyptian soldiers, had spent months in Wadi Itm, building, like engineers, a motor road through the gorge.

Гилман и Доусетт, с их командами и пятьюдесятью египетскими солдатами, провели месяцы в вади Итм, строя, как инженеры, автомобильную дорогу через горловину.

It had been a great work, and was now in order to Guweira.

Это была огромная работа, и теперь эта дорога направлялась к Гувейре.

So we took the Rolls tenders, filled them with spare tyres, petrol, and food for four days, and set off on our exploring trip.

Так что мы взяли тендеры «роллс», наполнили их запасными шинами, бензином, пищей на четыре дня и отправились в нашу разведывательную поездку.

The mudflats were bone-dry and afforded perfect going.

Глинистые равнины были сухими, как кость, и обеспечивали идеальный ход.

Our tyres left only a faint white scar across their velvet surface, as we twisted about the spacious smoothness at speed, skirting clumps of tamarisk and roaring along under the great sandstone crags.

Шины наших автомобилей оставляли только слабые белые рубцы на их бархатной поверхности, когда мы на полной скорости петляли по гладким просторам, огибая заросли тамариска, и с ревом проносились над крупными утёсами из песчаника.

The drivers rejoiced for the first time in nine months, and flung forward abreast in a mad race.

Водители радовались в первый раз за девять месяцев и бросались вперёд, в бешеной гонке бок о бок.

Their speedometers touched sixty-five; not bad for cars which had been months ploughing the desert with only such running repairs as the drivers had time and tools to give them.

Их спидометры достигали шестидесяти пяти миль в час — неплохо для машин, которые месяцами вспахивали пустыню, и ремонтировались лишь настолько, насколько позволяло время и инструменты под рукой.

Across the sandy neck from the first flat to the second we built a corduroy road of brushwood.

Через песчаный перешеек от первой до второй равнины мы построили вымощенную дорогу из кустарника.

When this was ready, the cars came steaming and hissing along it, dangerously fast to avoid getting stuck, rocking over hummocks in a style which looked fatal for springs.

Когда она была готова, машины пошли по ней, дымясь и шипя, на опасной скорости, чтобы не застрять, прямо по буграм, что, казалось, угрожало рессорам.

However, we knew it was nearly impossible to break a Rolls-Royce, and so were sorrier for the drivers, Thomas, Rolls and Sanderson.

Однако мы знали, что «роллс-ройс» сломать практически невозможно, и больше переживали за водителей, Томаса, Роллса и Сандерсона.

The jolts tore the steering-wheel from their grip, and left them breathless with bleeding hands after the crossing.

Резкие толчки вырывали у них руль, и после этого перехода руки у них были в крови, а сами они задыхались.

We lunched and rested, and then had another burst of speed, with a wild diversion in the middle when a gazelle was sighted over the flat, and two of the great cars lurched aside in unavailing chase.

Мы остановились на обед и отдохнули, а затем — снова скоростной бросок, с диким заворотом в середине, когда мы увидели над равниной газель, и вот две мощные машины кренились в сторону, преследуя ее.

At the end of this second flat, the Gaa of Disi, we had a rough mile to the third flat of Abu Sawana, across which we had a final glorious sprint of fifteen miles, over the mud and over the equally firm flint plains beyond.

На краю второй равнины, Гаа Дизи, мы прошли тяжёлую милю до третьей равнины, Абу Савана, через которую мы предприняли славный финишный рывок в пятнадцать миль через грязь и через такие же твёрдые равнины кремния.

We slept there that chilly night, happy with bully beef and tea and biscuit, with English talk and laughter round the fire, golden with its shower of sparks from the fierce brushwood.

Мы проспали там эту прохладную ночь, осчастливленные консервами, чаем, печеньем, английской речью и смехом вокруг костра, сыплющего золотыми искрами от жёсткого кустарника.

When these things tired, there was soft sand beneath our bodies and two blankets to wrap ourselves in.

Когда же это нам прискучивало, под нами был мягкий песок и два одеяла, чтобы завернуться в них.

For me it was a holiday, with not an Arab near, before whom I must play out my tedious part.

Для меня это был праздник, и рядом не было ни одного араба, перед которым приходилось бы разыгрывать мою утомительную роль.

In the morning we ran on nearly to Mudowwara, finding the ground-surface excellent to the watershed.

Утром мы доехали почти до Мудоввары, найдя, что у водораздела земля отличная.

So our reconnaissance had been a quick and easy success.

Так что наша рекогносцировка увенчалась быстрым и лёгким успехом.

At once we turned back, to fetch the armoured cars and undertake an immediate operation, with the help of the mountain gun section on Talbots.

Мы повернули назад сразу же, чтобы раздобыть бронемашины и предпринять непосредственную операцию вместе с отрядом горных орудий Тальбота.

This section was an oddment, which General Clayton had seen in Egypt, and had sent down to us in an inspired moment.

Этот отряд был остатками, которые генерал Клейтон видел в Египте и послал нам в минуту озарения.

Its six Talbots, specially geared for heavy work, carried two ten-pounders with British gunners.

Шесть «тальботов», специально оборудованные для тяжёлой работы, включали две десятифунтовки вместе с британскими артиллеристами.

It was wicked to give good men such rotten tools; yet their spirit seemed hardly affected by the inferior weapons.

Было дурно давать хорошим людям такие дрянные орудия, но это ничтожное оружие, казалось, никак не отразилось на их духе.

Their commander, Brodie, was a silent Scotsman, never very buoyant and never too anxious; a man who found difficulties shameful to notice, and who stamped himself on his fellows.

Их командир, Броуди, был молчаливым шотландцем, он никогда не бывал чересчур бодрым, никогда — чересчур любопытным, находил постыдным обращать внимание на трудности, и отпечаток его личности лег на его товарищей.

However hard the duty given them, they always attacked it with such untroubled determination that their will prevailed.

Как бы ни была трудна их задача, они шли на нее в атаку с незамутнённой решимостью, что их воля одержит победу.

On every occasion and in every crisis they would be surely in place at their moment, perspiring but imperturbable, with never a word in explanation or complaint.

Каждый раз, при каждой трудности их можно было наверняка найти в нужном месте в назначенный час, взмокших, но невозмутимых, и никогда не услышать ни слова оправданий или жалоб.

Eight imposing cars drove off from Guweira next day, and reached our old stopping-place behind Mudowwara by sundown.

Восемь внушительных машин выехали из Гувейры на следующий день и достигли нашей старой остановки за Мудовварой к заходу солнца.

This was excellent; and we camped, intending to find a road to the railway in the morning.

Это было превосходно, и мы разбили лагерь, намереваясь найти дорогу к рельсам утром.

Accordingly we set off early in a Rolls tender and searched through the very nasty low hills till evening, when we were in place behind the last ridge, above Tell Shahm, the second station northward from Mudowwara.

Поэтому мы вышли рано на тендере «роллс» и рыскали по очень неприятным низким холмам до вечера, когда прибыли на место за последним хребтом над Телль Шахм, второй станции к северу от Мудоввары.

We had talked vaguely of mining a train, but the country was too open, and enemy blockhouses numerous.

Мы туманно заговорили о том, чтобы взорвать поезд, но местность была слишком открытой, а вражеских блокгаузов много.

Instead we determined to attack a little entrenched work exactly opposite our hiding-place.

Вместо этого мы решили атаковать небольшие укрепления прямо напротив нашего укрытия.

So late in New Year’s morning, a day as cool as a good summer’s day in England, after a pleasant breakfast we rolled gently over a stony plain to a hillock which overlooked the Turkish post.

Поэтому в конце новогоднего утра, прохладного, как хороший летний день в Англии, после приятного завтрака мы не спеша покатили по каменистой равнине к холмику, что возвышался над турецким постом.

Joyce and I got out of our cars and climbed its summit, to look on.

Джойс и я выбрались из машин и влезли на его вершину, чтобы осмотреться.

Joyce was in charge, and for the first time I was at a fight as spectator.

Джойс командовал, и впервые я был в бою зрителем.

The novelty was most enjoyable.

Эта новизна была удовольствием.

Armoured car work seemed fighting de luxe, for our troops, being steel-covered, could come to no hurt.

Работа с бронемашинами казалась войной «де люкс», так как наши войска, одетые в сталь, не могли пострадать.

Accordingly we made a field-day of it like the best regular generals, sitting in laconic conference on our hilltop and watching the battle intently through binoculars.

Поэтому мы устроили манёвры, в лучших традициях генералов регулярных войск, заседая военным советом на своей вершине и пристально наблюдая за битвой через бинокли.

The Talbot battery opened the affair, coming spiritedly into action just below our point; while the three armoured cars crawled about the flanks of the Turkish earthwork like great dogs nosing out a trail.

Батарея «тальботов» открыла дело, энергично вступив в бой прямо под нами, в то время как три бронемашины ползли к флангам турецкой насыпи, как огромные собаки, идущие по следу.

The enemy soldiers popped up their heads to gaze, and everything was very friendly and curious, till the cars slewed round their Vickers and began to spray the trenches.

Вражеские солдаты высунули головы, чтобы поглядеть, и все были очень приветливы и любопытны, пока машины не выставили свои «виккерсы» и не начали поливать окопы огнём.

Then the Turks, realising that it was an attack, got down behind their parapets and fired at the cars raggedly.

Тогда турки, уразумев, что это атака, спрятались за свои парапеты и начали беспорядочно палить по машинам.

It was about as deadly as trying to warm a rhinoceros with bird-shot:

Это было так же безнадёжно, как дразнить носорога птичьей дробью:

after a while they turned their attention to Brodie’s guns and peppered the earth about them with bullets.

через некоторое время они обратили внимание на орудия Броуди и усыпали пулями землю вокруг них.

Obviously they did not mean to surrender, and obviously we had no means at disposal to compel them.

Очевидно, они не собирались сдаваться, и очевидно, что у нас в распоряжении не было средств их к этому принудить.

So we drew off, contented with having prowled up and down the line, and proved the surface hard enough for car-operations at deliberate speed.

Так что мы отъехали, удовольствовавшись тем, что прокатились вдоль путей туда и обратно, доказав, что поверхность достаточно твёрдая для операций на машинах при осторожной скорости.

However, the men looked for more, and to humour them we drove southward till opposite Shahm.

Однако люди ждали большего, и, чтобы позабавить их, мы поехали к югу, до Шахма, лежавшего в противоположной стороне.

There Brodie chose a gun position at two thousand yards and began to throw shell after shell neatly into the station area.

Там Броуди выбрал позицию для орудий в двух тысячах ярдов и начал аккуратно посылать снаряд за снарядом на территорию станции.

Hating this, the Turks trickled off to a blockhouse, while the cars put leisurely bullets through the station doors and windows.

Туркам это не понравилось, и они стеклись в блокгауз, пока из машин сыпались бесполезные пули по окнам и дверям станции.

They might have entered it safely, had there been point in doing so.

Они могли бы спокойно войти туда, будь в этом хоть какой-нибудь смысл.

As it was we called everybody off again, and returned into our hiding-hills.

А так мы снова всех отозвали и вернулись под прикрытие наших холмов.

Our anxiety and forethought had been all to reach the railway through the manifold difficulties of the plains and hills.

Мы задумывали всего лишь добраться до рельсов через многообразные трудности равнин и холмов.

When we did reach it, we were entirely unready for action, with not a conception of what our tactics or method should be:

Когда нам это удалось, мы совершенно не были готовы к действиям, не имели никакого представления, какой должна быть наша тактика и методы:

yet we learned much from this very indecision.

и все же мы много почерпнули из самой этой нерешительности.

The certainty that in a day from Guweira we could be operating along the railway, meant that traffic lay at our mercy.

Уверенность в том, что через день мы можем совершать из Гувейры операции вдоль железной дороги, значила, что движение поездов отдано нам на милость.

All the Turks in Arabia could not fight a single armoured car in open country.

Все турки в Аравии не могут ничего поделать с одной-единственной бронемашиной в открытой местности.

Thereby the situation of Medina, already bad, became hopeless.

Поэтому положение Медины, и без того тяжёлое, стало безнадёжным.

The German Staff saw it, and after Falkenhayn’s visit to Maan, they repeatedly urged abandonment of everything south of that point; but the old Turk party valued Medina as the last remnant of their sovereignty in the Holy Places, their surviving claim upon the Caliphate.

В немецком штабе это поняли, и после визита Фолькенхейна в Маан они повторно заставили войска покинуть все, что лежало южнее этой точки; но старая турецкая партия ценила Медину как последний обломок их владычества над Святыми Местами, их уцелевшее притязание на халифат.

Sentiment swung them to the decision, against military expediency.

Чувства заставили их принять решение вопреки военной целесообразности.

The British seemed curiously dense about Medina.

Британцы, казалось, были на удивление привязаны к Медине.

They insisted that it must be captured, and lavished money and explosives on the operations which Ali and Abdulla continually undertook from their Yenbo base.

Они настаивали, что ее следует покорить, и щедро тратили деньги и взрывчатку на операции, которые Али и Абдулла постоянно предпринимали со своей базы в Йенбо.

When I pleaded to the contrary, they treated my view as a witty paradox.

Когда я взывал к противоположному, они относились к моему мнению, как к остроумному парадоксу.

Accordingly, to excuse our deliberate inactivity in the north, we had to make a show of impotence, which gave them to understand that the Arabs were too poltroon to cut the line near Maan and keep it cut.

Соответственно, чтобы оправдать наше намеренное бездействие на севере, нам приходилось притворяться неспособными к действию, и это убеждало их, что арабы слишком трусливы, чтобы перерезать пути у Маана и удерживать их.

This reason gratified their sense of fitness, for soldiers, always ready to believe ill of native action, took its inferiority as a compliment.

Эта причина даровала чувство превосходства солдатам, всегда готовым думать плохо о туземных боевых действиях, считая их низменность комплиментом себе.

So we battened on our ill reputation, which was an ungenerous stratagem, but the easiest.

Поэтому мы поддерживали нашу дурную репутацию, и это была неблагородная, но простейшая уловка.

The staff knew so much more of war than I did that they refused to learn from me of the strange conditions in which Arab irregulars had to act; and I could not be bothered to set up a kindergarten of the imagination for their benefit.

Штаб знал о войне настолько больше, чем я, что они отказывались узнавать от меня о тех странных условиях, в которых будут действовать иррегулярные войска; и я не мог тратить время, чтобы устраивать детский сад и поучать их для их же пользы.

Get short URL

Text alignment