 |
Reading room | Jane Austen | Sense and Sensibility | 📋 | 📖 | 🔀 | English ⇄ Russian
CHAPTER XLV.
| Короче говоря, дело кончилось полным разрывом. |
Elinor, for some time after he left her, for some time even after the sound of his carriage had died away, remained too much oppressed by a crowd of ideas, widely differing in themselves, but of which sadness was the general result, to think even of her sister.
| У меня был один-единственный способ спасти себя. |
Willoughby, he, whom only half an hour ago she had abhorred as the most worthless of men, Willoughby, in spite of all his faults, excited a degree of commiseration for the sufferings produced by them, which made her think of him as now separated for ever from her family, with a tenderness, a regret, rather in proportion, as she soon acknowledged within herself—to his wishes than to his merits.
| Возмущаясь моей безнравственностью, добрая женщина обещала простить мне прошлое, если я женюсь на Элизе. Этого я сделать не мог, на что она объявила, что больше не желает меня знать, и отказала мне от дома. Всю ночь — мой отъезд был отложен до утра — я провёл в размышлениях о том, как мне теперь поступить. |
She felt that his influence over her mind was heightened by circumstances which ought not in reason to have weight; by that person of uncommon attraction, that open, affectionate, and lively manner which it was no merit to possess; and by that still ardent love for Marianne, which it was not even innocent to indulge.
| Борьба была тяжкой, но длилась недолго. Моего чувства к Марианне, моей уверенности в её взаимности оказалось мало, чтобы перевесить страх перед бедностью и возобладать над ложным понятием о необходимости располагать большими деньгами, которое было мне вообще свойственно и ещё более укрепилось в обществе людей богатых. |
But she felt that it was so, long, long before she could feel his influence less.
| Я имел причины полагать, что нынешняя моя жена не ответит мне отказом, если я соберусь сделать ей предложение, и убедил себя в благоразумии такого решения, не видя иного выхода. |
When at last she returned to the unconscious Marianne, she found her just awaking, refreshed by so long and sweet a sleep to the extent of her hopes. Elinor’s heart was full.
| Но до того, как я покинул Девоншир, меня ожидало тяжёлое испытание. |
The past, the present, the future, Willoughby’s visit, Marianne’s safety, and her mother’s expected arrival, threw her altogether into an agitation of spirits which kept off every indication of fatigue, and made her only fearful of betraying herself to her sister. Short was the time, however, in which that fear could affect her, for within half an hour after Willoughby’s leaving the house, she was again called down stairs by the sound of another carriage.—
| Я в этот день обещал обедать у вас и обязан был принести вам какие-то извинения. |
.—Eager to save her mother from every unnecessary moment’s horrible suspense, she ran immediately into the hall, and reached the outward door just in time to receive and support her as she entered it.
| Но вот написать или самому заехать? Я долго колебался. Я страшился увидеть Марианну и даже опасался, что встреча с ней может заставить меня переменить намерение. |
Mrs. Dashwood, whose terror as they drew near the house had produced almost the conviction of Marianne’s being no more, had no voice to inquire after her, no voice even for Elinor; but she , waiting neither for salutation nor inquiry, instantly gave the joyful relief; and her mother, catching it with all her usual warmth, was in a moment as much overcome by her happiness, as she had been before by her fears.
| Но здесь, однако, я, как показало дальнейшее, не воздал должного силе своего духа: я приехал, я увиделся с ней, увидел её горе и покинул её в горе — покинул в надежде более никогда с ней не встречаться. — Но почему вы все-таки приехали, мистер Уиллоби? — спросила Элинор с упрёком. — Ведь достаточно было бы записки с извинениями. |
He shared it, however, in a silence even greater than her own.
| — Ради моей гордости. |
As soon as Mrs. Dashwood had recovered herself, to see Marianne was her first desire; and in two minutes she was with her beloved child, rendered dearer to her than ever by absence, unhappiness, and danger. Elinor’s delight, as she saw what each felt in the meeting, was only checked by an apprehension of its robbing Marianne of farther sleep:
| Уехать почти тайком мне было невыносимо — я не хотел, чтобы вы — и все соседи — заподозрили то, что произошло между мной и миссис Смит, и решил побывать у вас по дороге в Хонитон. |
but Mrs. Dashwood could be calm, could be even prudent, when the life of a child was at stake, and Marianne, satisfied in knowing her mother was near her, and conscious of being too weak for conversation, submitted readily to the silence and quiet prescribed by every nurse around her.
| Но встреча с вашей милой сестрой была ужасна, да к тому же я застал её одну. Ваша матушка и вы с младшей сестрой куда-то ушли, и я не знал, когда вы возвратитесь. |
Mrs. Dashwood would sit up with her all night; and Elinor, in compliance with her mother’s entreaty, went to bed. But the rest, which one night entirely sleepless, and many hours of the most wearing anxiety seemed to make requisite, was kept off by irritation of spirits. Willoughby, “poor Willoughby,” as she now allowed herself to call him, was constantly in her thoughts; she would not but have heard his vindication for the world, and now blamed, now acquitted herself for having judged him so harshly before. But her promise of relating it to her sister was invariably painful.
| Лишь накануне я ушёл от неё с такой твёрдой, такой глубокой решимостью поступить как должно! |
She dreaded the performance of it, dreaded what its effect on Marianne might be; doubted whether after such an explanation she could ever be happy with another; and for a moment wished Willoughby a widower. Then, remembering Colonel Brandon, reproved herself, felt that to his sufferings and his constancy far more than to his rival’s, the reward of her sister was due, and wished any thing rather than Mrs. Willoughby’s death.
| Ещё несколько часов — и она была бы связана со мной навеки! |
The shock of Colonel Brandon’s errand at Barton had been much softened to Mrs. Dashwood by her own previous alarm; for so great was her uneasiness about Marianne, that she had already determined to set out for Cleveland on that very day, without waiting for any further intelligence, and had so far settled her journey before his arrival, that the Careys were then expected every moment to fetch Margaret away, as her mother was unwilling to take her where there might be infection.
| И я вспоминал, как весело, как легко было у меня на сердце, когда я возвращался пешком из Коттеджа в Алленем, довольный собой, полный нежности ко всем людям! Но во время этой последней нашей ещё дружеской встречи я чувствовал себя настолько виноватым перед ней, что у меня едва хватило сил притворяться. Её печаль, её разочарование, её горькие сожаления, когда я сообщил ей, что должен покинуть Девоншир без промедления — ах, никогда мне их не забыть! — |
Marianne continued to mend every day, and the brilliant cheerfulness of Mrs. Dashwood’s looks and spirits proved her to be, as she repeatedly declared herself, one of the happiest women in the world.
| вместе с такой доверчивостью, с такой уверенностью во мне!.. О, Боже мой!.. Каким бессердечным я был негодяем! Наступило молчание. |
Elinor could not hear the declaration, nor witness its proofs without sometimes wondering whether her mother ever recollected Edward.
| Первой заговорила Элинор: |
But Mrs. Dashwood, trusting to the temperate account of her own disappointment which Elinor had sent her, was led away by the exuberance of her joy to think only of what would increase it.
| — Вы сказали ей, что скоро вернётесь? — Я не знаю, что я ей сказал! — ответил он с досадой. — Несомненно, меньше, чем требовало прошлое, но, вероятно, больше, много больше, чем оправдывалось будущим. У меня нет сил вспоминать об этом... |
Marianne was restored to her from a danger in which, as she now began to feel, her own mistaken judgment in encouraging the unfortunate attachment to Willoughby, had contributed to place her;—and in her recovery she had yet another source of joy unthought of by Elinor.
| Нет-нет! А потом пришла ваша добрая матушка, чтобы ещё больше пытать меня своей ласковостью и доверием. Слава богу, что все-таки для меня это было пыткой! Я был глубоко несчастен. Мисс Дэшвуд, вы и вообразить не можете, какое для меня сейчас утешение вспоминать ту свою горесть. |
It was thus imparted to her, as soon as any opportunity of private conference between them occurred.
| Я так зол на себя за глупое подлое безумие собственного сердца, что все мои былые из-за него страдания теперь составляют единственную мою гордость и торжество. |
“At last we are alone. My Elinor, you do not yet know all my happiness. Colonel Brandon loves Marianne. He has told me so himself.”
| Что же, я уехал, покинув все, что любил, — уехал к тем, к кому в лучшем случае был лишь равнодушен. |
Her daughter, feeling by turns both pleased and pained, surprised and not surprised, was all silent attention.
| Моё возвращение в Лондон... Я ехал на своих лошадях, и потому медленно... |
“You are never like me, dear Elinor, or I should wonder at your composure now. Had I sat down to wish for any possible good to my family, I should have fixed on Colonel Brandon’s marrying one of you as the object most desirable.
| И ни единого собеседника, а собственные мои мысли такие весёлые... |
And I believe Marianne will be the most happy with him of the two.”
| будущее, когда я о нем думал, такое манящее! |
Elinor was half inclined to ask her reason for thinking so, because satisfied that none founded on an impartial consideration of their age, characters, or feelings, could be given;—but her mother must always be carried away by her imagination on any interesting subject, and therefore instead of an inquiry, she passed it off with a smile.
| А когда я вспоминал Бартон, картины представлялись моему взору такие успокоительные! |
“He opened his whole heart to me yesterday as we travelled.
| О, это была поистине чудесная поездка! Он умолк. |
It came out quite unawares, quite undesignedly. I, you may well believe, could talk of nothing but my child;—he could not conceal his distress; I saw that it equalled my own, and he perhaps, thinking that mere friendship, as the world now goes, would not justify so warm a sympathy—or rather, not thinking at all, I suppose—giving way to irresistible feelings, made me acquainted with his earnest, tender, constant, affection for Marianne.
| — Что же, сударь, — сказала Элинор, которая, хотя и жалела его, все больше желала, чтобы он поскорее уехал, — вы кончили? |
“His regard for her, infinitely surpassing anything that Willoughby ever felt or feigned, as much more warm, as more sincere or constant—which ever we are to call it—has subsisted through all the knowledge of dear Marianne’s unhappy prepossession for that worthless young man!—
| Или вы забыли о том, что произошло в Лондоне. Это гнусное письмо... Она вам его показывала? — Да, я видела все письма и записки. — Когда я получил первую из них (а получил я её сразу же, так как с самого начала был в столице), я почувствовал... |
!—and without selfishness—without encouraging a hope!—
| Но слова, как принято выражаться, здесь бессильны. Если же сказать проще — даже настолько просто, что и жалости это не пробудит — мной овладели мучительнейшие чувства. |
!—could he have seen her happy with another—Such a noble mind!—
| Каждая строчка, каждое слово поражали меня — если прибегнуть к избитой метафоре, которую начертавшая их, будь она здесь, запретила бы мне произнести — кинжалом в сердце. |
!—such openness, such sincerity!—
| Марианна в городе! |
!—no one can be deceived in him..”
| Это было (выражаясь тем же языком) удар грома с ясного неба! |
“Colonel Brandon’s character,” said Elinor, “as an excellent man, is well established.”
| Удары грома и кинжалы — как мило она попеняла бы мне! |
“I know it is,”—replied her mother seriously, “or after such a warning, I should be the last to encourage such affection, or even to be pleased by it. But his coming for me as he did, with such active, such ready friendship, is enough to prove him one of the worthiest of men.”
| Её вкусы, её мнения, мне кажется, я знаю лучше, чем собственные, и, во всяком случае, они мне дороже! |
“His character, however,” answered Elinor, “does not rest on one act of kindness, to which his affection for Marianne, were humanity out of the case, would have prompted him.
| Сердце Элинор, претерпевавшее множество перемен в течение этой странной беседы, вновь смягчилось. Тем не менее она почла своим долгом напомнить ему о неуместности утверждений, подобных заключительному. |
To Mrs. Jennings, to the Middletons, he has been long and intimately known; they equally love and respect him; and even my own knowledge of him, though lately acquired, is very considerable; and so highly do I value and esteem him, that if Marianne can be happy with him, I shall be as ready as yourself to think our connection the greatest blessing to us in the world.
| — Это лишнее, мистер Уиллоби! Вспомните, что вы женаты. Говорите только о том, что ваша совесть требует мне сказать. — Записка Марианны, из которой я узнал, что дорог ей как прежде, что, несмотря на долгие недели разлуки, она осталась верна собственным чувствам и по-прежнему свято верит в постоянство моих, пробудила во мне все былое раскаяние. Я сказал «пробудила», потому что время и столичные развлечения, дела и кутежи в какой-то мере усыпили его, и я мало-помалу превращался в очаровательного закоренелого злодея; воображал себя равнодушным к ней и внушал себе, что и она, конечно, давно меня забыла. |
What answer did you give him?—
| Я убеждал себя, что наше взаимное чувство было лишь мимолётным пустяком, и в доказательство пожимал плечами, подавляя все угрызения, заглушая голос совести, мысленно повторяя: |
?—Did you allow him to hope?”
| «Я буду сердечно рад услышать, что она вышла замуж!» |
“Oh!
| Но эта записка заставила меня лучше узнать свои чувства. |
my love, I could not then talk of hope to him or to myself. Marianne might at that moment be dying. But he did not ask for hope or encouragement.
| Я понял, что она бесконечно дороже мне всех женщин в мире и что обошёлся я с ней так мерзко, как и вообразить невозможно. |
His was an involuntary confidence, an irrepressible effusion to a soothing friend, not an application to a parent.
| Но между мной и мисс Грей все только что было улажено. |
Yet after a time I did say, for at first I was quite overcome, that if she lived, as I trusted she might, my greatest happiness would lie in promoting their marriage; and since our arrival, since our delightful security, I have repeated it to him more fully, have given him every encouragement in my power.
| Отступать я не мог. Мне оставалось лишь всячески избегать вас обеих. Марианне отвечать я не стал в надежде, что больше она мне писать не будет, и даже некоторое время соблюдал своё решение не заезжать на Беркли-стрит. |
Time, a very little time, I tell him, will do everything; Marianne’s heart is not to be wasted for ever on such a man as Willoughby.
| Но затем подумав, что разумнее будет принять вид равнодушного знакомого, я как-то утром выждал, чтобы вы все трое уехали, и занес свою карточку. |
His own merits must soon secure it.”
| — Выждали, чтобы мы уехали! |
“No. He thinks Marianne’s affection too deeply rooted for any change in it under a great length of time, and even supposing her heart again free, is too diffident of himself to believe, that with such a difference of age and disposition he could ever attach her.
| Вас удивит, когда я скажу, как часто я следил за вами, как часто едва не попадался вам на глаза. Сколько раз я скрывался в ближайшем магазине, пока ваш экипаж не проезжал мимо! Ведь я жил на Бонд-стрит, и почти не выпадало дня, когда бы я не видел кого-нибудь из вас, и только моя неусыпная бдительность, неизменное жаркое желание не попадаться вам на глаза помешали нам встретиться много раньше. Я всячески избегал Мидлтонов и всех тех, кто мог оказаться нашим общим знакомым. |
There, however, he is quite mistaken. His age is only so much beyond hers as to be an advantage, as to make his character and principles fixed; and his disposition, I am well convinced, is exactly the very one to make your sister happy.
| Однако, ничего не зная о том, что они в городе, я столкнулся с сэром Джоном, если не ошибаюсь, в первый же день после их приезда, то есть на другой день после того, как я заходил к миссис Дженнингс. |
And his person, his manners too, are all in his favour.
| Он пригласил меня на вечер к себе — на танцы. |
My partiality does not blind me; he certainly is not so handsome as Willoughby; but at the same time, there is something much more pleasing in his countenance. There was always a something, if you remember, in Willoughby’s eyes at times, which I did not like.” Elinor could not remember it; but her mother, without waiting for her assent, continued,
| Даже если бы он, желая уж наверное заручиться моим присутствием, и не упомянул, что у них обещали быть вы и ваша сестра, я все равно побоялся бы принять его приглашение из осторожности. |
“And his manners, the Colonel’s manners are not only more pleasing to me than Willoughby’s ever were, but they are of a kind I well know to be more solidly attaching to Marianne. Their gentleness, their genuine attention to other people, and their manly unstudied simplicity is much more accordant with her real disposition, than the liveliness, often artificial, and often ill-timed of the other.
| На следующее утро получаю ещё одну записку Марианны, по-прежнему нежную, откровенную, непосредственную, доверчивую, — ну, словом, такую, какая делала моё поведение ещё более отвратительным. |
I am very sure myself, that had Willoughby turned out as really amiable, as he has proved himself the contrary, Marianne would yet never have been so happy with him as she will be with Colonel Brandon.”
| Ответить у меня не нашлось сил. Я попытался... перо меня не слушалось. |
She paused.—Her daughter could not quite agree with her, but her dissent was not heard, and therefore gave no offence.
| Но, право же, весь день я думал только о ней. |
“At Delaford, she will be within an easy distance of me,” added Mrs. Dashwood, “even if I remain at Barton; and in all probability,—for I hear it is a large village,—indeed there certainly must be some small house or cottage close by, that would suit us quite as well as our present situation.”
| Если вы способны пожалеть меня, мисс Дэшвуд, то лишь вообразите, в каком положении был я тогда. Мои мысли, моё сердце полны вашей сестрой, а я вынужден изображать счастливого жениха другой! |
Poor Elinor!—here was a new scheme for getting her to Delaford!—but her spirit was stubborn.
| Эти три-четыре недели были хуже всех остальных. |
“His fortune too!—for at my time of life you know, everybody cares about that; —and though I neither know nor desire to know, what it really is, I am sure it must be a good one.”
| И вот в конце концов, как мне незачем вам рассказывать, наша встреча все же произошла, и как прелестно я себя вёл! |
“To judge from the Colonel’s spirits, however, you have not yet made him equally sanguine.”
| — Если судить по настроению полковника, вам, однако, не удалось рассеять его сомнения! |
“No. He thinks Marianne’s affection too deeply rooted for any change in it under a great length of time, and even supposing her heart again free, is too diffident of himself to believe, that with such a difference of age and disposition he could ever attach her.
| — О да! Он полагает, что чувство Марианны слишком глубоко и нужен очень длительный срок, чтобы сердце её вновь стало свободным. К тому же он слишком скромен и боится поверить, что при такой разнице в возрасте и склонностях ему удастся покорить её и тогда. |
There, however, he is quite mistaken.
| Но вот тут он ошибается. |
His age is only so much beyond hers as to be an advantage, as to make his character and principles fixed; and his disposition, I am well convinced, is exactly the very one to make your sister happy.
| Старше он её лишь ровно настолько, чтобы характер его и нравственные принципы успели твердо сложиться, а что до склонностей, я убеждена, они именно таковы, какие нужны для счастья твоей сестры. |
And his person, his manners too, are all in his favour.
| И его внешность, его манеры тоже говорят в его пользу. |
My partiality does not blind me; he certainly is not so handsome as Willoughby; but at the same time, there is something much more pleasing in his countenance.
| Нет, моя пристрастность к нему меня не ослепляет: он, бесспорно, не так красив, как Уиллоби, и все же в его облике есть что-то гораздо более приятное. |
There was always a something, if you remember, in Willoughby’s eyes at times, which I did not like.”
| Ведь, если помнишь, в глазах Уиллоби всегда мелькало нечто такое, что мне не нравилось! |
Elinor could not remember it; but her mother, without waiting for her assent, continued,
| Элинор этого не помнила, но миссис Дэшвуд продолжала, не дожидаясь ответа: |
“And his manners, the Colonel’s manners are not only more pleasing to me than Willoughby’s ever were, but they are of a kind I well know to be more solidly attaching to Marianne.
| — А его манеры, то есть манеры полковника, не только нравятся мне несравненно больше, чем когда-нибудь нравились манеры Уиллоби, но я прекрасно знаю, что и для Марианны они гораздо привлекательнее. |
Their gentleness, their genuine attention to other people, and their manly unstudied simplicity is much more accordant with her real disposition, than the liveliness, often artificial, and often ill-timed of the other.
| Эта мягкость, это искреннее внимание к другим, эта мужественная, природная простота куда ближе её истинным склонностям, чем живость Уиллоби, столь часто искусственная, столь часто неуместная! |
I am very sure myself, that had Willoughby turned out as really amiable, as he has proved himself the contrary, Marianne would yet never have been so happy with him as she will be with Colonel Brandon.”
| Я убеждена, что, даже будь Уиллоби тем, за кого он себя выдавал, Марианна все равно никогда не нашла бы с ним то счастье, какое найдёт с полковником Брэндоном. |
She paused.—
| Миссис Дэшвуд умолкла. |
.—Her daughter could not quite agree with her, but her dissent was not heard, and therefore gave no offence.
| Её дочь не вполне с ней согласилась, но возражения её остались невысказанными, а потому не ранили материнской чувствительности. |
“At Delaford, she will be within an easy distance of me,” added Mrs. Dashwood, “even if I remain at Barton; and in all probability,—for I hear it is a large village,—indeed there certainly must be some small house or cottage close by, that would suit us quite as well as our present situation.”
| — В Делафорде она будет жить неподалёку от меня, — добавила миссис Дэшвуд, — даже если я останусь в Бартоне. Но по всей вероятности, — это ведь обширное селение! — там, конечно, отыщется небольшой дом или коттедж, в котором мы устроимся не менее удобно, чем в Бартоне. |
Poor Elinor!—
| Бедняжка Элинор! |
!—here was a new scheme for getting her to Delaford!—
| Ещё один план водворить её в Делафорд. |
!—but her spirit was stubborn.
| Но она сохранила всю свою твёрдость. |
“His fortune too!—
| — А его состояние!.. |
!—for at my time of life you know, everybody cares about that; —and though I neither know nor desire to know, what it really is, I am sure it must be a good one.”
| Ведь в мои годы все об этом думают... И я, хотя я не знаю и не испытываю желания знать, каково оно на самом деле, тем не менее не сомневаюсь, что оно должно быть прекрасным! |
Here they were interrupted by the entrance of a third person, and Elinor withdrew to think it all over in private, to wish success to her friend, and yet in wishing it, to feel a pang for Willoughby.
| Тут их уединение было нарушено, и Элинор удалилась к себе, чтобы на досуге обдумать услышанное, пожелать успеха своему другу и при этом пожелании испытать прилив жалости к Уиллоби. |
|
