![]() |
— Очень недурно! |
Если священник стар и болен, так что вакансия должна скоро открыться, владелец может обещать приход заранее и получить, я полагаю, эдак полторы тысячи. |
Почему он не уладил этого до кончины старика? Теперь, натурально, думать о продаже уже поздно. Но столь разумный человек, как полковник Брэндон! |
Право, не понимаю, как он мог быть столь нерасторопен, когда речь шла о самом обычном, самом естественном деле! |
в человеческих характерах таится множество противоречий. А впрочем, поразмыслив, я, кажется, догадался. Приход предоставляется Эдварду временно, пока тот, кому полковник его продал, не достигнет надлежащего возраста. |
Однако Элинор решительно опровергла это заключение и объяснила, что передать предложение полковника Эдварду было поручено ей, а потому не знать его условий она никак не может, и брату осталось только смириться с достоверностью её сведений. |
вскричал он, дослушав её. — |
И что могло побудить полковника Брэндона на подобный поступок? |
— Очень просто: желание оказать услугу мистеру Феррарсу. — Ну-ну... Но, как ни судить о полковнике Брэндоне, Эдвард должен почитать себя большим счастливцем. Однако при Фанни ты лучше об этом не упоминай. |
Хотя я её подготовил и она перенесла это известие с большим мужеством, но навряд ли ей будет приятен такой разговор. |
Элинор не без труда удержалась и не сказала, что, по её мнению, Фанни могла бы и вовсе не огорчаться из-за прихода, предоставленного её брату, поскольку никакого денежного ущерба это обстоятельство ни ей, ни её сыночку не причиняет. |
— Миссис Феррарс, — добавил Джон, понижая голос, — пока ничего не знает, и я убеждён, что лучше всего будет скрывать от неё правду как можно дольше... |
Конечно, когда они поженятся, боюсь, она узнает все. — Но к чему такие предосторожности? Разумеется, миссис Феррарс вряд ли порадуется, что её сыну будет на что жить, тут никаких сомнений нет. |
Судя по её поведению, от неё нельзя ожидать ничего, кроме полного к нему равнодушия. |
Она отказалась от сына, навсегда отреклась от него и принудила всех, кого могла, порвать с ним всякие отношения. Как же можно даже вообразить, что после подобного поступка она способна испытывать из-за него печаль или радость? |
Его судьба должна быть ей безразлична. |
Вряд ли она настолько слаба духом, что, отказавшись от утешения, каким дети служат матери, все-таки сохранила материнскую заботливость! — Ах, Элинор! Рассуждения твои вполне логичны, но опираются они на неведение человеческой природы. |
Не сомневайся: |
когда Эдвард заключит свой злополучный брак, для чувств его матери не будет ни малейшей разницы, отреклась она от него или нет. |
А потому от неё необходимо скрывать все, что может ускорить наступление этого ужасного события. Миссис Феррарс не способна забыть, что Эдвард её сын! — Право, вы меня удивляете. |
Казалось бы, это обстоятельство должно уже совершенно изгладиться из её памяти! |
— Ты к ней непростительно несправедлива. Миссис Феррарс — нежнейшая в мире мать! Элинор промолчала. |
— Теперь, — продолжал мистер Дэшвуд после краткой паузы, — мы подумываем о том, чтобы на мисс Мортон женился Роберт. |
Элинор, улыбнувшись серьезной важности в тоне своего брата, ответила невозмутимо: |
— Мне кажется, ей самой никакого выбора не предоставляется? — Выбора? О чем ты говоришь? |
— Только о том, что, судя по вашим словам, мисс Мортон совершенно безразлично, выйдет ли она за Эдварда или за Роберта. |
Ведь ничего не изменилось. Роберт теперь во всех смыслах займёт положение старшего сына. |
Ну, а что до прочего, так оба они весьма приятные молодые люди и не вижу, в чем один хоть немного уступал бы другому. |
Элинор ничего не ответила, и Джон также некоторое время молчал. Размышления его разрешились следующей тирадой: — В одном, дражайшая сестра, я могу тебя заверить, — произнёс он жутким шёпотом, беря её за руку, — и непременно сделаю это, ибо знаю, как ты будешь польщена. |
У меня есть веские причины полагать... |
То есть мне это известно из надёжнейшего источника, или я промолчал бы, так как непозволительно говорить что-либо подобное на ветер... |
Но мне из самого надёжного источника известно... |
сам я этого от миссис Феррарс не слышал, но она сказала своей дочери, а я узнал от неё... Короче говоря, какие бы возражения не вызвала некая... |
некий союз... ну, ты понимаешь... Ей он все же был бы предпочтительней и не причинил бы столько досады, как нынешний! |
Я был безмерно рад услышать, что миссис Феррарс видит это в подобном свете... Весьма приятно и лестно для всех нас! «Ах, это было бы несравнимо, — сказала она, — несравнимо меньшее из двух зол! |
И теперь она смирилась бы с этим без возражений, лишь бы избежать худшего». Но впрочем, об этом теперь и речи быть не может... Не следует ни думать, ни упоминать... то есть о чем-либо подобном... Совершенно несбыточно... |
и осталось позади, давно позади. Но я почёл за благо рассказать тебе об этом, так как понимаю, какую радость тебе доставлю. Впрочем, дорогая Элинор, у тебя нет никаких причин для сожалений. Для тебя, бесспорно, все складывается превосходно. |
Нисколько не хуже, а может быть, и лучше, если принять во внимание все обстоятельства. Давно ли ты видела полковника Брэндона? |
Элинор услышала достаточно если не для того, чтобы её тщеславие было польщено и она возвысилась бы в собственных глазах, так для того, чтобы взволноваться и задуматься, а потому с облегчением увидела, что в гостиную входит мистер Роберт Феррарс, избавляя её от необходимости отвечать и от опасности услышать из уст брата ещё что-нибудь не менее утешительное. |
Они немного побеседовали, но тут мистер Джон Дэшвуд спохватился, что Фанни все ещё пребывает в неведении о визите его сестры, и отправился на её розыски, а Элинор представилась возможность узнать Роберта поближе. |
Обнаружив, что его беззаботное легкомыслие и слепое самодовольство остались прежними и он нисколько не смущен тем, что в ущерб отринутому за душевное благородство брату ему досталась столь несправедливо большая доля материнской любви и щедрости, которые он заслужил лишь распущенным образом жизни, она окончательно утвердилась в своём весьма низком мнении о его уме и сердце. |
Они и двух минут не пробыли наедине, как Роберт заговорил об Эдварде. Он тоже прослышал про приход и сгорал от любопытства. |
Элинор повторила все, что уже сказала Джону, и на Роберта это произвело столь же сильное, хотя и совсем иное впечатление. |
Он неприлично захохотал. |
Эдвард станет священником и поселится в крохотном сельском доме — о, это чрезвычайно смешно! А когда он нарисовал воображаемую картину, как Эдвард в белом стихаре возносит молитву и объявляет о предстоящем бракосочетании пастуха Джона Смита с птичницей Мэри Браун, веселью его уже не было предела. |
Элинор в полном молчании без тени улыбки ожидала, когда он даст отдохнуть своему остроумию, но не сумела удержаться и глаза её выразили все презрение, которое оно в ней пробудило. |
Однако раскаиваться ей не пришлось: она облегчила своё сердце, Роберт же не сумел прочесть её взгляда и оставил насмешки ради мудрых назиданий, побуждаемый не её неодобрением, но лишь собственной чувствительностью. — Да, бесспорно, мы можем смотреть на это, как на недурную шутку, — сказал он наконец, оборвав притворный смех, когда искренний уже довольно давно перестал его душить, — но, слово благородного человека, дело это весьма серьезное. Бедный Эдвард! Он погиб безвозвратно. |
Я чрезвычайно об этом сожалею... Ведь кому, как не мне, знать, какой он добрый малый. Не много найдётся людей, которые могли бы сравниться с ним порядочностью. Вы не должны, мисс Дэшвуд, судить его слишком строго после столь недолгого с ним знакомства. Бедный Эдвард! |
Манерами он, бесспорно, не блистает. |
Но ведь мы, как вам известно, не все от рождения наделены равными талантами, равным умением держаться в свете. Бедняга! |
Увидеть его в столь низком кругу! |
Да, это достойно жалости. |
И все же, слово благородного человека, другого такого доброго сердца во всей стране не найдётся. |
И заверяю вас, я, право же, никогда в жизни не был так удручен, как в ту минуту, когда все обнаружилось. Просто поверить не мог! Первой мне сообщила об этом маменька, и я, почувствовав, что должен проявить решимость, тотчас сказал ей: |
«Сударыня, не знаю, как намерены поступить вы, но что до меня, так я, если Эдвард женится на этой молодой особе, больше не желаю его видеть!» |
Вот что я тотчас сказал. |
Я никогда не был столь удручен. Бедный Эдвард! Он безвозвратно погубил себя. |
Закрыл перед собой все двери в порядочное общество! Но, как я тут же сказал маменьке, меня это нисколько не удивило, если вспомнить, какое воспитание он получил. Ничего иного и ждать было нельзя. |
Моя бедная мать была вне себя! |
— Вы когда-нибудь видели эту молодую особу? |
— Да, один раз, когда она гостила тут. Я как-то заглянул сюда на десять минут, и этого было более чем достаточно. Жалкая провинциалочка — ни светскости, ни манер, ни даже особой красоты. О, я превосходно её помню! |
Именно такая девица, какая могла пленить беднягу Эдварда. |
Едва маменька рассказала мне все, как я предложил поехать к нему и отговорить его от этого брака. Но, как ни жаль, было уже поздно что-нибудь сделать: к несчастью, все произошло в моё отсутствие, а после разрыва, вы понимаете, я уже не мог вмешаться. Но если бы меня осведомили на несколько часов раньше, весьма вероятно, ещё удалось бы найти то или иное средство. |
Натурально, я употребил бы самые веские доводы: |
«Милый мой, — сказал бы я, — подумай, что ты вознамерился сделать! |
Обзавестись столь низким родством! |
Решиться на подобный мезальянс, когда вся твоя семья против!» Короче говоря, я убеждён, что ещё можно было бы принять меры. Но теперь уже поздно. Он будет голодать! О да, голодать! |
Едва он с величайшим спокойствием пришёл к такому выводу, как появление миссис Джон Дэшвуд положило конец разговору на эту тему. Однако, хотя Фанни касалась её лишь в самом тесном семейном кругу, Элинор не замедлила обнаружить, какое действие произвело на неё все происшедшее: |
к обычной холодной надменности теперь примешивалось некоторое смущение, и с золовкой она обошлась гораздо приветливее обычного, а услышав, что Элинор с Марианной намерены на днях покинуть столицу, даже выразила огорчение — она так надеялась видеться с ними почаще! Муж, вошедший в гостиную следом за ней и восхищенно ловивший каждое её слово, усмотрел в усилии, которое она над собой сделала, доказательство несравненной нежности сердца и пленительной обходительности. |
Глава 42 |
Ещё один короткий визит на Харли-стрит, во время которого Элинор выслушала поздравления брата по поводу того, что они доедут почти до самого Бартона, совсем не тратясь на дорогу, а также и того, что полковник Брэндон собрался приехать в Кливленд через день-два после них, заключил свидания брата и сестёр в Лондоне, а весьма неопределенное приглашение Фанни непременно завернуть в Норленд, если они окажутся где-нибудь поблизости — что было весьма маловероятно, — как и более сердечное, хотя и данное с глазу на глаз, обещание Джона незамедлительно навестить Элинор в Делафорде, остались единственным залогом их будущих встреч в деревне. |
Элинор забавляло упорство, с каким все старались отправить её в Делафорд, хотя именно там она вовсе не хотела бы гостить, и уж тем более поселиться. |
Не только её брат и миссис Дженнингс уже видели в нем её будущий дом, но и Люси, когда они прощались, настоятельно просила, чтобы она непременно туда приехала. |
В ранний апрельский день и почти ранним утром от дома на Гановер-сквер и от дома на Беркли-стрит тронулись дорожные экипажи, которым предстояло встретиться в условленном месте на дороге. |
Чтобы Шарлотта и младенец не очень утомлялись, путешествовать они намеревались не спеша и лишь на третьи сутки прибыть в Кливленд, где вскоре к ним должны были присоединиться мистер Палмер с полковником Брэндоном, предполагавшие ехать гораздо быстрее. |
Марианна, как ни мало приятных часов провела она в Лондоне и как ни торопилась его покинуть, тем не менее испытывала горькие муки, когда настал час проститься с домом, с последним местом, где она ещё лелеяла те надежды, ту веру в Уиллоби, которые теперь угасли навсегда. |
Чувства, теснившиеся в душе Элинор, были сильными, но немыми. |
Весь день она провела рядом с сестрой, оставляя её лишь изредка и ненадолго, рассеивала все страхи, отвечала на все вопросы, произносимые еле слышным голосом, предвосхищала все желания и внимательно следила за каждым её взглядом, каждым вздохом. |
Разумеется, время от времени её охватывала боязнь нового ухудшения и недавние тревоги воскресали с прежней силой, но затем тщательнейшая проверка подтверждала, что обнадёживающие признаки становятся все более явными, а когда около шести часов Марианна погрузилась в тихий и, по всей видимости, благодетельный сон, последние сомнения её сестры рассеялись. |
Теперь уже приближался час, когда можно было ожидать полковника Брэндона. |
В десять часов, полагала Элинор, или лишь немногим позднее её мать отдохнёт от невыносимой тревоги, которая должна томить её в пути. |
И полковник тоже! |
Ведь и его муки, конечно, лишь немногим меньше. |
Ах, как невыносимо медленно тянется время, пока они обречены быть в неведении! |
В семь часов, оставив Марианну все так же сладко спящей, она спустилась в гостиную к миссис Дженнингс выпить чаю. |
Страхи не дали ей позавтракать, а чувства прямо противоположные помешали съесть за обедом что-нибудь существенное, и теперь, когда все душевные бури сменились радостным спокойствием, она села за стол с большим удовольствием. |
После чая миссис Дженнингс посоветовала ей прилечь до приезда матери, а тем временам с Марианной посидит она, но Элинор не испытывала никакого утомления, предполагала, что не сумеет сейчас уснуть хотя бы на миг, и не хотела разлучаться с сестрой ни на одну лишнюю минуту. |
Поэтому миссис Дженнингс только проводила её наверх в комнату больной, чтобы собственными глазами убедиться, все ли по-прежнему обстоит благополучно, после чего, оставив Элинор её заботам и мыслям, удалилась к себе в спальню писать письма, а затем отойти ко сну. |
Вечер был холодный и бурный. |
Вокруг дома завывал ветер, в окна хлестал дождь, но Элинор, вся во власти счастья, не замечала ничего. |
Марианну шум бури не тревожил, ну, а что до путешественников — за все неудобства, которые они терпят сейчас, их ждёт величайшая из наград. |
Часы пробили восемь. |
Раздайся десять ударов, Элинор не усомнилась бы, что слышит стук колёс подъезжающего экипажа. И хотя они никак не могли успеть так рано, она вопреки очевидности почти поверила своим ушам, вышла в гардеробную и открыла ставень, чтобы убедиться, не фантазия ли это. |
И тотчас увидела, что слух её не обманул: |
внизу блестели фонари кареты. |
В их неверном свете она различила, что запряжена карета как будто четверней, и это, хотя и свидетельствовало о том, как была встревожена её мать, в какой-то мере объясняло столь быстрый их приезд. |
Никогда ещё Элинор не было так трудно сохранять спокойствие. |
Какие её мать сейчас, когда карета остановилась у дверей, должна испытывать сомнения, страхи, а может быть, и отчаяние! Но она одним словом развеет их, снимет невыносимый гнёт! |
Думать так и оставаться спокойной было немыслимо. |
Она могла лишь поторопиться. Задержавшись, только чтобы позвать к Марианне горничную миссис Дженнингс, Элинор сбежала с лестницы. |
Шум в прихожей предупредил её, что они уже в доме. |
Она бросилась в гостиную, вошла — и увидела там одного Уиллоби. |
|