В то же время она не только не уклонилась от того, чтобы воздать должное Элинор, как упрямо воздавал его Эдвард, но, напротив, говорила о дружеском расположении Элинор к ним обоим с самой тёплой благодарностью, охотно признала все, чем они были ей обязаны, и без обиняков объявила, что никакие старания мисс Дэшвуд оказать им услугу, в прошлом или в будущем, её не удивят, ибо мисс Дэшвуд, как она твердо убеждена, способна сделать все на свете ради тех, в ком принимает участие. |
Ну, а полковнику Брэндону она не только готова была поклоняться, как святому, но и от души желала избавить его от всех забот житейской суеты, не подобающих святым, — желала, чтобы десятина его прихода была увеличена, насколько возможно, и втайне решила, что в Делафорде постарается прибрать к рукам его слуг, его карету, коровник и птичник. |
С тех пор как Джон Дэшвуд побывал на Беркли-стрит, прошло более недели, и они оставили нездоровье его жены без внимания, лишь один раз устно о ней осведомившись, и Элинор почувствовала, что долее откладывать визит к ней никак нельзя. |
Однако исполнение этого светского долга совсем её не манило, а к тому же она не нашла поддержки ни у Марианны, ни у миссис Дженнингс. |
Первая не только наотрез отказалась поехать к невестке, но и всячески пыталась отговорить сестру, вторая же, хотя её карета всегда была к услугам Элинор, питала к миссис Джон Дэшвуд такую антипатию, что не пожелала сделать ей визит, сколь ни любопытно было ей взглянуть, как та выглядит после скандального открытия, и сколь ни хотелось ей уязвить все семейство, открыто став на сторону Эдварда. |
Таким образом, Элинор волей-неволей вынуждена была отправиться на Харли-стрит в одиночестве, обрекая себя на тет-а-тет с женщиной, причин не терпеть которую у неё было куда больше, чем у Марианны и миссис Дженнингс. |
Лакей, однако, объявил, что миссис Дэшвуд никого не принимает. |
Но карета ещё не успела тронуться, как из дверей вышел супруг этой последней. |
Увидев Элинор, он изъявил величайшее удовольствие, сообщил, что как раз направлялся на Беркли-стрит и пригласил её войти — Фанни будет ей так рада! |
— Наверное, Фанни у себя, — сказал он. — Я сейчас схожу за ней, так как, полагаю, ничего против того, чтобы увидеться с тобой, она иметь не может. Отнюдь! Отнюдь! И особенно теперь... |
А впрочем, она всегда особенно благоволила к тебе и Марианне... Но почему Марианна не приехала? |
Элинор произнесла какие-то извинения. |
— Впрочем, я не жалею, что вижу тебя одну, — сказал он, — так как мне необходимо о многом с тобой поговорить. |
Я услышал об этом вчера совершенно случайно и собрался к вам, чтобы узнать достоверно. |
Полковник Брэндон отдаёт делафордский приход Эдварду. |
Никакого родства! И они ведь даже не знакомы! И это в наши дни, когда за приход можно взять вполне приличную сумму! |
Сколько он приносит? |
— Около двухсот фунтов в год. |
Но она не замедлила убедиться, что со всеми своими гостями он держится как истый джентльмен и лишь очень редко бывает груб с женой и тёщей. Оказалось, что он может быть очень приятным собеседником, чему мешала лишь склонность воображать, будто и всех прочих людей он превосходит так же, как, несомненно, превосходил миссис Дженнингс и Шарлотту. |
В остальном характер и привычки, насколько могла судить Элинор, ничем не выделяли его среди мужчин того же возраста и круга. |
Ел он очень изящно, вставал и ложился спать в самое неопределенное время, питал любовь к своему ребёнку, хотя и прятал её под маской пренебрежения, и каждое утро развлекался бильярдом, вместо того чтобы заниматься делами. |
Однако теперь он нравился ей много больше, чем она ожидала, хотя в глубине сердца она ничуть не жалела, что сильнее он ей понравиться не может, как не жалела, что, наблюдая его эпикурейскую праздность, его эгоизм и самовлюблённость, невольно и с радостью возвращается в мыслях к благородству Эдварда, простоте его вкусов и скромности. |
Об Эдварде, вернее о некоторых его делах, она кое-что узнала от полковника Брэндона, который недавно побывал в Дорсетшире и, видя в ней как дорогого друга мистера Феррарса, так и внимательную, расположенную к нему самому слушательницу, подробно рассказал ей про дом священника в Делафорде, про то, что там следовало бы подправить и какие именно починки он собирается произвести. |
Такое его поведение, а также нескрываемая радость от их встречи, хотя они не виделись всего десять дней, удовольствие, с каким он вступил в разговор с ней, и неизменный интерес к её мнению вполне могли объяснить, почему миссис Дженнингс была столь убеждена, будто он к ней неравнодушен; да и сама Элинор, пожалуй, заподозрила бы то же, если бы с самого начала не была уверена, что сердцем его всецело владеет Марианна. |
Вот почему ничего подобного ей все-таки и в голову бы не пришло, если бы не намёки миссис Дженнингс. Впрочем, она считала себя более тонкой наблюдательницей, потому что следила и за его глазами, тогда как миссис Дженнингс разбирала лишь его поведение, отчего не заметила его тревоги, когда Марианна пожаловалась на боль в висках и горле, ибо тревогу эту выражали только его взоры, а не слова, и она совершенно ускользнула от внимания почтенной дамы, но Элинор различила в них и нежное беспокойство, и чрезмерный испуг влюблённого. |
Две восхитительные прогулки в сумерках на третий и четвёртый их вечер в Кливленде (и не только по сухим дорожкам цветника, но и по всему саду, причём по самым укромным его уголкам, сохранившим некую дикость, где деревья были наиболее могучими, трава же — наиболее высокой и сырой) одарили Марианну, к тому же не потрудившуюся тотчас снять мокрые башмачки и чулки, сильнейшей простудой, которая через день-два, как ни пренебрегала она ею, как её ни отрицала, настолько разыгралась, что все вокруг заметили, а она была вынуждена признать, как ей худо. |
Немедля её засыпали целительными советами, и, по обыкновению, она не приняла ни одного. |
Жар, лихорадка, слабость во всех членах, кашель, боль в горле — это пустяки и к утру после крепкого сна пройдут сами собой. Лишь с большим трудом Элинор уговорила сестру, когда та легла, все же испробовать одно-два простейших средства. |
|