 |
Reading room | Charlotte Brontë | Jane Eyre | 📋 | 📖 | 🔀 | English ⇄ Russian
But the privations, or rather the hardships, of Lowood lessened.
| Однако лишения, вернее — трудности жизни в Ловуде становились все менее ощутимы. |
Spring drew on: she was indeed already come; the frosts of winter had ceased; its snows were melted, its cutting winds ameliorated.
| Приближалась весна. Она пришла незаметно. Зимние морозы прекратились, снега растаяли, ледяные ветры потеплели. |
My wretched feet, flayed and swollen to lameness by the sharp air of January, began to heal and subside under the gentler breathings of April; the nights and mornings no longer by their Canadian temperature froze the very blood in our veins; we could now endure the play-hour passed in the garden: sometimes on a sunny day it began even to be pleasant and genial, and a greenness grew over those brown beds, which, freshening daily, suggested the thought that Hope traversed them at night, and left each morning brighter traces of her steps.
| Мои несчастные ноги, обмороженные и распухавшие в дни резких январских холодов, начали заживать под действием мягкого апрельского тепла. Ночью и утром уже не было той чисто канадской температуры, от которой застывает кровь в жилах. Час, предназначенный для игр, мы теперь охотнее проводили в саду, а в солнечные дни пребывание там становилось просто удовольствием и радостью; зеленая поросль покрывала темно-бурые клумбы и с каждым днём становилась все гуще, словно ночами здесь проносилась легкокрылая надежда, оставляя наутро все более явственный след. |
Flowers peeped out amongst the leaves; snow-drops, crocuses, purple auriculas, and golden-eyed pansies.
| Между листьев проглянули цветы — подснежники, крокусы, золотистые анютины глазки. |
On Thursday afternoons (half-holidays) we now took walks, and found still sweeter flowers opening by the wayside, under the hedges.
| По четвергам, когда занятия кончались, мы предпринимали далёкиё прогулки и находили ещё более прелестные цветы по обочинам дороги и вдоль изгородей. |
I discovered, too, that a great pleasure, an enjoyment which the horizon only bounded, lay all outside the high and spike-guarded walls of our garden: this pleasure consisted in prospect of noble summits girdling a great hill-hollow, rich in verdure and shadow; in a bright beck, full of dark stones and sparkling eddies.
| Я открыла также бесконечное удовольствие в созерцании вида — его ограничивал только горизонт, — открывавшегося поверх высокой, утыканной гвоздями ограды нашего сада: там тянулись величественные холмы, окружавшие венцом глубокую горную долину, полную яркой зелени и густой тени, а на каменистом темном ложе ее шумела весёлая речушка, подернутая сверкающей рябью. |
How different had this scene looked when I viewed it laid out beneath the iron sky of winter, stiffened in frost, shrouded with snow!—
| Совсем иным казался этот пейзаж под свинцовым зимним небом, скованный морозом, засыпанный снегом! |
!—when mists as chill as death wandered to the impulse of east winds along those purple peaks, and rolled down “ing” and holm till they blended with the frozen fog of the beck!
| Тогда из-за фиолетовых вершин наплывали туманы, холодные, как смерть, их гнали восточные ветры, и они стлались по склонам и сливались с морозной мглой, стоявшей над речкой, и сама речка неслась тогда бурно и неудержимо. |
That beck itself was then a torrent, turbid and curbless: it tore asunder the wood, and sent a raving sound through the air, often thickened with wild rain or whirling sleet; and for the forest on its banks, that showed only ranks of skeletons.
| Она мчалась сквозь лес, наполняя окрестности своим ревом, к которому нередко примешивался шум проливного дождя или вой вьюги, а по берегам стояли рядами остовы мёртвых деревьев. |
April advanced to May: a bright serene May it was; days of blue sky, placid sunshine, and soft western or southern gales filled up its duration.
| Апрель сменился маем. Это был ясный и кроткий май. Каждый день ярко синело небо, грели мягкие солнечные лучи, и ласковые ветерки дули с запада или юга. |
And now vegetation matured with vigour; Lowood shook loose its tresses; it became all green, all flowery; its great elm, ash, and oak skeletons were restored to majestic life; woodland plants sprang up profusely in its recesses; unnumbered varieties of moss filled its hollows, and it made a strange ground-sunshine out of the wealth of its wild primrose plants: I have seen their pale gold gleam in overshadowed spots like scatterings of the sweetest lustre.
| Растительность мощно пробивалась повсюду. Ловуд встряхивал своими пышными кудрями, он весь зазеленел и расцвёл. Его высокие тополя и дубы вновь ожили и облеклись в величественные зеленые мантии, кусты в лесу покрылись листьями, бесчисленные виды мхов затянули бархатом каждую ямку, а золотые первоцветы казались лучами солнца, светившими с земли. В тенистых местах их бледное сияние походило на брызги света. |
All this I enjoyed often and fully, free, unwatched, and almost alone: for this unwonted liberty and pleasure there was a cause, to which it now becomes my task to advert.
| Всем этим я наслаждалась часто, долго, беспрепятственно и почти всегда в одиночестве, — эта неожиданная возможность пользоваться свободой имела свою особую причину, о которой пора теперь сказать. |
Have I not described a pleasant site for a dwelling, when I speak of it as bosomed in hill and wood, and rising from the verge of a stream?
| Разве описанная мною восхитительная местность среди гор и лесов, в речной излучине не напоминала райский уголок? |
Assuredly, pleasant enough: but whether healthy or not is another question.
| Да, она была прекрасна; но здорова ли — это другой вопрос. |
That forest-dell, where Lowood lay, was the cradle of fog and fog-bred pestilence; which, quickening with the quickening spring, crept into the Orphan Asylum, breathed typhus through its crowded schoolroom and dormitory, and, ere May arrived, transformed the seminary into an hospital.
| Лесная долина, где находился Ловуд, была колыбелью ядовитых туманов и рождаемых туманами болезней. И сейчас началась эпидемия тифа; болезнь распространялась и росла по мере того, как расцветала весна; заползла она и в наш сиротский приют — многолюдная классная и дортуары оказались рассадником заразы; и не успел ещё наступить май, как школа превратилась в больницу. |
Semi-starvation and neglected colds had predisposed most of the pupils to receive infection: forty-five out of the eighty girls lay ill at one time.
| Полуголодное существование и застарелые простуды создали у большинства воспитанниц предрасположение к заболеванию — из восьмидесяти девочек сорок пять слегли одновременно. |
Classes were broken up, rules relaxed.
| Уроки были прерваны, правила распорядка соблюдались менее строго, и те немногие, что ещё не заболели, пользовались неограниченной свободой. |
The few who continued well were allowed almost unlimited license; because the medical attendant insisted on the necessity of frequent exercise to keep them in health: and had it been otherwise, no one had leisure to watch or restrain them.
| Врач настаивал на том, что им для сохранения здоровья необходимо как можно дольше находиться на открытом воздухе; но и без того ни у кого не было ни времени, ни охоты удерживать нас в комнатах. |
Miss Temple’s whole attention was absorbed by the patients: she lived in the sick-room, never quitting it except to snatch a few hours’ rest at night.
| Все внимание мисс Темпль было поглощено больными: она все время находилась в лазарете и уходила только ночью на несколько часов, чтобы отдохнуть. |
The teachers were fully occupied with packing up and making other necessary preparations for the departure of those girls who were fortunate enough to have friends and relations able and willing to remove them from the seat of contagion.
| Все остальные учителя были заняты сборами в дорогу тех немногих девочек, которые, по счастью, имели друзей или родственников, согласившихся взять их к себе. |
Many, already smitten, went home only to die: some died at the school, and were buried quietly and quickly, the nature of the malady forbidding delay.
| Однако многие были уже заражены и, вернувшись домой, вскоре умерли там. Другие умерли в школе, и их похоронили быстро и незаметно, так как опасность распространения эпидемии не допускала промедления. |
While disease had thus become an inhabitant of Lowood, and death its frequent visitor; while there was gloom and fear within its walls; while its rooms and passages steamed with hospital smells, the drug and the pastille striving vainly to overcome the effluvia of mortality, that bright May shone unclouded over the bold hills and beautiful woodland out of doors.
| В то время как жестокая болезнь стала постоянной обитательницей Ловуда, а смерть — его частой гостьей, в то время как в его стенах царили страх и уныние, а в коридорах и комнатах стояли больничные запахи, которые нельзя было заглушить ни ароматичными растворами, ни курениями, — над крутыми холмами и кудрявыми рощами сиял безмятежный май. |
Its garden, too, glowed with flowers: hollyhocks had sprung up tall as trees, lilies had opened, tulips and roses were in bloom; the borders of the little beds were gay with pink thrift and crimson double daisies; the sweetbriars gave out, morning and evening, their scent of spice and apples; and these fragrant treasures were all useless for most of the inmates of Lowood, except to furnish now and then a handful of herbs and blossoms to put in a coffin.
| В саду цвело множество мальв ростом чуть не с дерево, раскрывались лилии, разноцветные тюльпаны и розы, маленькие клумбы были окружены весёлой темно-розовой каймой маргариток. По вечерам и по утрам благоухал шиповник, от него пахло яблоками и пряностями. Но в большинстве своём обитатели Ловуда не могли наслаждаться этими дарами природы, и только мы носили на могилы умерших девочек пучки трав и цветов. |
But I, and the rest who continued well, enjoyed fully the beauties of the scene and season; they let us ramble in the wood, like gipsies, from morning till night; we did what we liked, went where we liked: we lived better too.
| Однако те дети, которые оставались здоровыми, полностью наслаждались красотой окрестностей и сияющей весной. Никто не обращал на нас внимания, и мы как цыгане, с утра до ночи бродили по долинам и рощам. Мы делали все, что нам нравилось, и шли, куда нас влекло. |
Mr. Brocklehurst and his family never came near Lowood now: household matters were not scrutinised into; the cross housekeeper was gone, driven away by the fear of infection; her successor, who had been matron at the Lowton Dispensary, unused to the ways of her new abode, provided with comparative liberality.
| Условия нашей жизни тоже стали лучше. Ни мистер Брокльхерст, ни его семейство не решались даже приблизиться к Ловуду. Никто не надзирал за хозяйством, злая экономка ушла, испугавшись эпидемии. Ее заместительница, которая раньше заведовала лоутонским лазаретом, ещё не переняла ее обычаев и была щедрее, да и кормить приходилось гораздо меньше девочек: больные ели мало. |
Besides, there were fewer to feed; the sick could eat little; our breakfast-basins were better filled; when there was no time to prepare a regular dinner, which often happened, she would give us a large piece of cold pie, or a thick slice of bread and cheese, and this we carried away with us to the wood, where we each chose the spot we liked best, and dined sumptuously.
| Во время завтрака наши мисочки были налиты до краев. Когда кухарка не успевала приготовить настоящий обед, а это случалось довольно часто, нам давали по большому куску холодного пирога или ломоть хлеба с сыром, и мы уходили в лес, где у каждой из нас было своё излюбленное местечко, и там с удовольствием съедали принесённое. |
My favourite seat was a smooth and broad stone, rising white and dry from the very middle of the beck, and only to be got at by wading through the water; a feat I accomplished barefoot.
| Я больше всего любила гладкий широкий камень, сухой и белый, лежавший посредине ручья; к нему можно было пробраться только по воде, и я переходила ручей босиком. |
The stone was just broad enough to accommodate, comfortably, another girl and me, at that time my chosen comrade—one Mary Ann Wilson; a shrewd, observant personage, whose society I took pleasure in, partly because she was witty and original, and partly because she had a manner which set me at my ease.
| На камне хватало места для двоих, и мы располагались на нем с моей новой подругой. Это была некая Мери-Энн Вильсон, неглупая и наблюдательная девочка; ее общество мне нравилось — она была большая шутница и оригиналка, и я чувствовала себя с ней просто и легко. |
Some years older than I, she knew more of the world, and could tell me many things I liked to hear: with her my curiosity found gratification: to my faults also she gave ample indulgence, never imposing curb or rein on anything I said.
| Мери-Энн была на несколько лет старше меня, больше знала жизнь, ее рассказы были для меня интересны, и она умела удовлетворить моё любопытство. Будучи снисходительна к моим недостаткам, она никогда не удерживала и не порицала меня. |
She had a turn for narrative, I for analysis; she liked to inform, I to question; so we got on swimmingly together, deriving much entertainment, if not much improvement, from our mutual intercourse.
| У нее был дар повествования, у меня — анализа; она любила поучать, я — спрашивать. Поэтому мы прекрасно ладили, и если это общение и не приносило нам особой пользы, оно было приятно. |
And where, meantime, was Helen Burns?
| А где же была Элен Бернс? |
Why did I not spend these sweet days of liberty with her?
| Отчего я не с ней проводила эти сладостные дни свободы? |
Had I forgotten her?
| Разве я забыла ее? |
or was I so worthless as to have grown tired of her pure society?
| Или я была так легкомысленна, что начала тяготиться ее благородной дружбой? |
Surely the Mary Ann Wilson I have mentioned was inferior to my first acquaintance: she could only tell me amusing stories, and reciprocate any racy and pungent gossip I chose to indulge in; while, if I have spoken truth of Helen, she was qualified to give those who enjoyed the privilege of her converse a taste of far higher things.
| Конечно, Мери-Энн Вильсон была несравнима с моей первой подругой: она рассказывала занятные истории и охотно болтала и шутила со мной, в то время как Элен всегда умела пробудить в тех, кто имел счастье общаться с ней, интерес к возвышенному. |
True, reader; and I knew and felt this: and though I am a defective being, with many faults and few redeeming points, yet I never tired of Helen Burns; nor ever ceased to cherish for her a sentiment of attachment, as strong, tender, and respectful as any that ever animated my heart.
| Все это верно, читатель; и я это прекрасно знала и чувствовала. Хотя я и очень несовершенное создание, с многочисленными недостатками, которые вряд ли могут искупить мои слабые достоинства, я никогда бы не устала от общества Элен Бернс; в моей душе продолжало жить чувство привязанности к ней, такое сильное, нежное и благоговейное, какое я редко патом испытывала. |
How could it be otherwise, when Helen, at all times and under all circumstances, evinced for me a quiet and faithful friendship, which ill-humour never soured, nor irritation never troubled?
| Да и как могло быть иначе, ведь Элен всегда и при всех обстоятельствах дарила мне спокойную, верную дружбу, которую не могло смутить или ослабить ни раздражение, ни непонимание. |
But Helen was ill at present: for some weeks she had been removed from my sight to I knew not what room upstairs.
| Но Элен была больна: вот уже несколько недель, как мы с ней не виделись; я даже не знала, в какой комнате верхнего этажа она находится. |
She was not, I was told, in the hospital portion of the house with the fever patients; for her complaint was consumption, not typhus: and by consumption I, in my ignorance, understood something mild, which time and care would be sure to alleviate.
| Ее не положили, как я выяснила, в лазарет, где лежали тифозные больные, ибо у нее была чахотка, а не тиф. Мне же, по моему неведению, чахотка представлялась чем-то очень безобидным, такой болезнью, которую уход и время могут излечить. |
I was confirmed in this idea by the fact of her once or twice coming downstairs on very warm sunny afternoons, and being taken by Miss Temple into the garden; but, on these occasions, I was not allowed to go and speak to her; I only saw her from the schoolroom window, and then not distinctly; for she was much wrapped up, and sat at a distance under the verandah.
| Эту уверенность поддерживало во мне и то обстоятельство, что в солнечные дни ее иногда выносили в сад; но и тут мне не разрешалось приближаться к ней и разговаривать; я видела ее только из школьного окна и притом очень неясно: она была закутана в одеяло и сидела довольно далеко от меня, в саду возле веранды. |
One evening, in the beginning of June, I had stayed out very late with Mary Ann in the wood; we had, as usual, separated ourselves from the others, and had wandered far; so far that we lost our way, and had to ask it at a lonely cottage, where a man and woman lived, who looked after a herd of half-wild swine that fed on the mast in the wood.
| Однажды, в начале июля, мы с Мери-Энн очень поздно загулялись в лесу; отделившись, как обычно, от остальных, мы забрели в глушь так далеко, что начали плутать и вынуждены были, чтобы расспросить о дороге, зайти в уединенный домик, где жили мужчина и женщина, пасшие в этом лесу стадо полудиких свиней. Когда мы наконец вернулись домой, уже всходила луна. |
When we got back, it was after moonrise: a pony, which we knew to be the surgeon’s, was standing at the garden door.
| У ворот дома мы увидели лошадь, которая, как мы знали, принадлежала врачу. |
Mary Ann remarked that she supposed some one must be very ill, as Mr. Bates had been sent for at that time of the evening.
| Мери-Энн высказала предположение, что, вероятно, кому-нибудь стало очень худо, если за мистером Бейтсом послали так поздно. |
She went into the house; I stayed behind a few minutes to plant in my garden a handful of roots I had dug up in the forest, and which I feared would wither if I left them till the morning.
| Она вошла в дом, а я ещё задержалась в саду, чтобы посадить несколько кустиков растений, принесённых из леса, так как боялась, что они завянут, если я это отложу до утра. |
This done, I lingered yet a little longer: the flowers smelt so sweet as the dew fell; it was such a pleasant evening, so serene, so warm; the still glowing west promised so fairly another fine day on the morrow; the moon rose with such majesty in the grave east.
| Закончив посадку, я все ещё медлила вернуться в комнаты: садилась роса, и цветы благоухали особенно нежно. Вечер был такой чудесный, спокойный, тёплый; все ещё алевший закат обещал и на завтра ясный день. Луна величественно всходила на потемневшем востоке. |
I was noting these things and enjoying them as a child might, when it entered my mind as it had never done before:—
| Я наслаждалась всем этим, как настоящее дитя, и вдруг во мне с небывалой остротой мелькнула мысль: |
“How sad to be lying now on a sick bed, and to be in danger of dying!
| «Как грустно сейчас лежать в постели, зная, что тебе грозит смерть. |
This world is pleasant—it would be dreary to be called from it, and to have to go who knows where?”
| Ведь этот мир прекрасен! Как тяжело быть из него отозванной, уйти неведомо куда!» |
And then my mind made its first earnest effort to comprehend what had been infused into it concerning heaven and hell; and for the first time it recoiled, baffled; and for the first time glancing behind, on each side, and before it, it saw all round an unfathomed gulf: it felt the one point where it stood—the present; all the rest was formless cloud and vacant depth; and it shuddered at the thought of tottering, and plunging amid that chaos.
| И тут я впервые попыталась осмыслить привитые мне представления о небе и аде и отступила растерянная; впервые, оглядевшись кругом, я увидела повсюду зияющую бездну. Незыблемой была только одна точка — настоящее; все остальное рисовалось мне в виде бесформенных облаков и зияющей пропасти; и я содрогнулась от ужаса перед возможностью сорваться и рухнуть в хаос. |
While pondering this new idea, I heard the front door open; Mr. Bates came out, and with him was a nurse.
| Погруженная в эти размышления, я вдруг услышала, как открылась парадная дверь: вышел мистер Бейтс, а с ним одна из нянек. |
After she had seen him mount his horse and depart, she was about to close the door, but I ran up to her.
| Он сел на лошадь и уехал, и она уже собиралась запереть дверь, когда я подбежала к ней. |
“How is Helen Burns?”
| —Как чувствует себя Элен Бернс? |
“Very poorly,” was the answer.
| —Очень плохо, — ответила она. |
“Is it her Mr. Bates has been to see?”
| —Это к ней приезжал мистер Бейтс? |
“Yes.”
| —Да. |
“And what does he say about her?”
| —А что он говорит? |
“He says she’ll not be here long.”
| —Он говорит, что ей уже недолго быть с нами. |
This phrase, uttered in my hearing yesterday, would have only conveyed the notion that she was about to be removed to Northumberland, to her own home.
| Эта фраза, услышь я ее вчера, вызвала бы во мне только мысль, что Элен собираются отправить домой, в Нортумберленд. |
I should not have suspected that it meant she was dying; but I knew instantly now!
| Я бы не заподозрила в этих словах намёк на ее близкую смерть; но сейчас я поняла это сразу. |
It opened clear on my comprehension that Helen Burns was numbering her last days in this world, and that she was going to be taken to the region of spirits, if such region there were.
| Мне тут же стало ясно, что дни Элен Бернс сочтены и что она скоро уйдёт в царство духов, — если это царство существует. |
I experienced a shock of horror, then a strong thrill of grief, then a desire—a necessity to see her; and I asked in what room she lay.
| Меня охватил ужас, затем я почувствовала приступ глубокой скорби, затем желание, просто потребность увидеть ее; и я спросила, в какой комнате она лежит. |
“She is in Miss Temple’s room,” said the nurse.
| —Она в комнате у мисс Темпль, — сказала няня. |
“May I go up and speak to her?”
| —А можно мне пойти поговорить с ней? |
“Oh no, child!
| —О нет, девочка. |
It is not likely; and now it is time for you to come in; you’ll catch the fever if you stop out when the dew is falling.”
| Едва ли это возможно. Да и тебе пора домой. Ты тоже заболеешь, если останешься в саду, когда выпала роса. |
The nurse closed the front door; I went in by the side entrance which led to the schoolroom: I was just in time; it was nine o’clock, and Miss Miller was calling the pupils to go to bed.
| Няня заперла парадную дверь. Я направилась по коридору в классную комнату. Как раз пробило девять, и мисс Миллер звала воспитанниц в дортуар. |
It might be two hours later, probably near eleven, when I—not having been able to fall asleep, and deeming, from the perfect silence of the dormitory, that my companions were all wrapt in profound repose—rose softly, put on my frock over my night-dress, and, without shoes, crept from the apartment, and set off in quest of Miss Temple’s room.
| Прошло не больше двух часов. Было, вероятно, около одиннадцати. Чувствуя, что я не в силах заснуть, и убедившись по наступившей в спальне тишине, что мои подруги крепко спят, я неслышно поднялась, надела платье поверх ночной рубашки, босиком прокралась к двери и отправилась в ту часть здания, где была комната мисс Темпль. |
It was quite at the other end of the house; but I knew my way; and the light of the unclouded summer moon, entering here and there at passage windows, enabled me to find it without difficulty.
| Мне надо было пройти в другой конец корпуса, но я знала дорогу, а лившийся в окна яркий свет сиявшей в чистом небе летней луны освещал мне путь. |
An odour of camphor and burnt vinegar warned me when I came near the fever room: and I passed its door quickly, fearful lest the nurse who sat up all night should hear me.
| Резкий запах камфоры и древесного уксуса подсказал мне, что я прохожу мимо тифозной палаты, — и я миновала дверь как можно быстрее, опасаясь, как бы дежурная няня не заметила меня. |
I dreaded being discovered and sent back; for I must see Helen,—I must embrace her before she died,—I must give her one last kiss, exchange with her one last word.
| Больше всего на свете я боялась, что кто-нибудь заставит меня вернуться. Я должна была увидеть Элен! Я должна была обнять ее перед смертью, поцеловать в последний раз, обменяться с ней последним словом! |
Having descended a staircase, traversed a portion of the house below, and succeeded in opening and shutting, without noise, two doors, I reached another flight of steps; these I mounted, and then just opposite to me was Miss Temple’s room.
| Я спустилась по лестнице, прошла длинным коридором, бесшумно открыла и притворила две двери и, наконец, дошла до другой лестницы; поднявшись по ней, я оказалась прямо перед комнатой мисс Темпль. |
A light shone through the keyhole and from under the door; a profound stillness pervaded the vicinity.
| Сквозь замочную скважину и из-под двери просачивался свет. Царила глубокая тишина. |
Coming near, I found the door slightly ajar; probably to admit some fresh air into the close abode of sickness.
| Подойдя ещё ближе, я увидела, что дверь слегка приоткрыта, — вероятно, для того, чтобы пропустить хоть немного свежего воздуха в эту обитель болезни. |
Indisposed to hesitate, and full of impatient impulses—soul and senses quivering with keen throes—I put it back and looked in.
| Полная решимости и нетерпения, взволнованная до глубины души, я с трепетом открыла дверь. |
My eye sought Helen, and feared to find death.
| Мои взоры искали Элен и опасались увидеть смерть. |
Close by Miss Temple’s bed, and half covered with its white curtains, there stood a little crib.
| Рядом с кроватью мисс Темпль, полускрытая белым пологом, стояла маленькая кровать. |
I saw the outline of a form under the clothes, but the face was hid by the hangings: the nurse I had spoken to in the garden sat in an easy-chair asleep; an unsnuffed candle burnt dimly on the table.
| Я увидела под простыней очертания лежавшей Элен, но ее лицо заслонял полог. Няня, с которой я говорила в саду, спала в кресле, на столе тускло горела свеча. |
Miss Temple was not to be seen: I knew afterwards that she had been called to a delirious patient in the fever-room.
| Мисс Темпль нигде не было видно. Впоследствии я узнала, что ее вызвали в тифозную палату к бредившей девочке. |
I advanced; then paused by the crib side: my hand was on the curtain, but I preferred speaking before I withdrew it.
| Я осторожно подошла к кровати и остановилась возле нее; рука моя уже коснулась полога, но я решила сначала заговорить, а потом уже отдёрнуть его. |
I still recoiled at the dread of seeing a corpse.
| Мною все ещё владел страх, что я увижу мёртвое тело. |
“Helen!” I whispered softly, “are you awake?”
| —Элен, — прошептала я тихо, — ты не спишь? |
She stirred herself, put back the curtain, and I saw her face, pale, wasted, but quite composed: she looked so little changed that my fear was instantly dissipated.
| Она приподнялась, откинула полог, и я увидела ее лицо — бледное, измождённое, но совершенно спокойное. Она так мало изменилась, что мои опасения тотчас же рассеялись. |
“Can it be you, Jane?”
| —Неужели это ты Джен? — |
she asked, in her own gentle voice.
| спросила она своим обычным кротким голосом. |
“Oh!”
| «О нет, — подумала я, — она не умирает, они ошибаются! |
I thought, “she is not going to die; they are mistaken: she could not speak and look so calmly if she were.”
| У нее такое ясное лицо и такой спокойный голос; этого не может быть!» |
I got on to her crib and kissed her: her forehead was cold, and her cheek both cold and thin, and so were her hand and wrist; but she smiled as of old.
| Я села на кровать и поцеловала ее. Лоб у нее был холодный, лицо заметно похудело, а также пальцы и кисти рук; но она улыбалась по-старому. |
“Why are you come here, Jane?
| —Как ты попала сюда, Джен? |
It is past eleven o’clock: I heard it strike some minutes since.”
| Ведь уже двенадцатый час, я слышала, как пробило одиннадцать несколько минут назад. |
“I came to see you, Helen: I heard you were very ill, and I could not sleep till I had spoken to you.”
| —Я пришла повидать тебя, Элен: я узнала, что ты очень больна, и не могла уснуть, не поговорив с тобой. |
“You came to bid me good-bye, then: you are just in time probably.”
| —Значит, ты пришла проститься, и, вероятно, как раз вовремя. |
“Are you going somewhere, Helen?
| —Ты разве уезжаешь куда-нибудь, Элен? |
Are you going home?”
| Ты едешь домой? |
“Yes; to my long home—my last home.”
| —Да, я собираюсь в длинную дорогу, в мой последний дом. |
“No, no, Helen!”
| —Нет, нет, Элен! — |
I stopped, distressed.
| остановила я ее с отчаянием, стараясь сдержать слезы. |
While I tried to devour my tears, a fit of coughing seized Helen; it did not, however, wake the nurse; when it was over, she lay some minutes exhausted; then she whispered—
| В это время у Элен начался приступ кашля, однако няня не проснулась; когда приступ кончился, Элен пролежала несколько минут в полном изнеможении, затем шепнула: |
“Jane, your little feet are bare; lie down and cover yourself with my quilt.”
| —Джен, у тебя ножки озябли. Ложись со мной и укройся моим одеялом. |
I did so: she put her arm over me, and I nestled close to her.
| Я так и сделала. Она охватила меня рукой, и я прижалась к ней. |
After a long silence, she resumed, still whispering—
| После долгого молчания она продолжала, все так же шёпотом: |
“I am very happy, Jane; and when you hear that I am dead, you must be sure and not grieve: there is nothing to grieve about.
| —Я очень счастлива, Джен, и когда ты узнаешь, что я умерла, будь спокойна и не грусти, — грустить не о чем. |
We all must die one day, and the illness which is removing me is not painful; it is gentle and gradual: my mind is at rest.
| Все мы когда-нибудь умрём, а моя болезнь не такая уж мучительная, она незаметно и мягко сводит меня в могилу. Моя душа спокойна. |
I leave no one to regret me much: I have only a father; and he is lately married, and will not miss me.
| Я не оставляю никого, кто бы сильно горевал обо мне: у меня есть только отец, но он недавно женился и не очень будет скучать. |
By dying young, I shall escape great sufferings.
| Я умираю молодой и потому избегну многих страданий. |
I had not qualities or talents to make my way very well in the world: I should have been continually at fault.”
| У меня нет тех способностей и талантов, которые помогают пробить себе дорогу в жизни. |
“But where are you going to, Helen?
| Я вечно попадала бы впросак. |
Can you see?
| —Но куда же ты уходишь, Элен? |
Do you know?”
| Разве ты видишь, разве ты знаешь? |
“I believe; I have faith: I am going to God.”
| —Я верю и надеюсь: я иду к богу. |
“My Maker and yours, who will never destroy what He created.
| —Мой творец и твой, он никогда не разрушит того, что создал. |
I rely implicitly on His power, and confide wholly in His goodness: I count the hours till that eventful one arrives which shall restore me to Him, reveal Him to me.”
| Я доверяюсь его всемогуществу и его доброте. Я считаю часы до той великой минуты, когда возвращусь к нему. |
“You are sure, then, Helen, that there is such a place as heaven, and that our souls can get to it when we die?”
| —Значит, ты уверена, что есть такое место на небе и что наши души попадут туда, когда мы умрём? |
“I am sure there is a future state; I believe God is good; I can resign my immortal part to Him without any misgiving. God is my father; God is my friend: I love Him; I believe He loves me.”
| —Я убеждена, что есть будущая жизнь, и я верю, что бог добр. |
“And shall I see you again, Helen, when I die?”
| —А я увижусь с тобой, Элен, когда умру? |
“You will come to the same region of happiness: be received by the same mighty, universal Parent, no doubt, dear Jane.”
| —Ты достигнешь той же обители счастья; ты будешь принята тем же всемогущим и вездесущим отцом, не сомневайся в этом, дорогая Джен. |
Again I questioned, but this time only in thought. “Where is that region? Does it exist?”
| Снова я спросила, но на этот раз лишь мысленно: где же эта обитель и существует ли она? |
And I clasped my arms closer round Helen; she seemed dearer to me than ever; I felt as if I could not let her go; I lay with my face hidden on her neck.
| И я крепче обняла мою подругу, — она казалась мне дороже, чем когда-либо, я не в силах была расстаться с ней. Я лежала, прижавшись лицом к ее плечу. |
Presently she said, in the sweetest tone—
| Вдруг она сказала с невыразимой нежностью: |
“How comfortable I am!
| —Как мне хорошо! |
That last fit of coughing has tired me a little; I feel as if I could sleep: but don’t leave me, Jane; I like to have you near me.”
| Этот последний приступ кашля немного утомил меня; кажется, мне удастся заснуть. Но ты не уходи, Джен; мне хочется, чтобы ты была со мной. |
“I’ll stay with you, dear Helen: no one shall take me away.”
| —Я останусь с тобой, моя дорогая Элен, никто не разлучит нас. |
“Are you warm, darling?”
| —Ты согрелась, детка? |
“Yes.”
| —Да. |
“Good-night, Jane.”
| —Спокойной ночи, Джен! |
“Good-night, Helen.”
| —Спокойной ночи, Элен! |
She kissed me, and I her, and we both soon slumbered.
| Мы поцеловались, и скоро обе задремали. |
When I awoke it was day: an unusual movement roused me; I looked up; I was in somebody’s arms; the nurse held me; she was carrying me through the passage back to the dormitory.
| Когда я проснулась, был уже день. Меня разбудило ощущение, что я куда-то лечу; я открыла глаза и увидела, что кто-то несёт меня на руках: это была няня, она несла меня по коридору в дортуар. |
I was not reprimanded for leaving my bed; people had something else to think about; no explanation was afforded then to my many questions; but a day or two afterwards I learned that Miss Temple, on returning to her own room at dawn, had found me laid in the little crib; my face against Helen Burns’s shoulder, my arms round her neck.
| Я не получила выговора за то, что ночью убежала к Элен, — окружающим было не до этого. Никто не отвечал на мои бесчисленные вопросы. Но день-два спустя я узнала, что мисс Темпль, вернувшись на рассвете в свою комнату, нашла меня в кроватке Элен. Моя голова покоилась на ее плече, мои руки обнимали ее шею. |
I was asleep, and Helen was—dead.
| Я спала, — Элен же была мёртва. |
Her grave is in Brocklebridge churchyard: for fifteen years after her death it was only covered by a grassy mound; but now a grey marble tablet marks the spot, inscribed with her name, and the word “Resurgam.”
| Ее могила — на брокльбриджском кладбище. В течение пятнадцати лет над этой могилой был только зеленый холмик, но теперь там лежит серая мраморная плита, на которой высечено ее имя и слово «Resurgam». |
|
