Reading room | Лев Толстой | Анна Каренина | 📋 | 📖 | 🔀 | Russian ⇄ English

Chapter 35

Князь передал своё весёлое расположение духа и домашним своим, и знакомым, и даже немцу-хозяину, у которого стояли Щербацкие.

The prince communicated his good humor to his own family and his friends, and even to the German landlord in whose rooms the Shtcherbatskys were staying.

Вернувшись с Кити с вод и пригласив к себе к кофе и полковника, и Марью Евгеньевну, и Вареньку, князь велел вынести стол и кресла в садик, под каштан, и там накрыть завтрак.

On coming back with Kitty from the springs, the prince, who had asked the colonel, and Marya Yevgenyevna, and Varenka all to come and have coffee with them, gave orders for a table and chairs to be taken into the garden under the chestnut tree, and lunch to be laid there.

И хозяин и прислуга оживились под влиянием его весёлости.

The landlord and the servants, too, grew brisker under the influence of his good spirits.

Они знали его щедрость, и чрез полчаса больной гамбургский доктор, живший наверху, с завистью смотрел в окно на эту весёлую русскую компанию здоровых людей, собравшуюся под каштаном.

They knew his open-handedness; and half an hour later the invalid doctor from Hamburg, who lived on the top floor, looked enviously out of the window at the merry party of healthy Russians assembled under the chestnut tree.

Под дрожащею кругами тенью листьев, у покрытого белою скатертью и уставленного кофейниками, хлебом, маслом, сыром, холодною дичью стола, сидела княгиня в наколке с лиловыми лентами, раздавая чашки и тартинки.

In the trembling circles of shadow cast by the leaves, at a table, covered with a white cloth, and set with coffeepot, bread-and-butter, cheese, and cold game, sat the princess in a high cap with lilac ribbons, distributing cups and bread-and-butter.

На другом конце сидел князь, плотно кушая и громко и весело разговаривая.

At the other end sat the prince, eating heartily, and talking loudly and merrily.

Князь разложил подле себя свои покупки – резные сундучки, бирюльки, разрезные ножики всех сортов, которых он накупил кучу на всех водах, и раздаривал их всем, в том числе Лисхен, служанке, и хозяину, с которым он шутил на своём комическом дурном немецком языке, уверяя его, что не воды вылечили Кити, но его отличные кушанья, в особенности суп с черносливом.

The prince had spread out near him his purchases, carved boxes, and knick-knacks, paper-knives of all sorts, of which he bought a heap at every watering-place, and bestowed them upon everyone, including Lieschen, the servant girl, and the landlord, with whom he jested in his comically bad German, assuring him that it was not the water had cured Kitty, but his splendid cookery, especially his plum soup.

Княгиня подсмеивалась над мужем за его русские привычки, но была так оживлена и весела, как не была во все время жизни на водах.

The princess laughed at her husband for his Russian ways, but she was more lively and good-humored than she had been all the while she had been at the waters.

Полковник, как всегда, улыбался шуткам князя; но насчёт Европы, которую он внимательно изучал, как он думал, он держал сторону княгини.

The colonel smiled, as he always did, at the prince’s jokes, but as far as regards Europe, of which he believed himself to be making a careful study, he took the princess’s side.

Добродушная Марья Евгеньевна покатывалась со смеху от всего, что говорил смешного князь, и Варенька, чего ещё Кити никогда не видала, раскисала от слабого, но сообщающегося смеха, который возбуждали в ней шутки князя.

The simple-hearted Marya Yevgenyevna simply roared with laughter at everything absurd the prince said, and his jokes made Varenka helpless with feeble but infectious laughter, which was something Kitty had never seen before.

Все это веселило Кити, но она не могла не быть озабоченною.

Kitty was glad of all this, but she could not be light-hearted.

Она не могла разрешить задачи, которую ей невольно задал отец своим весёлым взглядом на её друзей и на ту жизнь, которую она так полюбила.

She could not solve the problem her father had unconsciously set her by his good-humored view of her friends, and of the life that had so attracted her.

К задаче этой присоединилась ещё перемена её отношений к Петровым, которая нынче так очевидно и неприятно высказалась.

To this doubt there was joined the change in her relations with the Petrovs, which had been so conspicuously and unpleasantly marked that morning.

Всем было весело, но Кити не могла быть весёлою, и это ещё более мучило её.

Everyone was good-humored, but Kitty could not feel good-humored, and this increased her distress.

Она испытывала чувство вроде того, какое испытывала в детстве, когда под наказанием была заперта в своей комнате и слушала весёлый смех сестёр.

She felt a feeling such as she had known in childhood, when she had been shut in her room as a punishment, and had heard her sisters’ merry laughter outside.

–Ну, на что ты накупил эту бездну? –

“Well, but what did you buy this mass of things for?”

говорила княгиня, улыбаясь и подавая мужу чашку с кофеем.

said the princess, smiling, and handing her husband a cup of coffee.

–Пойдёшь ходить, ну, подойдёшь к лавочке, просят купить: «Эрлаухт, эксцеленц, дурхлаухт».💬

“One goes for a walk, one looks in a shop, and they ask you to buy. ‘ Erlaucht, Durchlaucht? ’

Ну, уж как скажут: «Дурхлаухт», уж я и не могу: десяти талеров и нет.

Directly they say ‘ Durchlaucht ,’ I can’t hold out. I lose ten thalers.”

–Это только от скуки, – сказала княгиня.

“It’s simply from boredom,” said the princess.

–Разумеется, от скуки.

“Of course it is.

Такая скука, матушка, что не знаешь, куда деться.

Such boredom, my dear, that one doesn’t know what to do with oneself.”

–Как можно скучать, князь?

“How can you be bored, prince?

Так много интересного теперь в Германии, – сказала Марья Евгеньевна.

There’s so much that’s interesting now in Germany,” said Marya Yevgenyevna.

–Да я все интересное знаю: суп с черносливом знаю, гороховую колбасу знаю.

“But I know everything that’s interesting: the plum soup I know, and the pea sausages I know.

Все знаю.

I know everything.”

–Нет, но как хотите, князь, интересны их учреждения, – сказал полковник.

“No, you may say what you like, prince, there’s the interest of their institutions,” said the colonel.

–Да что же интересного?

“But what is there interesting about it?

Все они довольны, как медные гроши: всех победили.

They’re all as pleased as brass halfpence.

Ну, а мне-то чем же довольным быть?

They’ve conquered everybody, and why am I to be pleased at that?

Я никого не победил, а только сапоги снимай сам, да ещё за дверь их сам выставляй.

I haven’t conquered anyone; and I’m obliged to take off my own boots, yes, and put them away too;

Утром вставай, сейчас же одевайся, иди в салон чай скверный пить.

in the morning, get up and dress at once, and go to the dining-room to drink bad tea!

То ли дело дома!

How different it is at home!

Проснёшься не торопясь, посердишься на что-нибудь, поворчишь, опомнишься хорошенько, все обдумаешь, не торопишься.

You get up in no haste, you get cross, grumble a little, and come round again. You’ve time to think things over, and no hurry.”

–А время – деньги, вы забываете это, – сказал полковник.

“But time’s money, you forget that,” said the colonel.

–Какое время!

“Time, indeed, that depends!

Другое время такое, что целый месяц за полтинник отдашь, а то так никаких денег за полчаса не возьмёшь.

Why, there’s time one would give a month of for sixpence, and time you wouldn’t give half an hour of for any money. Isn’t that so, Katinka?

Так ли, Катенька?

What is it?

Что ты, какая скучная?

why are you so depressed?”

–Я ничего.

“I’m not depressed.”

–Куда же вы?

“Where are you off to?

Посидите ещё, – обратился он к Вареньке.

Stay a little longer,” he said to Varenka.

–Мне надо домой, – сказала Варенька, вставая, и опять залилась смехом.

“I must be going home,” said Varenka, getting up, and again she went off into a giggle.

Оправившись, она простилась и пошла в дом, чтобы взять шляпу.

When she had recovered, she said good-bye, and went into the house to get her hat.

Кити пошла за нею.

Kitty followed her.

Даже Варенька представлялась ей теперь другою.

Even Varenka struck her as different.

Она не была хуже, но она была другая, чем та, какою она прежде воображала её себе.

She was not worse, but different from what she had fancied her before.

–Ах, я давно так не смеялась! –

“Oh, dear! it’s a long while since I’ve laughed so much!”

сказала Варенька, собирая зонтик и мешочек. –

said Varenka, gathering up her parasol and her bag.

Какой он милый, ваш папа!

“How nice he is, your father!”

Кити молчала.

Kitty did not speak.

–Когда же увидимся? –

“When shall I see you again?”

спросила Варенька.

asked Varenka.

– Mamanхотела зайти к Петровым.

“Mamma meant to go and see the Petrovs.

Вы не будете там? –

Won’t you be there?”

сказала Кити, испытывая Вареньку.

said Kitty, to try Varenka.

–Я буду, – отвечала Варенька. –

“Yes,” answered Varenka.

Они собираются уезжать, так я обещалась помочь укладываться.

“They’re getting ready to go away, so I promised to help them pack.”

–Ну, и я приду.

“Well, I’ll come too, then.”

–Нет, что вам?

“No, why should you?”

–Отчего, отчего, отчего? –

“Why not? why not? why not?”

широко раскрывая глаза, заговорила Кити, чтобы не выпускать Вареньку, взявшись за её зонтик. –

said Kitty, opening her eyes wide, and clutching at Varenka’s parasol, so as not to let her go.

Нет, постойте, отчего?

“No, wait a minute; why not?”

–Так;

“Oh, nothing;

ваш папа приехал, и потом с вами они стесняются.

your father has come, and besides, they will feel awkward at your helping.”

–Нет, вы мне скажите, отчего вы не хотите, чтоб я часто бывала у Петровых?

“No, tell me why you don’t want me to be often at the Petrovs’.

Ведь вы не хотите? Отчего?

You don’t want me to—why not?”

–Я не говорила этого, – спокойно сказала Варенька.

“I didn’t say that,” said Varenka quietly.

–Нет, пожалуйста, скажите!

“No, please tell me!”

–Все говорить? –

“Tell you everything?”

спросила Варенька.

asked Varenka.

–Все, все! –

“Everything, everything!”

подхватила Кити.

Kitty assented.

–Да особенного ничего нет, а только то, что Михаил Алексеевич (так звали живописца) прежде хотел ехать раньше, а теперь не хочет уезжать, – улыбаясь, сказала Варенька.

“Well, there’s really nothing of any consequence; only that Mihail Alexeyevitch” (that was the artist’s name) “had meant to leave earlier, and now he doesn’t want to go away,” said Varenka, smiling.

–Ну! Ну! –

“Well, well!”

торопила Кити, мрачно глядя на Вареньку.

Kitty urged impatiently, looking darkly at Varenka.

–Ну, и почему-то Анна Павловна сказала, что он не хочет оттого, что вы тут.

“Well, and for some reason Anna Pavlovna told him that he didn’t want to go because you are here.

Разумеется, это было некстати, но из-за этого, из-за вас вышла ссора.

Of course, that was nonsense; but there was a dispute over it—over you.

А вы знаете, как эти больные раздражительны.

You know how irritable these sick people are.”

Кити все более и более хмурилась, и Варенька говорила одна, стараясь смягчить и успокоить её, видя собиравшийся взрыв, она не знала чего – слез или слов.

Kitty, scowling more than ever, kept silent, and Varenka went on speaking alone, trying to soften or soothe her, and seeing a storm coming—she did not know whether of tears or of words.

–Так лучше вам не ходить…

“So you’d better not go....

И вы понимаете, вы не обижайтесь…

You understand; you won’t be offended?...”

–И поделом мне, и поделом мне! –

“And it serves me right! And it serves me right!”

быстро заговорила Кити, схватывая зонтик из рук Вареньки и глядя мимо глаз своего друга.

Kitty cried quickly, snatching the parasol out of Varenka’s hand, and looking past her friend’s face.

Вареньке хотелось улыбнуться, глядя на детский гнев своего друга, но она боялась оскорбить её.

Varenka felt inclined to smile, looking at her childish fury, but she was afraid of wounding her.

–Как поделом?

“How does it serve you right?

Я не понимаю, – сказала она.

I don’t understand,” she said.

–Поделом за то, что все это было притворство, потому что это все выдуманное, а не от сердца.

“It serves me right, because it was all sham; because it was all done on purpose, and not from the heart. What business had I to interfere with outsiders?

Какое мне дело было до чужого человека? И вот вышло, что я причиной ссоры и что я делала то, чего меня никто не просил.

And so it’s come about that I’m a cause of quarrel, and that I’ve done what nobody asked me to do.

Оттого что все притворство!

Because it was all a sham!

притворство!

a sham!

притворство!..

a sham!...”

–Да с какою же целью притворяться? –

“A sham! with what object?”

тихо сказала Варенька.

said Varenka gently.

–Ах, как глупо, гадко!

“Oh, it’s so idiotic! so hateful!

Не было мне никакой нужды…

There was no need whatever for me....

Все притворство! –

Nothing but sham!”

говорила она, открывая и закрывая зонтик.

she said, opening and shutting the parasol.

–Да с какою же целью?

“But with what object?”

–Чтобы казаться лучше пред людьми, пред собой, пред Богом, всех обмануть.

“To seem better to people, to myself, to God; to deceive everyone. No!

Нет, теперь уж я не поддамся на это!

now I won’t descend to that.

Быть дурною, но по крайней мере не лживою, не обманщицей!

I’ll be bad; but anyway not a liar, a cheat.”

–Да кто же обманщица? –

“But who is a cheat?”

укоризненно сказала Варенька. –

said Varenka reproachfully.

Вы говорите, как будто…

“You speak as if....”

Но Кити была в своём припадке вспыльчивости. Она не дала ей договорить.

But Kitty was in one of her gusts of fury, and she would not let her finish.

–Я не об вас, совсем не об вас говорю.

“I don’t talk about you, not about you at all.

Вы совершенство.

You’re perfection.

Да, да, я знаю, что вы все совершенство;

Yes, yes, I know you’re all perfection;

но что же делать, что я дурная?

but what am I to do if I’m bad?

Этого бы не было, если б я не была дурная.

This would never have been if I weren’t bad.

Так пускай я буду какая есть, но не буду притворяться.

So let me be what I am. I won’t be a sham.

Что мне за дело до Анны Павловны!

What have I to do with Anna Pavlovna?

Пускай они живут как хотят, и я как хочу.

Let them go their way, and me go mine.

Я не могу быть другою…

I can’t be different....

И все это не то, не то!..

And yet it’s not that, it’s not that.”

–Да что же не то? –

“What is not that?”

в недоумении говорила Варенька.

asked Varenka in bewilderment.

–Все не то.

“Everything.

Я не могу иначе жить, как по сердцу, а вы живете по правилам.

I can’t act except from the heart, and you act from principle.

Я вас полюбила просто, а вы, верно, только затем, чтобы спасти меня, научить меня!

I liked you simply, but you most likely only wanted to save me, to improve me.”

–Вы несправедливы, – сказала Варенька.

“You are unjust,” said Varenka.

–Да я ничего не говорю про других, я говорю про себя.

“But I’m not speaking of other people, I’m speaking of myself.”

–Кити! – послышался голос матери, – поди сюда, покажи папа свои коральки.

“Kitty,” they heard her mother’s voice, “come here, show papa your necklace.”

Кити с гордым видом, не помирившись с своим другом, взяла со стола коральки в коробочке и пошла к матери.

Kitty, with a haughty air, without making peace with her friend, took the necklace in a little box from the table and went to her mother.

–Что с тобой?

“What’s the matter?

Что ты такая красная? –

Why are you so red?”

сказали ей мать и отец в один голос.

her mother and father said to her with one voice.

–Ничего, – отвечала она, – я сейчас приду, – и побежала назад.

“Nothing,” she answered. “I’ll be back directly,” and she ran back.

«Она ещё тут! – подумала она. –

“She’s still here,” she thought.

Что я скажу ей, Боже мой!

“What am I to say to her? Oh, dear!

что я наделала, что я говорила!

what have I done, what have I said?

За что я обидела её?

Why was I rude to her?

Что мне делать?

What am I to do?

Что я скажу ей?» –

What am I to say to her?”

думала Кити и остановилась у двери.

thought Kitty, and she stopped in the doorway.

Варенька в шляпе и с зонтиком в руках сидела у стола, рассматривая пружину, которую сломала Кити.

Varenka in her hat and with the parasol in her hands was sitting at the table examining the spring which Kitty had broken.

Она подняла голову.

She lifted her head.

–Варенька, простите меня, простите! – прошептала Кити, подходя к ней. –

“Varenka, forgive me, do forgive me,” whispered Kitty, going up to her.

Я не помню, что я говорила.

“I don’t remember what I said.

Я…

I....”

–Я, право, не хотела вас огорчать, – сказала Варенька улыбаясь.

“I really didn’t mean to hurt you,” said Varenka, smiling.

Мир был заключён.

Peace was made.

Но с приездом отца для Кити изменился весь тот мир, в котором она жила.

But with her father’s coming all the world in which she had been living was transformed for Kitty.

Она не отреклась от всего того, что узнала, но поняла, что она себя обманывала, думая, что может быть тем, чем хотела быть.

She did not give up everything she had learned, but she became aware that she had deceived herself in supposing she could be what she wanted to be.

Она как будто очнулась;

Her eyes were, it seemed, opened;

почувствовала всю трудность без притворства и хвастовства удержаться на той высоте, на которую она хотела подняться;

she felt all the difficulty of maintaining herself without hypocrisy and self-conceit on the pinnacle to which she had wished to mount.

кроме того, она почувствовала всю тяжесть этого мира горя, болезней, умирающих, в котором она жила;

Moreover, she became aware of all the dreariness of the world of sorrow, of sick and dying people, in which she had been living.

ей мучительны показались те усилия, которые она употребляла над собой, чтобы любить это, и поскорее захотелось на свежий воздух, в Россию, в Ергушово, куда, как она узнала из письма, переехала уже её сестра Долли с детьми.

The efforts she had made to like it seemed to her intolerable, and she felt a longing to get back quickly into the fresh air, to Russia, to Ergushovo, where, as she knew from letters, her sister Dolly had already gone with her children.

Но любовь её к Вареньке не ослабела.

But her affection for Varenka did not wane.

Прощаясь, Кити упрашивала её приехать к ним в Россию.

As she said good-bye, Kitty begged her to come to them in Russia.

–Я приеду, когда вы выйдете замуж, – сказала Варенька.

“I’ll come when you get married,” said Varenka.

–Я никогда не выйду.

“I shall never marry.”

–Ну, так я никогда не приеду.

“Well, then, I shall never come.”

–Ну, так я только для этого выйду замуж.

“Well, then, I shall be married simply for that.