Reading room | Лев Толстой | Анна Каренина | 📋 | 📖 | 🔀 | Russian ⇄ English

Chapter 34

Уже перед концом курса вод князь Щербацкий, ездивший после Карлсбада в Баден и Киссинген к русским знакомым набраться русского духа, как он говорил, вернулся к своим.

Before the end of the course of drinking the waters, Prince Shtcherbatsky, who had gone on from Carlsbad to Baden and Kissingen to Russian friends—to get a breath of Russian air, as he said—came back to his wife and daughter.

Взгляды князя и княгини на заграничную жизнь были совершенно противоположные.

The views of the prince and of the princess on life abroad were completely opposed.

Княгиня находила все прекрасным и, несмотря на своё твёрдое положение в русском обществе, старалась за границей походить на европейскую даму, чем она не была, – потому что она была русская барыня, – и потому притворялась, что ей было отчасти неловко.

The princess thought everything delightful, and in spite of her established position in Russian society, she tried abroad to be like a European fashionable lady, which she was not—for the simple reason that she was a typical Russian gentlewoman; and so she was affected, which did not altogether suit her.

Князь же, напротив, находил за границей все скверным, тяготился европейской жизнью, держался своих русских привычек и нарочно старался выказывать себя за границей менее европейцем, чем он был в действительности.

The prince, on the contrary, thought everything foreign detestable, got sick of European life, kept to his Russian habits, and purposely tried to show himself abroad less European than he was in reality.

Князь вернулся похудевший, с обвислыми мешками кожи на щеках, но в самом весёлом расположении духа.

The prince returned thinner, with the skin hanging in loose bags on his cheeks, but in the most cheerful frame of mind.

Весёлое расположение его ещё усилилось, когда он увидал Кити совершенно поправившуюся.

His good humor was even greater when he saw Kitty completely recovered.

Известие о дружбе Кити с госпожой Шталь и Варенькой и переданные княгиней наблюдения над какой-то переменой, происшедшей в Кити, смутили князя и возбудили в нем обычное чувство ревности ко всему, что увлекало его дочь помимо его, и страх, чтобы дочь не ушла из-под его влияния в какие-нибудь недоступные ему области.

The news of Kitty’s friendship with Madame Stahl and Varenka, and the reports the princess gave him of some kind of change she had noticed in Kitty, troubled the prince and aroused his habitual feeling of jealousy of everything that drew his daughter away from him, and a dread that his daughter might have got out of the reach of his influence into regions inaccessible to him.

Но эти неприятные известия потонули в том море добродушия и весёлости, которые всегда были в нем и особенно усилились карлсбадскими водами.

But these unpleasant matters were all drowned in the sea of kindliness and good humor which was always within him, and more so than ever since his course of Carlsbad waters.

На другой день по своём приезде князь в своём длинном пальто, со своими русскими морщинами и одутловатыми щеками, подпёртыми крахмаленными воротничками, в самом весёлом расположении духа пошёл с дочерью на воды.

The day after his arrival the prince, in his long overcoat, with his Russian wrinkles and baggy cheeks propped up by a starched collar, set off with his daughter to the spring in the greatest good humor.

Утро было прекрасное; опрятные, весёлые дома с садиками, вид краснолицых, красноруких, налитых пивом, весело работающих немецких служанок и яркое солнце веселили сердце;

It was a lovely morning: the bright, cheerful houses with their little gardens, the sight of the red-faced, red-armed, beer-drinking German waitresses, working away merrily, did the heart good.

но чем ближе они подходили к водам, тем чаще встречались больные, и вид их казался ещё плачевнее среди обычных условий благоустроенной немецкой жизни.

But the nearer they got to the springs the oftener they met sick people; and their appearance seemed more pitiable than ever among the everyday conditions of prosperous German life.

Кити уже не поражала эта противоположность.

Kitty was no longer struck by this contrast.

Яркое солнце, весёлый блеск зелени, звуки музыки были для неё естественною рамкой всех этих знакомых лиц и перемен к ухудшению или улучшению, за которыми она следила;

The bright sun, the brilliant green of the foliage, the strains of the music were for her the natural setting of all these familiar faces, with their changes to greater emaciation or to convalescence, for which she watched.

но для князя свет и блеск июньского утра, и звуки оркестра, игравшего модный весёлый вальс, и особенно вид здоровенных служанок казались чем-то неприличным и уродливым в соединении с этими собравшимися со всех концов Европы, уныло двигавшимися мертвецами.

But to the prince the brightness and gaiety of the June morning, and the sound of the orchestra playing a gay waltz then in fashion, and above all, the appearance of the healthy attendants, seemed something unseemly and monstrous, in conjunction with these slowly moving, dying figures gathered together from all parts of Europe.

Несмотря на испытываемое им чувство гордости и как бы возврата молодости, когда любимая дочь шла с ним под руку, ему теперь как будто неловко и совестно было за свою сильную походку, за свои крупные, облитые жиром члены.

In spite of his feeling of pride and, as it were, of the return of youth, with his favorite daughter on his arm, he felt awkward, and almost ashamed of his vigorous step and his sturdy, stout limbs.

Он испытывал почти чувство человека, неодетого в обществе.

He felt almost like a man not dressed in a crowd.

–Представь, представь меня своим новым друзьям, – говорил он дочери, пожимая локтем её руку. –

“Present me to your new friends,” he said to his daughter, squeezing her hand with his elbow.

Я и этот твой гадкий Соден полюбил за то, что он тебя так справил.

“I like even your horrid Soden for making you so well again.

Только грустно, грустно у вас.

Only it’s melancholy, very melancholy here.

Это кто?

Who’s that?”

Кити называла ему те знакомые и незнакомые лица, которые они встречали.

Kitty mentioned the names of all the people they met, with some of whom she was acquainted and some not.

У самого входа в сад они встретили слепую m-me Berthe с проводницей, и князь порадовался на умилённое выражение старой француженки, когда она услыхала голос Кити.

At the entrance of the garden they met the blind lady, Madame Berthe, with her guide, and the prince was delighted to see the old Frenchwoman’s face light up when she heard Kitty’s voice.

Она тотчас с французским излишеством любезности заговорила с ним, хваля его за то, что у него такая прекрасная дочь, и в глаза превознося до небес Кити и называя её сокровищем, перлом и ангелом-утешителем.

She at once began talking to him with French exaggerated politeness, applauding him for having such a delightful daughter, extolling Kitty to the skies before her face, and calling her a treasure, a pearl, and a consoling angel.

–Ну, так она второй ангел, – сказал князь, улыбаясь. –

“Well, she’s the second angel, then,” said the prince, smiling.

Она называет ангелом нумер первый mademoiselle Вареньку.

“she calls Mademoiselle Varenka angel number one.”

–Оh! Mademoiselle

“Oh!

Варенька – это настоящий ангел, аllez,💬 – подхватила m-me Berthe.

Mademoiselle Varenka, she’s a real angel, allez,” Madame Berthe assented.

В галерее они встретили и самую Вареньку.

In the arcade they met Varenka herself.

Она поспешно шла им навстречу, неся элегантную красную сумочку.

She was walking rapidly towards them carrying an elegant red bag.

–Вот и папа приехал! – сказала ей Кити.

“Here is papa come,” Kitty said to her.

Варенька сделала просто и естественно, как и все, что она делала, движение, среднее между поклоном и приседанием, и тотчас же заговорила с князем, как она говорила со всеми, нестесненно и просто.

Varenka made—simply and naturally as she did everything—a movement between a bow and a curtsey, and immediately began talking to the prince, without shyness, naturally, as she talked to everyone.

–Разумеется, я вас знаю, очень знаю, – сказал ей князь с улыбкой, по которой Кити с радостью узнала, что друг её понравился отцу. –

“Of course I know you; I know you very well,” the prince said to her with a smile, in which Kitty detected with joy that her father liked her friend.

Куда же вы так торопитесь?

“Where are you off to in such haste?”

– Mamanздесь, – сказала она, обращаясь к Кити. –

“Maman’s here,” she said, turning to Kitty.

Она не спала всю ночь, и доктор посоветовал ей выехать.

“She has not slept all night, and the doctor advised her to go out.

Я несу ей работу.

I’m taking her her work.”

–Так это ангел нумер первый! –

“So that’s angel number one?”

сказал князь, когда Варенька ушла.

said the prince when Varenka had gone on.

Кити видела, что ему хотелось посмеяться над Варенькой, но что он никак не мог этого сделать, потому что Варенька понравилась ему.

Kitty saw that her father had meant to make fun of Varenka, but that he could not do it because he liked her.

–Ну вот и всех увидим твоих друзей, – прибавил он, – и мадам Шталь, если она удостоит узнать меня.

“Come, so we shall see all your friends,” he went on, “even Madame Stahl, if she deigns to recognize me.”

–А ты разве её знал, папа? –

“Why, did you know her, papa?”

спросила Кити со страхом, замечая зажегшийся огонёк насмешки в глазах князя при упоминании о мадам Шталь.

Kitty asked apprehensively, catching the gleam of irony that kindled in the prince’s eyes at the mention of Madame Stahl.

–Знал её мужа и её немножко, ещё прежде, чем она в пиетистки записалась.

“I used to know her husband, and her too a little, before she’d joined the Pietists.”

–Что такое пиетистка, папа? –

“What is a Pietist, papa?”

спросила Кити, уже испуганная тем, что то, что она так высоко ценила в госпоже Шталь, имело название.

asked Kitty, dismayed to find that what she prized so highly in Madame Stahl had a name.

–Я и сам не знаю хорошенько.

“I don’t quite know myself.

Знаю только, что она за все благодарит Бога, за всякое несчастие, и за то, что у ней умер муж, благодарит Бога.

I only know that she thanks God for everything, for every misfortune, and thanks God too that her husband died.

Ну, и выходит смешно, потому что они дурно жили.

And that’s rather droll, as they didn’t get on together.”

–Это кто?

“Who’s that?

Какое жалкое лицо! –

What a piteous face!”

спросил он, заметив сидевшего на лавочке невысокого больного в коричневом пальто и белых панталонах, делавших странные складки на лишенных мяса костях его ног.

he asked, noticing a sick man of medium height sitting on a bench, wearing a brown overcoat and white trousers that fell in strange folds about his long, fleshless legs.

Господин этот приподнял свою соломенную шляпу над вьющимися редкими волосами, открывая высокий, болезненно покрасневший от шляпы лоб.

This man lifted his straw hat, showed his scanty curly hair and high forehead, painfully reddened by the pressure of the hat.

–Это Петров, живописец, – отвечала Кити, покраснев. –

“That’s Petrov, an artist,” answered Kitty, blushing.

А это жена его, – прибавила она, указывая на Анну Павловну, которая, как будто нарочно, в то самое время, как они подходили, пошла за ребёнком, отбежавшим по дорожке.

“And that’s his wife,” she added, indicating Anna Pavlovna, who, as though on purpose, at the very instant they approached walked away after a child that had run off along a path.

–Какой жалкий, и какое милое у него лицо! –

“Poor fellow! and what a nice face he has!”

сказал князь. –

said the prince.

Что же ты не подошла?

“Why don’t you go up to him?

Он что-то хотел сказать тебе?

He wanted to speak to you.”

–Ну, так пойдём, – сказала Кити, решительно поворачиваясь. –

“Well, let us go, then,” said Kitty, turning round resolutely.

Как ваше здоровье нынче? –

“How are you feeling today?”

спросила она у Петрова.

she asked Petrov.

Петров встал, опираясь на палку, и робко посмотрел на князя.

Petrov got up, leaning on his stick, and looked shyly at the prince.

–Это моя дочь, – сказал князь. –

“This is my daughter,” said the prince.

Позвольте быть знакомым.

“Let me introduce myself.”

Живописец поклонился и улыбнулся, открывая странно блестящие белые зубы.

The painter bowed and smiled, showing his strangely dazzling white teeth.

–Мы вас ждали вчера, княжна, – сказал он Кити.

“We expected you yesterday, princess,” he said to Kitty.

Он пошатнулся, говоря это, и, повторяя это движение, старался показать, что он это сделал нарочно.

He staggered as he said this, and then repeated the motion, trying to make it seem as if it had been intentional.

–Я хотела прийти, но Варенька сказала, что Анна Павловна присылала сказать, что вы не поедете.

“I meant to come, but Varenka said that Anna Pavlovna sent word you were not going.”

–Как не поедем? –

“Not going!”

покраснев и тотчас же закашлявшись, сказал Петров, отыскивая глазами жену. – Анета, Анета! –

said Petrov, blushing, and immediately beginning to cough, and his eyes sought his wife.

проговорил он громко, и на тонкой белой шее его, как веревки, натянулись толстые жилы.

“Anita! Anita!” he said loudly, and the swollen veins stood out like cords on his thin white neck.

Анна Павловна подошла.

Anna Pavlovna came up.

–Как же ты послала сказать княжне, что мы не поедем! –

“So you sent word to the princess that we weren’t going!”

потеряв голос, раздражительно прошептал он ей.

he whispered to her angrily, losing his voice.

–Здравствуйте, княжна! – сказала Анна Павловна с притворною улыбкой, столь непохожею на прежнее её обращение. –

“Good morning, princess,” said Anna Pavlovna, with an assumed smile utterly unlike her former manner.

Очень приятно познакомиться, – обратилась она к князю. –

“Very glad to make your acquaintance,” she said to the prince.

Вас давно ждали, князь.

“You’ve long been expected, prince.”

–Как же ты послала сказать княжне, что мы не поедем? –

“What did you send word to the princess that we weren’t going for?”

хрипло прошептал ещё раз живописец ещё сердитее, очевидно раздражаясь ещё более тем, что голос изменяет ему и он не может дать своей речи того выражения, какое бы хотел.

the artist whispered hoarsely once more, still more angrily, obviously exasperated that his voice failed him so that he could not give his words the expression he would have liked to.

–Ах, Боже мой!

“Oh, mercy on us!

Я думала, что мы не поедем, – с досадою отвечала жена.

I thought we weren’t going,” his wife answered crossly.

–Как же, когда… –

“What, when....”

он закашлялся и махнул рукой.

He coughed and waved his hand.

Князь приподнял шляпу и отошёл с дочерью.

The prince took off his hat and moved away with his daughter.

–О, ох! –

“Ah!

тяжело вздохнул он, – о, несчастные!

ah!” he sighed deeply. “Oh, poor things!”

–Да, папа, – отвечала Кити. –

“Yes, papa,” answered Kitty.

Но надо знать, что у них трое детей, никого прислуги и почти никаких средств.

“And you must know they’ve three children, no servant, and scarcely any means.

Он что-то получает от Академии, – оживленно рассказывала она, стараясь заглушить поднявшееся волнение в ней вследствие странной в отношении к ней перемены Анны Павловны.

He gets something from the Academy,” she went on briskly, trying to drown the distress that the queer change in Anna Pavlovna’s manner to her had aroused in her.

–А вот и мадам Шталь, – сказала Кити, указывая на колясочку, в которой, обложенное подушками, в чем-то голубом и сером, под зонтиком лежало что-то.

“Oh, here’s Madame Stahl,” said Kitty, indicating an invalid carriage, where, propped on pillows, something in gray and blue was lying under a sunshade.

Это была г-жа Шталь.

This was Madame Stahl.

Сзади её стоял мрачный здоровенный работник-немец, катавший её.

Behind her stood the gloomy, healthy-looking German workman who pushed the carriage.

Подле стоял белокурый шведский граф, которого знала по имени Кити.

Close by was standing a flaxen-headed Swedish count, whom Kitty knew by name.

Несколько человек больных медлили около колясочки, глядя на эту даму, как на что-то необыкновенное.

Several invalids were lingering near the low carriage, staring at the lady as though she were some curiosity.

Князь подошёл к ней. И тотчас же в глазах его Кити заметила смущавший её огонёк насмешки.

The prince went up to her, and Kitty detected that disconcerting gleam of irony in his eyes.

Он подошёл к мадам Шталь и заговорил на том отличном французском языке, на котором уже столь немногие говорили теперь, чрезвычайно учтиво и мило.

He went up to Madame Stahl, and addressed her with extreme courtesy and affability in that excellent French that so few speak nowadays.

–Не знаю, вспомните ли вы меня, но я должен напомнить себя, чтобы поблагодарить за вашу доброту к моей дочери, – сказал он ей, сняв шляпу и не надевая её.

“I don’t know if you remember me, but I must recall myself to thank you for your kindness to my daughter,” he said, taking off his hat and not putting it on again.

–Князь Александр Щербацкий, – сказала мадам Шталь, поднимая на него свои небесные глаза, в выражении которых Кити заметила неудовольствие. –

“Prince Alexander Shtcherbatsky,” said Madame Stahl, lifting upon him her heavenly eyes, in which Kitty discerned a look of annoyance.

Очень рада.

“Delighted!

Я так полюбила вашу дочь.

I have taken a great fancy to your daughter.”

–Здоровье ваше все нехорошо?

“You are still in weak health?”

–Да я уж привыкла, – сказала мадам Шталь и познакомила князя со шведским графом.

“Yes; I’m used to it,” said Madame Stahl, and she introduced the prince to the Swedish count.

–А вы очень мало переменились, – сказал ей князь. –

“You are scarcely changed at all,” the prince said to her.

Я не имел чести видеть вас десять или одиннадцать лет.

“It’s ten or eleven years since I had the honor of seeing you.”

–Да, Бог даёт крест и даёт силу нести его.

“Yes; God sends the cross and sends the strength to bear it.

Часто удивляешься, к чему тянется эта жизнь…

Often one wonders what is the goal of this life?...

С той стороны! –

The other side!”

с досадой обратилась она к Вареньке, не так завёртывавшей ей пледом ноги.

she said angrily to Varenka, who had rearranged the rug over her feet not to her satisfaction.

–Чтобы делать добро, вероятно, – сказал князь, смеясь глазами.

“To do good, probably,” said the prince with a twinkle in his eye.

–Это не нам судить, – сказала госпожа Шталь, заметив оттенок выражения на лице князя. –

“That is not for us to judge,” said Madame Stahl, perceiving the shade of expression on the prince’s face.

Так вы пришлёте мне эту книгу, любезный граф?

“So you will send me that book, dear count?

Очень благодарю вас, – обратилась она к молодому шведу.

I’m very grateful to you,” she said to the young Swede.

–А! –

“Ah!”

вскрикнул князь, увидав московского полковника, стоявшего около, и, поклонившись госпоже Шталь, отошёл с дочерью и с присоединившимся к ним московским полковником.

cried the prince, catching sight of the Moscow colonel standing near, and with a bow to Madame Stahl he walked away with his daughter and the Moscow colonel, who joined them.

–Это наша аристократия, князь! –

“That’s our aristocracy, prince!”

с желанием быть насмешливым сказал московский полковник, который был в претензии на госпожу Шталь за то, что она не была с ним знакома.

the Moscow colonel said with ironical intention. He cherished a grudge against Madame Stahl for not making his acquaintance.

–Все такая же, – отвечал князь.

“She’s just the same,” replied the prince.

–А вы ещё до болезни знали её, князь, то есть прежде, чем она слегла?

“Did you know her before her illness, prince—that’s to say before she took to her bed?”

–Да. Она при мне слегла, – сказал князь.

“Yes. She took to her bed before my eyes,” said the prince.

–Говорят, она десять лет не встаёт.

“They say it’s ten years since she has stood on her feet.”

–Не встаёт, потому что коротконожка.

“She doesn’t stand up because her legs are too short.

Она очень дурно сложена…

She’s a very bad figure.”

–Папа, не может быть! –

“Papa, it’s not possible!”

вскрикнула Кити.

cried Kitty.

–Дурные языки так говорят, мой дружок.

“That’s what wicked tongues say, my darling.

А твоей Вареньке таки достаётся, – прибавил он. –

And your Varenka catches it too,” he added.

Ох, эти больные барыни!

“Oh, these invalid ladies!”

–О нет, папа! –

“Oh, no, papa!”

горячо возразила Кити. –

Kitty objected warmly.

Варенька обожает её.

“Varenka worships her.

И потом она делает столько добра!

And then she does so much good!

У кого хочешь спроси!

Ask anyone!

Её и Aline Шталь все знают.

Everyone knows her and Aline Stahl.”

–Может быть, – сказал он, пожимая локтем её руку. –

“Perhaps so,” said the prince, squeezing her hand with his elbow;

Но лучше, когда делают так, что, у кого ни спроси, никто не знает.

“but it’s better when one does good so that you may ask everyone and no one knows.”

Кити замолчала не потому, что ей нечего было говорить; но она и отцу не хотела открыть свои тайные мысли.

Kitty did not answer, not because she had nothing to say, but because she did not care to reveal her secret thoughts even to her father.

Однако, странное дело, несмотря на то, что она так готовилась не подчиниться взгляду отца, не дать ему доступа в свою святыню, она почувствовала, что тот божественный образ госпожи Шталь, который она месяц целый носила в душе, безвозвратно исчез, как фигура, составившаяся из брошенного платья, исчезает, когда поймёшь, как лежит это платье.

But, strange to say, although she had so made up her mind not to be influenced by her father’s views, not to let him into her inmost sanctuary, she felt that the heavenly image of Madame Stahl, which she had carried for a whole month in her heart, had vanished, never to return, just as the fantastic figure made up of some clothes thrown down at random vanishes when one sees that it is only some garment lying there.

Осталась одна коротконогая женщина, которая лежит потому, что дурно сложена, и мучает безответную Вареньку за то, что та не так подвёртывает ей плед.

All that was left was a woman with short legs, who lay down because she had a bad figure, and worried patient Varenka for not arranging her rug to her liking.

И никакими усилиями воображения нельзя уже было возвратить прежнюю мадам Шталь.

And by no effort of the imagination could Kitty bring back the former Madame Stahl.

Get short URL

Text alignment