Reading room | Лев Толстой | Анна Каренина | 📋 | 📖 | 🔀 | Russian ⇄ English

Chapter 5

В церкви была вся Москва, родные и знакомые.

In the church there was all Moscow, all the friends and relations;

И во время обряда обручения, в блестящем освещении церкви, в кругу разряженных женщин, девушек и мужчин в белых галстуках, фраках и мундирах, не переставал прилично-тихий говор, который преимущественно затевали мужчины, между тем как женщины были поглощены наблюдением всех подробностей столь всегда затрогивающего их священнодействия.

and during the ceremony of plighting troth, in the brilliantly lighted church, there was an incessant flow of discreetly subdued talk in the circle of gaily dressed women and girls, and men in white ties, frockcoats, and uniforms. The talk was principally kept up by the men, while the women were absorbed in watching every detail of the ceremony, which always means so much to them.

В кружке самом близком к невесте были её две сестры: Долли и старшая, спокойная красавица Львова, приехавшая из-за границы.

In the little group nearest to the bride were her two sisters: Dolly, and the other one, the self-possessed beauty, Madame Lvova, who had just arrived from abroad.

–Что же это Мари в лиловом, точно чёрное, на свадьбу? –

“Why is it Marie’s in lilac, as bad as black, at a wedding?”

говорила Корсунская.

said Madame Korsunskaya.

–С её цветом лица одно спасенье… –

“With her complexion, it’s the one salvation,” responded Madame Trubetskaya.

отвечала Друбецкая. – Я удивляюсь, зачем они вечером сделали свадьбу.

“I wonder why they had the wedding in the evening?

Это купечество…

It’s like shop-people....”

–Красивее.

“So much prettier.

Я тоже венчалась вечером, – отвечала Корсунская и вздохнула, вспомнив о том, как мила она была в этот день, как смешно был влюблён её муж и как теперь все другое.

I was married in the evening too....” answered Madame Korsunskaya, and she sighed, remembering how charming she had been that day, and how absurdly in love her husband was, and how different it all was now.

–Говорят, что кто больше десяти раз бывает шафером, тот не женится;

“They say if anyone’s best man more than ten times, he’ll never be married.

я хотел десятый быть, чтобы застраховать себя, но место было занято, – говорил граф Синявин хорошенькой княжне Чарской, которая имела на него виды.

I wanted to be for the tenth time, but the post was taken,” said Count Siniavin to the pretty Princess Tcharskaya, who had designs on him.

Чарская отвечала ему только улыбкой.

Princess Tcharskaya only answered with a smile.

Она смотрела на Кити, думая о том, как и когда она будет стоять с графом Синявиным в положении Кити и как она тогда напомнит ему его теперешнюю шутку.

She looked at Kitty, thinking how and when she would stand with Count Siniavin in Kitty’s place, and how she would remind him then of his joke today.

Щербацкий говорил старой фрейлине Николаевой, что он намерен надеть венец на шиньон Кити, чтоб она была счастлива.

Shtcherbatsky told the old maid of honor, Madame Nikolaeva, that he meant to put the crown on Kitty’s chignon for luck.

–Не надо было надевать шиньона, – отвечала Николаева, давно решившая, что если старый вдовец, которого она ловила, женится на ней, то свадьба будет самая простая. –

“She ought not to have worn a chignon,” answered Madame Nikolaeva, who had long ago made up her mind that if the elderly widower she was angling for married her, the wedding should be of the simplest.

Я не люблю этот фаст 💬.

“I don’t like such grandeur.”

Сергей Иванович говорил с Дарьей Дмитриевной, шутя уверяя её, что обычай уезжать после свадьбы распространяется потому, что новобрачным всегда бывает несколько совестно.

Sergey Ivanovitch was talking to Darya Dmitrievna, jestingly assuring her that the custom of going away after the wedding was becoming common because newly married people always felt a little ashamed of themselves.

–Брат ваш может гордиться.

“Your brother may feel proud of himself.

Она чудо как мила.

She’s a marvel of sweetness.

Я думаю, вам завидно?

I believe you’re envious.”

–Я уже это пережил, Дарья Дмитриевна, – отвечал он, и лицо его неожиданно приняло грустное и серьезное выражение.

“Oh, I’ve got over that, Darya Dmitrievna,” he answered, and a melancholy and serious expression suddenly came over his face.

Степан Аркадьич рассказывал свояченице свой каламбур о разводе.

Stepan Arkadyevitch was telling his sister-in-law his joke about divorce.

–Надо поправить венок, – отвечала она, не слушая его.

“The wreath wants setting straight,” she answered, not hearing him.

–Как жаль, что она так подурнела, – говорила графиня Нордстон Львовой. –

“What a pity she’s lost her looks so,” Countess Nordston said to Madame Lvova.

А все-таки он не стóит её пальца.

“Still he’s not worth her little finger, is he?”

Не правда ли? – Нет, он мне очень нравится. Не оттого, что он будущий beau-frère,💬 – отвечала Львова. –

“Oh, I like him so—not because he’s my future beau-frère ,” answered Madame Lvova.

И как он хорошо себя держит!

“And how well he’s behaving!

А это так трудно держать себя хорошо в этом положении – не быть смешным.

It’s so difficult, too, to look well in such a position, not to be ridiculous.

А он не смешон, не натянут, он видно, что тронут.

And he’s not ridiculous, and not affected; one can see he’s moved.”

–Кажется, вы ждали этого?

“You expected it, I suppose?”

–Почти.

“Almost.

Она всегда его любила.

She always cared for him.”

–Ну, будем смотреть, кто из них прежде станет на ковер.

“Well, we shall see which of them will step on the rug first.

Я советовала Кити.

I warned Kitty.”

–Все равно, – отвечала Львова, – мы все покорные жены, это у нас в породе.

“It will make no difference,” said Madame Lvova; “we’re all obedient wives; it’s in our family.”

–А я так нарочно первая стала с Васильем.

“Oh, I stepped on the rug before Vassily on purpose.

А вы, Долли?

And you, Dolly?”

Долли стояла подле них, слышала их, но не отвечала.

Dolly stood beside them; she heard them, but she did not answer.

Она была растрогана.

She was deeply moved.

Слезы стояли у ней в глазах, и она не могла бы ничего сказать, не расплакавшись.

The tears stood in her eyes, and she could not have spoken without crying.

Она радовалась на Кити и Левина;

She was rejoicing over Kitty and Levin;

возвращаясь мыслью к своей свадьбе, она взглядывала на сияющего Степана Аркадьича, забывала все настоящее и помнила только свою первую невинную любовь.

going back in thought to her own wedding, she glanced at the radiant figure of Stepan Arkadyevitch, forgot all the present, and remembered only her own innocent love.

Она вспоминала не одну себя, но всех женщин, близких и знакомых ей;

She recalled not herself only, but all her women-friends and acquaintances.

она вспомнила о них в то единственное торжественное для них время, когда они, так же как Кити, стояли под венцом с любовью, надеждой и страхом в сердце, отрекаясь от прошедшего и вступая в таинственное будущее.

She thought of them on the one day of their triumph, when they had stood like Kitty under the wedding crown, with love and hope and dread in their hearts, renouncing the past, and stepping forward into the mysterious future.

В числе этих всех невест, которые приходили ей на память, она вспомнила и свою милую Анну, подробности о предполагаемом разводе которой она недавно слышала.

Among the brides that came back to her memory, she thought too of her darling Anna, of whose proposed divorce she had just been hearing.

И она также, чистая, стояла в померанцевых цветах и вуале.

And she had stood just as innocent in orange flowers and bridal veil.

А теперь что?

And now?

–Ужасно странно, – проговорила она.

“It’s terribly strange,” she said to herself.

Не одни сестры, приятельницы и родные следили за всеми подробностями священнодействия;

It was not merely the sisters, the women-friends and female relations of the bride who were following every detail of the ceremony.

посторонние женщины, зрительницы, с волнением, захватывающим дыхание, следили, боясь упустить каждое движение, выражение лица жениха и невесты и с досадой не отвечали и часто не слыхали речей равнодушных мужчин, делавших шутливые или посторонние замечания.

Women who were quite strangers, mere spectators, were watching it excitedly, holding their breath, in fear of losing a single movement or expression of the bride and bridegroom, and angrily not answering, often not hearing, the remarks of the callous men, who kept making joking or irrelevant observations.

–Что же так заплакана?

“Why has she been crying?

Или поневоле идёт?

Is she being married against her will?”

–Чего же поневоле за такого молодца?

“Against her will to a fine fellow like that?

Князь, что ли?

A prince, isn’t he?”

–А это сестра в белом атласе?

“Is that her sister in the white satin?

Ну, слушай, как рявкнет дьякон: «Да боится своего мужа». – Чудовские?

Just listen how the deacon booms out, ‘And fearing her husband.’”