 |
Reading room | Charles Dickens | A Tale of Two Cities | 📋 | 📖 | 🔀 | English ⇄ Russian
“Good day!”
| — Добрый день! — |
said Monsieur Defarge, looking down at the white head that bent low over the shoemaking.
| сказал мосье Дефарж, глядя на белую как лунь голову, склонившуюся над работой. |
It was raised for a moment, and a very faint voice responded to the salutation, as if it were at a distance:
| Голова чуть-чуть приподнялась, и слабый голос ответил очень глухо, словно издалека: |
“Good day!”
| —Добрый день! |
“You are still hard at work, I see?”
| —А вы, я вижу, по-прежнему усердно работаете. |
After a long silence, the head was lifted for another moment, and the voice replied, “Yes — I am working.” This time, a pair of haggard eyes had looked at the questioner, before the face had dropped again.
| Наступило долгое молчание; потом голова снова чуть приподнялась, и голос ответил: «Да, работаю», испуганные глаза взметнулись на вопрошавшего, и тут же голова снова опустилась. |
The faintness of the voice was pitiable and dreadful.
| Жалость и содрогание вызывал этот слабый, глухой голос. |
It was not the faintness of physical weakness, though confinement and hard fare no doubt had their part in it.
| Это была не просто телесная немощность, хотя долгое заключение и скудная пища, конечно, оказали своё действие. |
Its deplorable peculiarity was, that it was the faintness of solitude and disuse.
| В этом почти беззвучном, невыразительном голосе чувствовалась глухота одиночества, отвычка от человеческой речи. |
It was like the last feeble echo of a sound made long and long ago.
| Голос этот был словно последний, чуть слышный отзвук далёкого, давно умолкшего эхо. |
So entirely had it lost the life and resonance of the human voice, that it affected the senses like a once beautiful colour faded away into a poor weak stain.
| Безжизненный, лишенный всякого звучания, присущего человеческому голосу, он вызывал в душе такое же щемящее чувство, какое охватывает вас перед выцветшим полотном, на котором вы тщетно ищете следы прежних живых красок. |
So sunken and suppressed it was, that it was like a voice underground.
| Невнятный, сдавленный, он словно доносился из-под Земли. |
So expressive it was, of a hopeless and lost creature, that a famished traveller, wearied out by lonely wandering in a wilderness, would have remembered home and friends in such a tone before lying down to die.
| И так ясно чувствовалось, что это голос человека, утратившего все надежды, погибшего безвозвратно, отчаявшегося, что казалось — вот таким голосом одинокий путник, сбившийся со следа в пустыне, истомлённый голодом и жаждой, вымолвит, падая без сил, последнее прости своему дому и своим близким. |
Some minutes of silent work had passed: and the haggard eyes had looked up again: not with any interest or curiosity, but with a dull mechanical perception, beforehand, that the spot where the only visitor they were aware of had stood, was not yet empty.
| Он продолжал работать не разгибаясь, и прошло несколько минут, прежде чем он снова поднял блуждающий взгляд без какого бы то ни было интереса или любопытства, а тупо и машинально, лишь для того, чтобы убедиться, что то место, где стоял его посетитель, ещё не опустело. |
“I want,” said Defarge, who had not removed his gaze from the shoemaker, “to let in a little more light here.
| —Я хочу света немножко прибавить, — сказал Дефарж, не сводя глаз с сапожника. — |
You can bear a little more?”
| Как вы, потерпите, если будет чуточку посветлей? |
The shoemaker stopped his work; looked with a vacant air of listening, at the floor on one side of him; then similarly, at the floor on the other side of him; then, upward at the speaker.
| Сапожник оторвался от своей работы и уставился отсутствующим взглядом в пол, сначала направо, потом налево от себя, словно прислушиваясь, потом поднял глаза па говорившего: |
“What did you say?”
| —Что вы сказали? |
“You can bear a little more light?”
| —Вы потерпите, если я чуточку посветлее сделаю? |
“I must bear it, if you let it in.” (
| —Придётся потерпеть. ( |
(Laying the palest shadow of a stress upon the second word.)
| (Что-то вроде слабого намёка на ударение послышалось в первом слове.) |
The opened half-door was opened a little further, and secured at that angle for the time.
| Дефарж отворил чуть пошире приоткрытую створку и закрепил ее в этом положении. |
A broad ray of light fell into the garret, and showed the workman with an unfinished shoe upon his lap, pausing in his labour.
| Широкая полоса света протянулась по чердаку и осветила сидящего на низкой скамье труженика, который, оторвавшись от своей работы, уронил на колени незаконченный башмак. |
His few common tools and various scraps of leather were at his feet and on his bench.
| Кое-какие нехитрые инструменты, обрезки и кусочки кожи лежали на полу у его ног и рядом с ним на скамье. |
He had a white beard, raggedly cut, but not very long, a hollow face, and exceedingly bright eyes.
| На измождённом лице с седой, кое-как подстриженной, не очень длинной бородой выделялись необыкновенно блестящие глаза. |
The hollowness and thinness of his face would have caused them to look large, under his yet dark eyebrows and his confused white hair, though they had been really otherwise; but, they were naturally large, and looked unnaturally so.
| Будь они самой обычной величины, они все равно казались бы большими на этом исхудалом лице с ввалившимися щеками, под нечёсаной копной совершенно белых волос и густыми, все ещё темными бровями; но они и в самом деле были большими, а потому казались неестественно огромными. |
His yellow rags of shirt lay open at the throat, and showed his body to be withered and worn.
| Расстегнутая на груди жёлтая рваная рубаха позволяла видеть хилое, изнурённое тело. |
He, and his old canvas frock, and his loose stockings, and all his poor tatters of clothes, had, in a long seclusion from direct light and air, faded down to such a dull uniformity of parchment-yellow, that it would have been hard to say which was which.
| От долгого пребывания взаперти, без воздуха и света, и сам он, и его заношенная холщовая блуза, и спускавшиеся складками чулки, и вся обратившаяся в лохмотья остальная одежда — все стало какого-то одинаково тусклого пергаментно-жёлтого цвета, он точно сросся с надетым на нем тряпьём. |
He had put up a hand between his eyes and the light, and the very bones of it seemed transparent.
| Когда он поднёс руку к глазам, заслоняясь от света, даже все кости на ней, казалось, просвечивали. |
So he sat, with a steadfastly vacant gaze, pausing in his work.
| Отложив работу, он сидел и смотрел прямо перед собой отсутствующим взглядом. |
He never looked at the figure before him, without first looking down on this side of himself, then on that, as if he had lost the habit of associating place with sound; he never spoke, without first wandering in this manner, and forgetting to speak.
| Он ни разу не поднял глаз на стоявшего перед ним человека, не поглядев сначала куда-то вниз, по сторонам, направо и налево от себя, как будто он разучился понимать, откуда доносится звук. И когда его о чем-нибудь спрашивали, он тоже сначала озирался и не сразу вспоминал, что надо ответить. |
“Are you going to finish that pair of shoes to-day?”
| —Вы сегодня кончите эти башмаки? — |
asked Defarge, motioning to Mr. Lorry to come forward.
| спросил мосье Дефарж, кивая мистеру Лорри, чтобы тот подошёл поближе. |
“What did you say?”
| —Вы что-то сказали? |
“Do you mean to finish that pair of shoes to-day?”
| —Вы как, думаете сегодня кончить эти башмаки? |
“I can’t say that I mean to.
| —Я... не могу сказать... |
I suppose so.
| Я надеюсь... |
I don’t know.”
| Не знаю. |
But, the question reminded him of his work, and he bent over it again.
| Однако вопрос этот заставил его вспомнить о работе, и он, снова нагнувшись, взялся за башмак. |
Mr. Lorry came silently forward, leaving the daughter by the door.
| Мистер Лорри оставил его дочь у двери и тихонько подошёл к окну. |
When he had stood, for a minute or two, by the side of Defarge, the shoemaker looked up.
| Он остановился рядом с Дефаржем, и прошло, должно быть, минуты две-три, прежде чем сапожник поднял глаза. |
He showed no surprise at seeing another figure, but the unsteady fingers of one of his hands strayed to his lips as he looked at it (his lips and his nails were of the same pale lead-colour), and then the hand dropped to his work, and he once more bent over the shoe.
| Он не удивился, увидев другого человека, только поднёс дрожащие пальцы к губам (и губы и ногти у него были одного и того же бледно-свинцового цвета), и опять рука его опустилась и он снова согнулся над работой. |
The look and the action had occupied but an instant.
| На все это ушло разве что несколько секунд. |
“You have a visitor, you see,” said Monsieur Defarge.
| —Видите, к вам посетитель пришёл, — сказал мосье Дефарж. |
“What did you say?”
| —Что вы сказали? |
“Here is a visitor.”
| —Посетитель к вам. |
The shoemaker looked up as before, but without removing a hand from his work.
| Сапожник опять поднял глаза, не оставляя работы. |
“Come!”
| —Послушайте-ка! — |
said Defarge. “
| сказал Дефарж. — |
“Here is monsieur, who knows a well-made shoe when he sees one.
| Мосье знает толк в хорошей сапожной работе. |
Show him that shoe you are working at.
| Покажите-ка ему башмак, который вы сейчас делаете. |
Take it, monsieur.”
| Возьмите, мосье. |
Mr. Lorry took it in his hand.
| Мистер Лорри взял башмак. |
“Tell monsieur what kind of shoe it is, and the maker’s name.”
| —Мосье спрашивает, что это за башмак и как зовут мастера, который его делал. |
There was a longer pause than usual, before the shoemaker replied:
| На этот раз молчание длилось дольше обычного, прежде чем он собрался ответить. |
“I said, couldn’t you describe the kind of shoe, for monsieur’s information?”
| —Я говорю, не можете ли вы рассказать мосье, что это за башмак. |
“It is a lady’s shoe. It is a young lady’s walking-shoe.
| —Это дамский башмак, на прогулку ходить, для молодой особы. |
It is in the present mode.
| Такие сейчас в моде. |
I never saw the mode.
| Я моды не видал. |
I have had a pattern in my hand.”
| У меня в руках образец был. — |
He glanced at the shoe with some little passing touch of pride.
| Он поглядел на свой башмак, и даже что-то похожее на гордость мелькнуло на его лице. |
Now that he had no work to hold, he laid the knuckles of the right hand in the hollow of the left, and then the knuckles of the left hand in the hollow of the right, and then passed a hand across his bearded chin, and so on in regular changes, without a moment’s intermission.
| Теперь, когда руки его остались без дела, он непрерывно поглаживал то пальцы левой руки правой рукой, то пальцы правой руки — левой, затем проводил рукой по бороде, и так без конца, не останавливаясь, повторяя одно за другим все те же движения. |
The task of recalling him from the vagrancy into which he always sank when he had spoken, was like recalling some very weak person from a swoon, or endeavouring, in the hope of some disclosure, to stay the spirit of a fast-dying man.
| Завладеть его вниманием, извлечь из этой забывчивости, в которую он впадал всякий, раз после того, как из него с трудом удавалось вытянуть несколько слов, стоило немалых усилий, — все равно как привести в чувство лежащего в обмороке больного или пытаться продлить последние минуты умирающего, дабы вырвать у него какое-то признание |
“Did you ask me for my name?”
| — Вы моё имя спрашиваете? |
“Assuredly I did.”
| —Ну да, разумеется ваше! |
“One Hundred and Five, North Tower.”
| —Сто пятый, Северная башня. |
“Is that all?”
| —И все? |
“One Hundred and Five, North Tower.”
| —Сто пятый, Северная башня. |
With a weary sound that was not a sigh, nor a groan, he bent to work again, until the silence was again broken.
| И, словно обессилев, с каким-то не то вздохом, не то стоном, он снова согнулся над работой. |
“You are not a shoemaker by trade?”
| —Вы ведь не всегда сапожником были? — |
said Mr. Lorry, looking steadfastly at him.
| пристально глядя на него, спросил мистер Лорри. |
His haggard eyes turned to Defarge as if he would have transferred the question to him: but as no help came from that quarter, they turned back on the questioner when they had sought the ground.
| Блуждающий взор старика обратился к Дефаржу, как будто он ждал, что Дефарж ответит на этот вопрос, но так как Дефарж и не подумал прийти ему па помощь, он опустил глаза в землю, огляделся по сторонам и снова поднял взгляд на вопрошавшего. |
“I am not a shoemaker by trade?
| —Я не всегда сапожником был? |
No, I was not a shoemaker by trade.
| Нет, я не был сапожником. |
I-I learnt it here.
| Я здесь этому выучился... |
I taught myself.
| сам выучился... |
I asked leave to — ”
| просил разрешения... |
He lapsed away, even for minutes, ringing those measured changes on his hands the whole time.
| Он запнулся, замолчал и опять впал в забывчивость, не переставая все так же машинально перебирать руками. |
His eyes came slowly back, at last, to the face from which they had wandered; when they rested on it, he started, and resumed, in the manner of a sleeper that moment awake, reverting to a subject of last night.
| Затем глаза его медленно поднялись на того, кто с ним только что говорил, и когда, наконец, они снова остановились на его лице, он вздрогнул и продолжал, словно очнувшись, как человек, который, задремав посреди разговора, подхватывает его с того самого места, на котором он для него оборвался. |
“I asked leave to teach myself, and I got it with much difficulty after a long while, and I have made shoes ever since.”
| — ...просил разрешения учиться и через много времени добился, что мне, наконец, позволили... и вот с тех пор я шью башмаки. |
As he held out his hand for the shoe that had been taken from him, Mr. Lorry said, still looking steadfastly in his face:
| Он протянул руку за башмаком, который у него взяли, а мистер Лорри, отдавая башмак, спросил, глядя ему все так же пристально в лицо: |
“Monsieur Manette, do you remember nothing of me?”
| —Мосье Манетт, а вы совсем не помните меня? |
The shoe dropped to the ground, and he sat looking fixedly at the questioner.
| Башмак упал на пол, и сапожник, не отрывая глаз от человека, который говорил с ним, застыл на месте. |
“Monsieur Manette”; Mr. Lorry laid his hand upon Defarge’s arm; “do you remember nothing of this man?
| —Мосье Манетт, — продолжал мистер Лорри, положив руку на плечо Дефаржа, — вы совсем не помните этого человека? |
Look at him.
| Посмотрите на него. |
Look at me.
| Посмотрите на меня. |
Is there no old banker, no old business, no old servant, no old time, rising in your mind, Monsieur Manette?”
| Вам не вспоминается старый банковский служащий, дела, которые вы вели с ним, ваш старый слуга, прежние дни, а, мосье Манетт? |
As the captive of many years sat looking fixedly, by turns, at Mr. Lorry and at Defarge, some long obliterated marks of an actively intent intelligence in the middle of the forehead, gradually forced themselves through the black mist that had fallen on him. They were overclouded again, they were fainter, they were gone; but they had been there. And so exactly was the expression repeated on the fair young face of her who had crept along the wall to a point where she could see him, and where she now stood looking at him, with hands which at first had been only raised in frightened compassion, if not even to keep him off and shut out the sight of him, but which were now extending towards him, trembling with eagerness to lay the spectral face upon her warm young breast, and love it back to life and hope — so exactly was the expression repeated (though in stronger characters) on her fair young face, that it looked as though it had passed like a moving light, from him to her.
| По мере того как долголетний узник медленно переводил взгляд с мистера Лорри на Дефаржа, пристально вглядываясь сначала в одно, потом в другое лицо, какие-то давным-давно стершиеся следы напряженной работы мысли постепенно проступали на его челе, словно пробиваясь сквозь мрак, окутывающий его сознание, словно что-то блеснуло и тут же померкло и исчезло, но это было так явственно и так живо отразилось на юном прелестном лице его дочери, которая незаметно пододвинулась поближе и, прижавшись к стене, стояла, не сводя с него глаз, сначала замирая от ужаса и жалости, стиснув дрожащие руки и словно порываясь спрятаться, закрыть лицо, а потом едва сдерживаясь, чтобы не броситься к нему с протянутыми руками, в жажде обнять седую голову этого живого мертвеца, приголубить на своей юной груди, вдохнуть в нее жизнь и надежду, — так явственно и даже более отчётливо повторилось на ее юном лице, что казалось — это луч света, скользнув по нему, перешёл на нее. |
Darkness had fallen on him in its place.
| А на него уже надвинулся мрак. |
He looked at the two, less and less attentively, and his eyes in gloomy abstraction sought the ground and looked about him in the old way.
| Взгляд его становился все более растерянным, блуждающим, и опять он смотрел куда-то вниз, себе под ноги, и тупо озирался по сторонам. |
Finally, with a deep long sigh, he took the shoe up, and resumed his work.
| Наконец, тяжело вздохнув, он поднял башмак и снова погрузился в работу. |
“Have you recognised him, monsieur?”
| —Вы узнали его, мосье? — |
asked Defarge in a whisper.
| шёпотом спросил Дефарж. |
“Yes; for a moment.
| —Да, на какой-то миг. |
At first I thought it quite hopeless, but I have unquestionably seen, for a single moment, the face that I once knew so well.
| Сперва я было совсем потерял надежду, но потом вдруг, на один-единственный миг, я совершенно ясно увидел его лицо, лицо, которое я когда-то так хорошо знал. |
Hush!
| Шш! |
Let us draw further back.
| давайте отойдём немножко подальше! |
Hush!”
| Шш! |
She had moved from the wall of the garret, very near to the bench on which he sat.
| Она тем временем незаметно отделилась от стены и подошла почти вплотную к скамейке, на которой он сидел. |
There was something awful in his unconsciousness of the figure that could have put out its hand and touched him as he stooped over his labour.
| Что-то страшное было в том, что он не сознает ее близости, хотя ей стоило только протянуть руку, и она коснулась бы этой согбенной спины. |
Not a word was spoken, not a sound was made.
| Никто не решался вымолвить ни слова, никто не шевелился. |
She stood, like a spirit, beside him, and he bent over his work.
| Она стояла около него, как ангел, сошедший с неба, а он сидел, сгорбившись над своей работой. |
It happened, at length, that he had occasion to change the instrument in his hand, for his shoemaker’s knife. It lay on that side of him which was not the side on which she stood.
| Наконец ему понадобилось сменить инструмент, и он наклонился за сапожным ножом, который лежал возле него на полу, но не с той стороны, где она стояла. |
He had taken it up, and was stooping to work again, when his eyes caught the skirt of her dress.
| Он поднял нож и снова погрузился было в работу, но ему случайно попался на глаза подол ее платья. |
He raised them, and saw her face.
| Он поднял глаза и увидел ее лицо. |
The two spectators started forward, but she stayed them with a motion of her hand.
| Те двое невольно рванулись вперёд, но она остановила их движением руки. |
She had no fear of his striking at her with the knife, though they had.
| Ей и в голову не пришло, что он может ударить ее ножом, а они как раз этого и опасались. |
He stared at her with a fearful look, and after a while his lips began to form some words, though no sound proceeded from them.
| Он смотрел на нее испуганным взглядом, потом губы его зашевелились, словно стараясь произнести какое-то слово, но из них не вырвалось ни звука. |
By degrees, in the pauses of his quick and laboured breathing, he was heard to say:
| Он задышал тяжко, часто и постепенно в этом прерывистом дыхании стали различимы слова: |
“What is this?”
| —Что это? |
With the tears streaming down her face, she put her two hands to her lips, and kissed them to him; then clasped them on her breast, as if she laid his ruined head there.
| Слезы катились по ее лицу, прижав руки к губам, она послала ему воздушный поцелуй, а потом прижала руки к груди, словно баюкая эту бедную голову. |
“You are not the gaoler’s daughter?”
| —Вы не дочь тюремщика? |
She sighed “No.”
| Она вздохнула: — Нет. |
“Who are you?”
| —Кто же вы такая? |
Not yet trusting the tones of her voice, she sat down on the bench beside him.
| Чувствуя, что она ещё не в состоянии справиться со своим голосом, она молча опустилась на колени рядом с ним. |
He recoiled, but she laid her hand upon his arm.
| Он отшатнулся, но она тихонько удержала его за руку. |
A strange thrill struck him when she did so, and visibly passed over his frame; he laid the knife down softly, as he sat staring at her.
| Он вздрогнул всем телом, словно какой-то ток пронизал его, потом, не сводя с нее глаз, медленно положил нож. |
Her golden hair, which she wore in long curls, had been hurriedly pushed aside, and fell down over her neck.
| Ее золотые волосы, которые она нетерпеливо откидывала со лба, рассыпались локонами по ее плечам. |
Advancing his hand by little and little, he took it up and looked at it. In the midst of the action he went astray, and, with another deep sigh, fell to work at his shoemaking.
| Нерешительно протянув руку, он осторожно приподнял один локон и уставился на него, потом тут же впал в забывчивость и, тяжело вздохнув, снова взялся за работу. |
But not for long.
| Но это продолжалось недолго. |
Releasing his arm, she laid her hand upon his shoulder.
| Отпустив его руку, она пододвинулась ближе и положила руку ему на плечо. |
After looking doubtfully at it, two or three times, as if to be sure that it was really there, he laid down his work, put his hand to his neck, and took off a blackened string with a scrap of folded rag attached to it.
| Он неуверенно покосился раза два-три на эту руку, словно желая убедиться, что она в самом деле лежит на его плече. Потом, отложив работу, пошарил за воротом рубахи и снял с шеи почерневший шнурок, на котором висела сложенная в несколько раз завязанная узелком тряпица. |
He opened this, carefully, on his knee, and it contained a very little quantity of hair: not more than one or two long golden hairs, which he had, in some old day, wound off upon his finger.
| Он бережно развязал ее у себя на коленях, и в ней оказались смотанные колечком волоски, два-три золотистых волоска, которые он, может быть, когда-то давным-давно накрутил себе на палец. |
He took her hair into his hand again, and looked closely at it. “
| Он снова взял в руку ее локон и поднёс его к глазам. |
“It is the same.
| —Те самые. |
How can it be!
| Да как же это может быть? |
When was it!
| Когда это было? |
How was it!”
| Да как же так? |
As the concentrated expression returned to his forehead, he seemed to become conscious that it was in hers too.
| На лбу его снова появилось то же напряженно-сосредоточенное выражение, и вдруг он увидел это выражение на ее лице. |
He turned her full to the light, and looked at her.
| Он схватил ее за плечи, повернул к свету и стал пристально вглядываться в нее. |
“She had laid her head upon my shoulder, that night when I was summoned out — she had a fear of my going, though I had none — and when I was brought to the North Tower they found these upon my sleeve. ‘
| —Она прижалась головой к моему плечу в тот вечер, когда меня вызвали из дому, она боялась за меня, а я нет... у меня не было никаких опасений... а когда меня привезли сюда, в Северную башню, они нашли эти волоски у меня на рукаве. |
‘You will leave me them?
| Оставьте их мне! |
They can never help me to escape in the body, though they may in the spirit.’
| Ведь они не могут помочь мне убежать отсюда, но они помогут мне уноситься прочь в мечтах. |
Those were the words I said. I remember them very well.”
| Так я им сказал тогда, как сейчас помню каждое слово! |
He formed this speech with his lips many times before he could utter it.
| Он долго беззвучно шевелил губами, подбирая слова, прежде чем произнести их вслух. |
But when he did find spoken words for it, they came to him coherently, though slowly.
| Но когда он, наконец, заговорил, слова следовали одно за другим без запинки, медленно, но связно. |
Once more, the two spectators started, as he turned upon her with a frightful suddenness.
| И он так внезапно повернулся к ней и так стремительно схватил ее за плечи, что те двое снова невольно кинулись к ним. |
But she sat perfectly still in his grasp, and only said, in a low voice, “I entreat you, good gentlemen, do not come near us, do not speak, do not move!”
| Но она даже не шевельнулась, она словно замерла у него в руках и только промолвила тихо: — Умоляю вас, добрые джентльмены, не подходите к нам, не говорите ничего, не двигайтесь! |
His hands released her as he uttered this cry, and went up to his white hair, which they tore in a frenzy.
| И, выпустив ее из рук, он схватился за голову и начал судорожно рвать свои седые волосы: потом затих и снова погрузился в забывчивость, — привычное состояние, в котором для него как будто не существовало ничего на свете, кроме его сапожного ремесла. |
It died out, as everything but his shoemaking did die out of him, and he refolded his little packet and tried to secure it in his breast; but he still looked at her, and gloomily shook his head.
| Он опять свернул и завязал свой узелок и долго старался засунуть его поглубже за ворот рубахи: но все время не сводил с нее глаз и угрюмо качал головой. |
“No, no, no; you are too young, too blooming.
| —Нет, нет, нет! Слишком молода, такая цветущая, юная! |
It can’t be.
| Не может этого быть. |
See what the prisoner is.
| Посмотрите, что сталось с узником. |
These are not the hands she knew, this is not the face she knew, this is not a voice she ever heard.
| Разве это те руки, которые знала она? То лицо, на которое она глядела? Разве она узнала бы этот голос? |
No, no.
| Нет, нет! |
She was — and He was — before the slow years of the North Tower — ages ago.
| Она была и он был когда-то давно-давно, до всех этих долгих лет в Северной башне... с тех пор прошла вечность... |
What is your name, my gentle angel?”
| Как вас зовут, милый ангел мой? |
Hailing his softened tone and manner, his daughter fell upon her knees before him, with her appealing hands upon his breast.
| Растроганная до глубины души его ласковым тоном и тихой кротостью, его дочь упала перед ним на колени и, словно умоляя, положила руки ему на грудь. |
“O, sir, at another time you shall know my name, and who my mother was, and who my father, and how I never knew their hard, hard history.
| —О сэр, когда-нибудь, в другой раз я скажу вам, как меня зовут, и кто была моя мать, и кто был мой отец, и почему я до сих пор ничего не знала об их горькой, горькой судьбе. |
But I cannot tell you at this time, and I cannot tell you here.
| Но я не могу говорить об этом сейчас, не могу говорить об этом здесь. |
All that I may tell you, here and now, is, that I pray to you to touch me and to bless me.
| Здесь, сейчас, я могу умолять вас только об одном: коснитесь меня вашей рукой, благословите меня! |
Kiss me, kiss me!
| Обнимите, поцелуйте меня! |
O my dear, my dear!”
| О мой дорогой, дорогой! |
His cold white head mingled with her radiant hair, which warmed and lighted it as though it were the light of Freedom shining on him.
| Его безжизненная седая голова прильнула к ее пламенным кудрям, и они брызнули на него жизнью и теплом, словно над ним засиял свет свободы. |
“If you hear in my voice — I don’t know that it is so, but I hope it is — if you hear in my voice any resemblance to a voice that once was sweet music in your ears, weep for it, weep for it!
| —Если вы слышите в моем голосе что-то — не знаю, так ли это, но надеюсь, что так, — если мой голос хоть немножко напоминает вам тот, что когда-то был так дорог для вашего слуха, дайте волю слёзам, поплачьте о нем. |
If you touch, in touching my hair, anything that recalls a beloved head that lay on your breast when you were young and free, weep for it, weep for it!
| Если вы, касаясь моих волос, вспоминаете любимую вами головку, что покоилась на вашей груди, когда вы были молоды и свободны, дайте волю слёзам, поплачьте о ней! |
If, when I hint to you of a Home that is before us, where I will be true to you with all my duty and with all my faithful service, I bring back the remembrance of a Home long desolate, while your poor heart pined away, weep for it, weep for it!”
| И когда я говорю вам о доме, который ждёт нас обоих, где я буду неустанно ухаживать за вами и заботиться о вас преданно и нежно, а вам вспоминается другой, давно покинутый дом, о котором так изнывало ваше бедное сердце, поплачьте о нем, поплачьте о нем! |
She held him closer round the neck, and rocked him on her breast like a child.
| Крепко обняв его за шею и прижав к своей груди, она укачивала его, как ребёнка. |
“If, when I tell you, dearest dear, that your agony is over, and that I have come here to take you from it, and that we go to England to be at peace and at rest, I cause you to think of your useful life laid waste, and of our native France so wicked to you, weep for it, weep for it!
| —О мой дорогой, родимый мой! Когда я говорю вам, что мучения ваши кончились, что я приехала сюда, чтобы увезти вас, что мы поедем в Англию, где нас ждёт мир и покой, а вы, слушая меня, невольно думаете о своей загубленной жизни, о нашей родной Франции, которая поступила с вами так бесчеловечно, — поплачьте, поплачьте об этом! |
And if, when I shall tell you of my name, and of my father who is living, and of my mother who is dead, you learn that I have to kneel to my honoured father, and implore his pardon for having never for his sake striven all day and lain awake and wept all night, because the love of my poor mother hid his torture from me, weep for it, weep for it!
| А когда я скажу вам, как меня зовут, и как зовут моего отца, который остался жив, и мою мать — она не вынесла и умерла, — вы поймёте, что я должна на коленях вымаливать прощенье у моего достойного отца за то, что я никогда не пыталась прийти ему на помощь, не мучилась о нем изо дня в день, не плакала о нем бессонными ночами, но ведь это потому, что любовь моей несчастной матери заставила ее скрыть от меня его страдания, — поплачьте, поплачьте об этом! |
Weep for her, then, and for me!
| Поплачьте о ней и обо мне! |
Good gentlemen, thank God!
| О, благодарю тебя, боже! Радуйтесь, добрые джентльмены. |
I feel his sacred tears upon my face, and his sobs strike against my heart.
| Я чувствую его драгоценные слезы на моем лице, и его рыданья отдаются в моем сердце! |
O, see!
| Боже! |
Thank God for us, thank God!”
| Благодарю тебя! |
He had sunk in her arms, and his face dropped on her breast: a sight so touching, yet so terrible in the tremendous wrong and suffering which had gone before it, that the two beholders covered their faces.
| Уткнувшись головой ей в плечо, он припал, обессиленный, к ее груди, и в этом было что-то до такой степени трогательное и вместе с тем страшное, ибо нельзя было ни на минуту забыть непоправимое зло, жестокие немыслимые муки, и все, что ему пришлось претерпеть, — что те двое невольно закрыли лицо руками. |
When the quiet of the garret had been long undisturbed, and his heaving breast and shaken form had long yielded to the calm that must follow all storms — emblem to humanity, of the rest and silence into which the storm called Life must hush at last — they came forward to raise the father and daughter from the ground.
| Долгое время ничто не нарушало наступившей тишины, и мало-помалу рыдания, теснившие грудь страдальца и сотрясавшие его тело, утихли, и он успокоился — все бури в конце концов затихают и наступает покой, — напоминание людям о той тишине и безмолвии, которые приходят на смену суровой буре, что зовётся жизнью. |
He had gradually dropped to the floor, and lay there in a lethargy, worn out. She had nestled down with him, that his head might lie upon her arm; and her hair drooping over him curtained him from the light.
| Тогда те двое тихонько приблизились к отцу и дочери, чтобы поднять их с пола — потому что он, прильнув к ней, сполз со скамьи и теперь лежал в забытьи, в полном изнеможении, а она прикорнула рядом с ним и, подложив руку ему под голову, нагнулась к нему, так что ее волосы, свешиваясь над ним, заслонили его от света, словно занавес. |
“If, without disturbing him,” she said, raising her hand to Mr. Lorry as he stooped over them, after repeated blowings of his nose, “all could be arranged for our leaving Paris at once, so that, from the very door, he could be taken away — ”
| —Если бы вы только могли, не тревожа его, устроить так, чтобы нам можно было сразу уехать, — сказала она, предостерегающе подняв руку и останавливая мистера Лорри, когда он, после неоднократных сморканий, наконец, наклонился к ней, — увезти его прямо отсюда... |
“But, consider. Is he fit for the journey?”
| —Да разве он в состоянии перенести такое путешествие! — |
asked Mr. Lorry.
| перебил ее мистер Лорри. |
“More fit for that, I think, than to remain in this city, so dreadful to him.”
| —Я думаю, ему это будет легче, чем остаться в этом проклятом городе. |
“It is true,” said Defarge, who was kneeling to look on and hear. “More than that; Monsieur Manette is, for all reasons, best out of France.
| —Это верно, — вмешался Дефарж, который опустился на колени, чтобы слышать, о чем они говорят, — а я так скажу, что для мосье Манетта и по многим другим причинам лучше как можно скорее убраться из Франции. |
Say, shall I hire a carriage and post-horses?”
| Да не сходить ли мне сейчас нанять карету и заказать почтовых лошадей? |
“That’s business,” said Mr. Lorry, resuming on the shortest notice his methodical manners; “and if business is to be done, I had better do it.”
| —Это дело! — подхватил мистер Лорри своим обычным рассудительным тоном. — Но если мы решаем сейчас же приступить к делу, то уж лучше я все возьму на себя. |
“Then be so kind,” urged Miss Manette, “as to leave us here.
| —Тогда, ради бога, оставьте нас здесь одних, — попросила мисс Манетт. — |
You see how composed he has become, and you cannot be afraid to leave him with me now.
| Вы видите, он совсем успокоился, и нечего бояться, если я здесь побуду с ним. |
Why should you be?
| Да и чего бояться? |
If you will lock the door to secure us from interruption, I do not doubt that you will find him, when you come back, as quiet as you leave him.
| Заприте дверь, чтобы к нам никто не вошёл, и я уверена, когда вы вернётесь, он будет такой же тихий, как сейчас. |
In any case, I will take care of him until you return, and then we will remove him straight.”
| Я не отойду от него, пока вас нет, а как только вы вернётесь, мы сейчас же и увезём его. |
Both Mr. Lorry and Defarge were rather disinclined to this course, and in favour of one of them remaining.
| Ни мистеру Лорри, ни мосье Дефаржу не хотелось на это соглашаться, они полагали, что кому-нибудь из них непременно надо остаться с ней. |
But, as there were not only carriage and horses to be seen to, but travelling papers; and as time pressed, for the day was drawing to an end, it came at last to their hastily dividing the business that was necessary to be done, and hurrying away to do it.
| Но так как нужно было позаботиться не только о лошадях и почтовой карете, но и успеть ещё получить подорожные, а день уже клонился к вечеру и время было на исходе, — они в конце концов уступили и, наскоро сговорившись обо всем, что предстояло сделать, и поделив между собой неизбежные хлопоты, поспешили уйти. |
Then, as the darkness closed in, the daughter laid her head down on the hard ground close at the father’s side, and watched him.
| Между тем стало смеркаться; тесно прижавшись к отцу, дочь положила голову на грубый дощатый пол и не отрываясь смотрела на отца. |
The darkness deepened and deepened, and they both lay quiet, until a light gleamed through the chinks in the wall.
| Постепенно становилось все тёмнее и тёмнее, и они тихо лежали вдвоём до тех пор, пока не замелькал свет на площадке и не засветились щели в стене. |
Mr. Lorry and Monsieur Defarge had made all ready for the journey, and had brought with them, besides travelling cloaks and wrappers, bread and meat, wine, and hot coffee.
| Мистер Лорри и мосье Дефарж, успешно завершив все необходимые хлопоты, принесли с собой дорожные плащи, пледы, а кроме того, хлеб, мясо, вино и горячий кофе. |
Monsieur Defarge put this provender, and the lamp he carried, on the shoemaker’s bench (there was nothing else in the garret but a pallet bed), and he and Mr. Lorry roused the captive, and assisted him to his feet.
| Мосье Дефарж сложил все эти припасы на скамью, туда же поставил фонарь, — на чердаке, кроме скамьи и соломенного тюфяка, ничего не было, — и вдвоём с мистером Лорри они подняли узника и помогли ему стать на ноги. |
No human intelligence could have read the mysteries of his mind, in the scared blank wonder of his face.
| С лица старика не сходило выражение удивления и испуга, и никакой разум человеческий не мог бы разгадать по его лицу, что творилось в его душе. |
Whether he knew what had happened, whether he recollected what they had said to him, whether he knew that he was free, were questions which no sagacity could have solved.
| Понимал ли он, что произошло? Доходило ли до него то, что ему говорили? Сознавал ли он, что он теперь на свободе? Даже самый прозорливый мудрец не решился бы ответить на эти вопросы. |
They tried speaking to him; but, he was so confused, and so very slow to answer, that they took fright at his bewilderment, and agreed for the time to tamper with him no more.
| Они пробовали заговаривать с ним, но он приходил в такое замешательство, так долго подыскивал слова, что, испугавшись, как бы он ещё больше не разволновался, они решили до поры до времени оставить его в покое. |
He had a wild, lost manner of occasionally clasping his head in his hands, that had not been seen in him before; yet, he had some pleasure in the mere sound of his daughter’s voice, and invariably turned to it when she spoke.
| Он то и дело хватался за голову, чего до сих пор за ним не замечали, однако голос дочери, видимо, был ему приятен — стоило ей только заговорить, он тотчас же поворачивался и смотрел на нее. |
In the submissive way of one long accustomed to obey under coercion, he ate and drank what they gave him to eat and drink, and put on the cloak and other wrappings, that they gave him to wear.
| Покорно, как человек, давно уж привыкший подчиняться любому приказанию, он ел и пил то, что ему давали есть и пить, послушно надел на себя плащ и другие тёплые вещи, какие ему велели надеть. |
He readily responded to his daughter’s drawing her arm through his, and took — and kept — her hand in both his own.
| А когда дочь взяла его под руку, он схватился обеими руками за ее руку и не отпускал ее больше от себя. |
They began to descend; Monsieur Defarge going first with the lamp, Mr. Lorry closing the little procession.
| Вышли на лестницу и стали спускаться — впереди Дефарж с фонарём, позади всех, замыкая шествие, — мистер Лорри. |
They had not traversed many steps of the long main staircase when he stopped, and stared at the roof and round at the walls.
| Не успели они пройти несколько ступеней по этой бесконечно длинной лестнице, как старик вдруг остановился и начал озираться по сторонам, всматриваясь растерянным взглядом в стены, в потолок. |
“You remember the place, my father? You remember coming up here?”
| —Вы помните это место, папа, припоминаете, как вы шли сюда? |
“What did you say?”
| —Что вы сказали? — |
But, before she could repeat the question, he murmured an answer as if she had repeated it.
| Но, прежде чем она успела повторить вопрос, он уже забормотал, точно вдруг догадавшись, о чем она спрашивает. — |
“Remember?
| Припоминаю... |
No, I don’t remember.
| Нет, не припоминаю. |
It was so very long ago.”
| Так давно, так давно это было. |
That he had no recollection whatever of his having been brought from his prison to that house, was apparent to them.
| Ясно было, что он не помнил, как его взяли из тюрьмы и перевезли в этот дом. |
They heard him mutter, “One Hundred and Five, North Tower;” and when he looked about him, it evidently was for the strong fortress-walls which had long encompassed him.
| Пока они медленно спускались по лестнице, он все бормотал: «Сто пятый... Северная башня...» — и по его блуждающему взору, по тому, как он озирался, видно было, что он недоумевает, куда девались толстые крепостные стены, которые столько лет замыкали его со всех сторон. |
On their reaching the courtyard he instinctively altered his tread, as being in expectation of a drawbridge; and when there was no drawbridge, and he saw the carriage waiting in the open street, he dropped his daughter’s hand and clasped his head again.
| Когда они вышли во двор, он машинально замедлил шаг, словно зная, что сейчас надо ждать, пока опустят мост, а когда никакого моста не оказалось и он увидал стоявшую прямо на улице карету, он выпустил из своих рук руку дочери и схватился за голову. |
No crowd was about the door; no people were discernible at any of the many windows; not even a chance passerby was in the street. An unnatural silence and desertion reigned there.
| Никто не толпился у ворот, никто не выглядывал из окон, на улице не видно было ни одного прохожего, какая-то неестественная тишина и запустенье царили кругом. |
Only one soul was to be seen, and that was Madame Defarge — who leaned against the door-post, knitting, and saw nothing.
| Только одна живая душа и присутствовала при их отъезде — мадам Дефарж: она стояла на крыльце, прислонясь к косяку, углубившись в своё вязанье, и ничего не видела. |
The prisoner had got into a coach, and his daughter had followed him, when Mr. Lorry’s feet were arrested on the step by his asking, miserably, for his shoemaking tools and the unfinished shoes.
| Узник вошёл в карету, за ним поднялась дочь, но мистер Лорри только было занес ногу на подножку, как узник жалобно взмолился, чтобы ему дали его сапожные инструменты и недошитые башмаки. |
Madame Defarge immediately called to her husband that she would get them, and went, knitting, out of the lamplight, through the courtyard.
| Мадам Дефарж крикнула мужу, что она мигом сбегает за ними, и, не переставая вязать, прошла через светлый круг на земле, отбрасываемый фонарём, и скрылась во дворе. |
She quickly brought them down and handed them in;—and immediately afterwards leaned against the door-post, knitting, and saw nothing.
| Она быстро вернулась, подала все это в карету, а сама снова стала на крыльце, прислонилась к косяку, снова занялась вязаньем и ровно ничего не видела. |
Defarge got upon the box, and gave the word “To the Barrier!”
| Дефарж вскочил на козлы и крикнул: «К заставе!» |
The postilion cracked his whip, and they clattered away under the feeble over-swinging lamps.
| Кучер щёлкнул кнутом, и карета загромыхала по мостовой под мигающим светом раскачивающихся наверху фонарей. |
Under the over-swinging lamps — swinging ever brighter in the better streets, and ever dimmer in the worse — and by lighted shops, gay crowds, illuminated coffee-houses, and theatre-doors, to one of the city gates.
| Фонари раскачивались на ветру, ярко светили на богатых улицах, еле мерцали в кварталах победнее, — и они ехали мимо освещённых лавок и весёлой толпы гуляющих, мимо залитых огнями кофеен и театральных подъездов — и, наконец, подкатили к городской заставе. |
Soldiers with lanterns, at the guard-house there. “
| Солдаты с фонарями вышли из караульной. — Господа отъезжающие! |
“Your papers, travellers!” “
| Ваши подорожные. |
“See here then, Monsieur the Officer,” said Defarge, getting down, and taking him gravely apart, “these are the papers of monsieur inside, with the white head.
| —Извольте, господин комендант, — сказал мосье Дефарж, соскакивая с козёл и с озабоченным видом отводя н сторону начальника караула. — Вот документы того седого господина в карете. |
They were consigned to me, with him, at the — ” He dropped his voice, there was a flutter among the military lanterns, and one of them being handed into the coach by an arm in uniform, the eyes connected with the arm looked, not an every day or an every night look, at monsieur with the white head. “
| Мне выдали их, когда я брал его из... Он понизил голос почти до шёпота: фонари суетливо зашныряли, рука в форменном рукаве просунула фонарь в карету, и глаза, устремившиеся вслед за фонарём, окинули седого пассажира внимательным взглядом, совсем не похожим на тот, каким они изо дня в день, ночью и днём, оглядывали проезжающих у заставы. |
“It is well.
| —Так. Все в порядке. |
Forward!”
| Трогай! — |
from the uniform. “
| гаркнул караульный. |
“Adieu!”
| —Прощайте! — |
from Defarge.
| крикнул Дефарж. |
And so, under a short grove of feebler and feebler over-swinging lamps, out under the great grove of stars.
| И карета покатила в мерцающем свете редевших наверху фонарей, мигающих все слабее, все реже, — и выехала под необъятный свод усыпанного звездами неба. |
Beneath that arch of unmoved and eternal lights; some, so remote from this little earth that the learned tell us it is doubtful whether their rays have even yet discovered it, as a point in space where anything is suffered or done: the shadows of the night were broad and black.
| Внизу под этим куполом неподвижных и вечных светил (а иные из них так отдалены от крохотной нашей земли, что учёные утверждают, будто лучи их даже ещё и не достигли ее, не нащупали в пространстве этой точки, где что-то творится и происходит) плотно сгрудились огромные ночные тени. |
All through the cold and restless interval, until dawn, they once more whispered in the ears of Mr. Jarvis Lorry — sitting opposite the buried man who had been dug out, and wondering what subtle powers were for ever lost to him, and what were capable of restoration — the old inquiry:
| И до самого рассвета в течение всей этой холодной тревожной ночи они снова все что-то нашёптывали мистеру Джарвису Лорри, который сидел против заживо погребенного человека, только что поднятого из могилы, и думал, — восстановятся ли у него когда-нибудь хотя бы частично его умственные способности, или он уже лишился их навсегда, а в ушах у него звучал неотвязный шёпот: |
|
