 |
Reading room | Charles Dickens | A Tale of Two Cities | 📋 | 📖 | 🔀 | English ⇄ Russian
The traveller fared slowly on his way, who fared towards Paris from England in the autumn of the year one thousand seven hundred and ninety-two.
| Долгое медлительное путешествие предстояло тому, кто отваживался ехать из Англии в Париж в 1792 году. |
More than enough of bad roads, bad equipages, and bad horses, he would have encountered to delay him, though the fallen and unfortunate King of France had been upon his throne in all his glory; but, the changed times were fraught with other obstacles than these.
| Дрянные дороги, дрянные экипажи, дрянные клячи — все это и раньше препятствовало быстрой езде, когда несчастный низложенный король Франции ещё восседал на престоле во всей своей славе; но с тех пор многое изменилось, и ко всем прежним препятствиям прибавились другие, новые. |
Every town-gate and village taxing-house had its band of citizen-patriots, with their national muskets in a most explosive state of readiness, who stopped all comers and goers, cross-questioned them, inspected their papers, looked for their names in lists of their own, turned them back, or sent them on, or stopped them and laid them in hold, as their capricious judgment or fancy deemed best for the dawning Republic One and Indivisible, of Liberty, Equality, Fraternity, or Death.
| Каждая городская застава, каждый деревенский шлагбаум охранялись кучкой граждан-патриотов, которые с мушкетом на взводе останавливали всех проезжающих в ту или другую сторону, допрашивали их, проверяли документы, искали их имена в имевшихся у них списках, а вслед за этим — кого поворачивали обратно, кого пропускали, кого задерживали и брали под арест, — словом, поступали, как им взбредёт в голову, исходя из каких-то своих, в высшей степени своеобразных суждений о благе новорождённой Республики — Единой, Неделимой, несущей Свободу, Равенство, Братство или Смерть. |
A very few French leagues of his journey were accomplished, when Charles Darnay began to perceive that for him along these country roads there was no hope of return until he should have been declared a good citizen at Paris.
| Чарльз Дарней проехал всего несколько миль по французской земле, и ему уже стало ясно, что дороги обратно для него нет и что до тех пор, пока его не признают в Париже достойным гражданином Республики, для него нет никакой надежды вернуться в Англию. |
Whatever might befall now, he must on to his journey’s end.
| Что бы ни случилось, он должен продолжать своё путешествие до конца. |
Not a mean village closed upon him, not a common barrier dropped across the road behind him, but he knew it to be another iron door in the series that was barred between him and England.
| После каждой деревенской околицы, через которую он проезжал, после каждого шлагбаума, опускавшегося за его спиной, он чувствовал, как замыкается за ним ещё один железный барьер, отделяющий его от Англии. |
The universal watchfulness so encompassed him, that if he had been taken in a net, or were being forwarded to his destination in a cage, he could not have felt his freedom more completely gone.
| Все кругом проявляли столь неусыпную бдительность, что Дарней чувствовал себя связанным по рукам и ногам, — все равно как если бы он попался в сети или сидел закованный за решёткой в железной клетке. |
This universal watchfulness not only stopped him on the highway twenty times in a stage, but retarded his progress twenty times in a day, by riding after him and taking him back, riding before him and stopping him by anticipation, riding with him and keeping him in charge.
| Эта неусыпная бдительность не только останавливала его двадцать раз на дню на каждом перегоне, она двадцать раз на дню задерживала его, посылала за ним вдогонку, возвращала обратно, перехватывала по дороге, приставляла к нему провожатых, не выпускала его из глаз ни на миг. |
He had been days upon his journey in France alone, when he went to bed tired out, in a little town on the high road, still a long way from Paris.
| Так с бесконечными задержками он ехал по Франции уже несколько дней и, вконец измученный, остановился на ночлег в маленьком городке, все ещё на значительном расстоянии от Парижа. |
Nothing but the production of the afflicted Gabelle’s letter from his prison of the Abbaye would have got him on so far.
| Если бы не письмо злосчастного Габелля из тюрьмы в Париже, которое Дарней предъявлял на заставах, ему вряд ли позволили бы доехать и до этого городка. |
His difficulty at the guard-house in this small place had been such, that he felt his journey to have come to a crisis.
| А здесь, при въезде в этот захолустный городишко, дело дошло до того, что он и сам понял, что это добром не кончится. |
And he was, therefore, as little surprised as a man could be, to find himself awakened at the small inn to which he had been remitted until morning, in the middle of the night.
| Поэтому он нисколько не удивился, когда его разбудили ночью, явившись к нему в номер на постоялом дворе, куда его препроводили до утра. |
Awakened by a timid local functionary and three armed patriots in rough red caps and with pipes in their mouths, who sat down on the bed.
| Разбудил его перепуганный представитель местной власти, которого сопровождали трое вооруженных патриотов в красных колпаках; они вошли, дымя трубками, и уселись к нему на кровать. |
“Emigrant,” said the functionary, “I am going to send you on to Paris, under an escort.”
| —Эмигрант, — сказал представитель власти, — я отправляю вас в Париж под конвоем. |
“Citizen, I desire nothing more than to get to Paris, though I could dispense with the escort.”
| —Гражданин, я ничего другого и не желаю, как попасть поскорее в Париж, но я предпочёл бы обойтись без конвоя. |
“Silence!”
| —Молчать! — |
growled a red-cap, striking at the coverlet with the butt-end of his musket. “
| рявкнул один из красных колпаков, стукнув о постель прикладом своего мушкета. — |
“Peace, aristocrat!”
| Не спорить, аристократ! |
“It is as the good patriot says,” observed the timid functionary. “
| —Достойный патриот правильно говорит, — робко заметил представитель власти. — |
“You are an aristocrat, and must have an escort — and must pay for it.”
| Вы аристократ, вас надлежит препроводить под конвоем, и вы должны его оплатить. |
“I have no choice,” said Charles Darnay.
| —Ну, раз у меня нет выбора... — сказал Чарльз Дарней. |
“Choice!
| —Выбора! |
Listen to him!”
| Нет, вы послушайте его! — |
cried the same scowling red-cap. “
| вскричал тот же грозный патриот. — |
“As if it was not a favour to be protected from the lamp-iron!”
| Точно это не для него же стараются, чтобы он не повис вместо фонаря! |
“It is always as the good patriot says,” observed the functionary. “
| —Достойный патриот правильно говорит, — поддакнул представитель власти. — |
“Rise and dress yourself, emigrant.”
| Вставайте, одевайтесь, эмигрант! |
Darnay complied, and was taken back to the guard-house, where other patriots in rough red caps were smoking, drinking, and sleeping, by a watch-fire.
| Дарней повиновался, и его опять повели в караульню на заставе, где, собравшись вокруг сторожевого костра, другие патриоты в красных колпаках дымили трубками, пили или спали. |
Here he paid a heavy price for his escort, and hence he started with it on the wet, wet roads at three o’clock in the morning.
| Здесь с него взяли изрядную сумму за приставленный к нему конвой, и в три часа ночи он двинулся под охраной по мокрой скользкой дороге. |
The escort were two mounted patriots in red caps and tri-coloured cockades, armed with national muskets and sabres, who rode one on either side of him. The escorted governed his own horse, but a loose line was attached to his bridle, the end of which one of the patriots kept girded round his wrist.
| Конвой состоял из двух патриотов в красных колпаках с трёхцветными кокардами, вооруженных мушкетами и саблями; они ехали верхом по обе стороны конвоируемого, и хотя Дарней сам правил своей лошадью, к ее уздечке была привязана длинная веревка, конец которой один из патриотов намотал себе на руку. |
In this state they set forth with the sharp rain driving in their faces: clattering at a heavy dragoon trot over the uneven town pavement, and out upon the mire-deep roads.
| И так они двинулись от заставы под мелким холодным дождём, хлеставшим им в лицо; рысью проскакали по городу, по неровной булыжной мостовой и захлюпали по осеннему бездорожью, непролазной слякоти и лужам. |
In this state they traversed without change, except of horses and pace, all the mire-deep leagues that lay between them and the capital.
| И так то рысью, то шагом, время от времени останавливаясь сменить лошадей, но сохраняя все тот же неизменный порядок — Дарней в середине, те по бокам, — они ехали многие, многие мили по затопленным грязью дорогам к столице Франции. |
They travelled in the night, halting an hour or two after daybreak, and lying by until the twilight fell.
| Они ехали ночью, а едва наступал день, через час, через два после того, как начинало светать, останавливались где-нибудь на постоялом дворе и отдыхали, пока не стемнеет. |
The escort were so wretchedly clothed, that they twisted straw round their bare legs, and thatched their ragged shoulders to keep the wet off.
| Одежда на конвоирах была вся рваная, они обёртывали свои разутые ноги соломой и соломой же прикрывались от дождя, засовывая ее себе под лохмотья на плечи. |
Apart from the personal discomfort of being so attended, and apart from such considerations of present danger as arose from one of the patriots being chronically drunk, and carrying his musket very recklessly, Charles Darnay did not allow the restraint that was laid upon him to awaken any serious fears in his breast; for, he reasoned with himself that it could have no reference to the merits of an individual case that was not yet stated, and of representations, confirmable by the prisoner in the Abbaye, that were not yet made.
| Если не считать того, что Дарней чувствовал себя несколько неловко с такими провожатыми и ему приходилось быть постоянно настороже, потому что один из них был всю дорогу пьян и слишком резво обращался со своим мушкетом, никаких серьезных опасений от того, что ему навязали конвой, у него не было; он говорил себе, что это не может иметь никакого отношения к его частному делу, которого он ещё никому не излагал, ни к его показаниям, которые, несомненно, подтвердит узник Аббатства. |
But when they came to the town of Beauvais — which they did at eventide, when the streets were filled with people — he could not conceal from himself that the aspect of affairs was very alarming.
| Но когда они приехали в город Бове, — это было под вечер и на улицах толпилась масса народу, — он уже больше не мог закрывать глаза на истинное положение вещей и понял, что все это может кончиться для него очень плохо. Едва они остановились у почтового двора, их тотчас же обступила возбужденная, враждебная толпа. |
An ominous crowd gathered to see him dismount of the posting-yard, and many voices called out loudly, “Down with the emigrant!”
| Дарней только что перекинул ногу через седло, собираясь спешиться, как в толпе раздались выкрики: «Долой эмигранта!» |
He stopped in the act of swinging himself out of his saddle, and, resuming it as his safest place, said:
| Чувствуя себя в большей безопасности верхом на лошади, Дарней остался в седле и, повернувшись к толпе, сказал громко: |
“Emigrant, my friends!
| —Какой же я эмигрант, друзья? |
Do you not see me here, in France, of my own will?”
| Ведь я сам приехал во Францию, по своей доброй воле. |
“You are a cursed emigrant,” cried a farrier, making at him in a furious manner through the press, hammer in hand; “and you are a cursed aristocrat!”
| —У, эмигрант проклятый, гнусный аристократ! — крикнул кузнец и, протискавшись через толпу, бросился к Дарнею, грозно размахивая молотом. |
The postmaster interposed himself between this man and the rider’s bridle (at which he was evidently making), and soothingly said, “Let him be; let him be!
| —Оставь, оставь его! — |
He will be judged at Paris.”
| сказал смотритель почтового двора, становясь впереди лошади и не давая кузнецу схватить ее за уздечку (на что тот явно покушался). — Его будут судить в Париже. |
“Judged!”
| —Судить! — |
repeated the farrier, swinging his hammer. “Ay!
| повторил кузнец, все ещё размахивая молотом. — |
and condemned as a traitor.”
| Тогда, значит, его ждёт смерть предателя! — |
At this the crowd roared approval.
| Толпа одобрительно заревела. |
Checking the postmaster, who was for turning his horse’s head to the yard (the drunken patriot sat composedly in his saddle looking on, with the line round his wrist), Darnay said, as soon as he could make his voice heard:
| Дарней остановил смотрителя, который уже взял его лошадь под уздцы, чтобы ввести ее во двор (пьяный патриот с намотанным на руку концом веревки сидел, развалясь в седле, и преспокойно смотрел на эту сцену), и, подождав, пока толпа стихла, сказал, стараясь говорить так, чтобы его все слышали: |
“Friends, you deceive yourselves, or you are deceived.
| —Вы заблуждаетесь, друзья, или вас кто-то ввёл в заблуждение. |
I am not a traitor.”
| Я не предатель. |
“He lies!”
| —Врёт! — |
cried the smith. “
| крикнул кузнец. — |
“He is a traitor since the decree.
| По новому декрету он предатель. |
His life is forfeit to the people. His cursed life is not his own!”
| Жизнь его принадлежит народу, он не вправе распоряжаться собой, гнусный аристократ! |
At the instant when Darnay saw a rush in the eyes of the crowd, which another instant would have brought upon him, the postmaster turned his horse into the yard, the escort rode in close upon his horse’s flanks, and the postmaster shut and barred the crazy double gates.
| Дарней увидел устремившиеся на него со всех сторон злобные взгляды и почувствовал, что толпа вот-вот ринется на него, но в эту минуту смотритель повернул лошадь, и Дарней, а за ним следом, не отставая ни на шаг, оба его конвоира, все трое, въехали во двор, и смотритель поспешил закрыть покосившиеся ворота и задвинуть их болтом. |
The farrier struck a blow upon them with his hammer, and the crowd groaned; but, no more was done.
| Кузнец грохнул молотом в ворота. В толпе пронёсся гул — и этим все кончилось. |
“What is this decree that the smith spoke of?”
| Поблагодарив смотрителя, Дарней сошёл с лошади. — Что это за декрет, о котором говорил кузнец? — |
“Truly, a decree for selling the property of emigrants.”
| —Верно, вышел такой декрет, чтобы продавать с торгов имущество эмигрантов. |
“When passed?”
| —А когда же он вышел? |
“On the fourteenth.”
| —Четырнадцатого этого месяца. |
“The day I left England!”
| —В тот самый день, как я выехал из Англии! |
“Everybody says it is but one of several, and that there will be others — if there are not already — banishing all emigrants, and condemning all to death who return.
| —Все говорят, что это не один такой декрет будет, готовится ещё несколько, может они уже и вышли — всех эмигрантов объявить вне закона, смертная казнь всем, кто вернётся. |
That is what he meant when he said your life was not your own.”
| Должно быть, он на этот декрет и намекал, когда говорил, что вы своей жизнью не распоряжаетесь. |
“But there are no such decrees yet?”
| —Но ведь этих декретов ещё нет? |
“What do I know!”
| —А кто его знает, — отвечал смотритель. — |
said the postmaster, shrugging his shoulders; “there may be, or there will be. It is all the same. What would you have?”
| Да и не все ли равно, вышли они или вот-вот выйдут, тут уж ничего не поделаешь! |
They rested on some straw in a loft until the middle of the night, and then rode forward again when all the town was asleep.
| Они улеглись спать на сеновале и поднялись уже далеко за полночь, когда все кругом угомонилось и город спал глубоким сном. |
Among the many wild changes observable on familiar things which made this wild ride unreal, not the least was the seeming rarity of sleep.
| Среди многих диковинных перемен, поражавших Дарнея во время этого фантастического путешествия, его особенно поражало странное ночное оживление, люди здесь как будто совсем не ложились спать. |
After long and lonely spurring over dreary roads, they would come to a cluster of poor cottages, not steeped in darkness, but all glittering with lights, and would find the people, in a ghostly manner in the dead of the night, circling hand in hand round a shrivelled tree of Liberty, or all drawn up together singing a Liberty song.
| Когда после долгой езды по безлюдным дорогам им случалось проезжать мимо какой-нибудь жалкой глухой деревушки, он с удивлением видел светящиеся окна и залитую огнями деревенскую улицу, где люди, взявшись за руки, водили хоровод среди ночи, кружась словно призраки вокруг чахлого деревца, именуемого древом Свободы, — или распевали хором гимн, прославляющий Свободу. |
Happily, however, there was sleep in Beauvais that night to help them out of it and they passed on once more into solitude and loneliness: jingling through the untimely cold and wet, among impoverished fields that had yielded no fruits of the earth that year, diversified by the blackened remains of burnt houses, and by the sudden emergence from ambuscade, and sharp reining up across their way, of patriot patrols on the watch on all the roads.
| Но город Бове в эту ночь, на их счастье, спал, и они выбрались безо всяких помех и вскоре снова очутились среди голых равнин на пустынной дороге под холодным дождём, моросившим на заброшенные поля, на чёрные обгорелые развалины сожжённых усадеб, из-за которых, внезапно преграждая путь, выскакивал ночной патруль — кучки вооруженных патриотов, охранявших все тропы и дороги. |
Daylight at last found them before the wall of Paris.
| На рассвете они, наконец, подъехали к стенам Парижа. |
The barrier was closed and strongly guarded when they rode up to it.
| Ворота были закрыты, и у заставы был выставлен сильный караул. |
“Where are the papers of this prisoner?”
| —Где бумаги арестанта? — |
demanded a resolute-looking man in authority, who was summoned out by the guard.
| спросил суровый властный человек, вызванный дежурным часовым. |
Naturally struck by the disagreeable word, Charles Darnay requested the speaker to take notice that he was a free traveller and French citizen, in charge of an escort which the disturbed state of the country had imposed upon him, and which he had paid for.
| Возмущённый словом «арестант», Чарльз Дарней поспешил заметить этому человеку, что он вольный путешественник, французский гражданин, что ему навязали охрану ввиду неспокойного состояния страны и что он за нее уплатил. — |
“Where,” repeated the same personage, without taking any heed of him whatever, “are the papers of this prisoner?”
| Где бумаги арестованного? — переспросил тот, не слушая Дарнея. |
The drunken patriot had them in his cap, and produced them.
| Пьяный патриот извлёк их из своего колпака и подал ему. |
Casting his eyes over Gabelle’s letter, the same personage in authority showed some disorder and surprise, and looked at Darnay with a close attention.
| Пробежав письмо Габелля, суровый человек нахмурился, на лице его выразилось глубокое изумление, он поднял глаза и внимательно поглядел на Дарнея. |
He left escort and escorted without saying a word, however, and went into the guard-room; meanwhile, they sat upon their horses outside the gate.
| Затем, не сказав ни слова, он повернулся и пошёл в караульню, оставив конвоиров с их узником перед запертыми воротами. |
Looking about him while in this state of suspense, Charles Darnay observed that the gate was held by a mixed guard of soldiers and patriots, the latter far outnumbering the former; and that while ingress into the city for peasants’ carts bringing in supplies, and for similar traffic and traffickers, was easy enough, egress, even for the homeliest people, was very difficult.
| Дожидаясь, когда их впустят, Чарльз Дарней с интересом поглядывал по сторонам. Прежде всего он обратил внимание, что ворота охранялись смешанной стражей — тут были и солдаты и патриоты, причём последних было значительно больше; он заметил, что крестьян с телегами и торговцев провизией сравнительно легко пропускали в город, тогда как выход из города, даже, казалось бы, для самых безобидных обывателей, был сильно затруднён. |
A numerous medley of men and women, not to mention beasts and vehicles of various sorts, was waiting to issue forth; but, the previous identification was so strict, that they filtered through the barrier very slowly.
| Пёстрая толпа мужчин и женщин с возами, телегами и домашней скотиной дожидалась пропуска. Но каждого, кого выпускали из города, подвергали такой тщательной проверке, что очередь подвигалась чрезвычайно медленно. |
Some of these people knew their turn for examination to be so far off, that they lay down on the ground to sleep or smoke, while others talked together, or loitered about.
| Многие из ожидающих, видя, что им ещё долго томиться, растянулись тут же на земле и спали, другие курили и разговаривали, а кто просто слонялся, прохаживаясь взад и вперёд. |
The red cap and tri-colour cockade were universal, both among men and women.
| Почти на всех — и мужчинах и — женщинах — были красные колпаки с трёхцветными кокардами. |
When he had sat in his saddle some half-hour, taking note of these things, Darnay found himself confronted by the same man in authority, who directed the guard to open the barrier.
| Так, не слезая с коня, Дарней ждал у ворот уже около получаса и, поглощённый своими наблюдениями, не заметил, как подошёл тот же человек и приказал караульному открыть ворота. |
Then he delivered to the escort, drunk and sober, a receipt for the escorted, and requested him to dismount.
| Затем он вручил конвоирам, пьяному и трезвому, расписку в том, что принял от них доставленного арестанта с рук на руки, и приказал Дарнею спешиться. |
He did so, and the two patriots, leading his tired horse, turned and rode away without entering the city.
| Дарней соскочил на землю, один из конвоиров подобрал поводья его усталой лошади, и оба патриота, не заезжая к город, повернули и поскакали обратно. |
He accompanied his conductor into a guard-room, smelling of common wine and tobacco, where certain soldiers and patriots, asleep and awake, drunk and sober, and in various neutral states between sleeping and waking, drunkenness and sobriety, were standing and lying about.
| Дарней вместе со своим провожатым вошёл в караульное помещение; там было сильно накурено, воняло перегаром, солдаты и патриоты, пьяные н трезвые, кто спал, кто бодрствовал, кто клевал носом, и в зависимости от степени опьянения и усталости одни ещё держались на ногах, другие лежали вповалку на полу. |
The light in the guard-house, half derived from the waning oil-lamps of the night, and half from the overcast day, was in a correspondingly uncertain condition.
| Свет в помещении от выгоревших за ночь масляных фонарей и хмурого утра, глядевшего в окно, тоже был какой-то неверный, располагающий но то ко сну, не то к бодрствованию. |
Some registers were lying open on a desk, and an officer of a coarse, dark aspect, presided over these.
| В глубине за столом сидел угрюмый, нахмуренный человек, по-видимому начальник караула, и перелистывал какие-то списки. |
“Citizen Defarge,” said he to Darnay’s conductor, as he took a slip of paper to write on. “Is this the emigrant Evremonde?”
| —Гражданин Дефарж, — сказал он провожатому Дарнея, положив перед собой узкую полоску бумаги и берясь за перо, — это эмигрант Эвремонд? |
“This is the man.”
| —Да, он самый. |
“Your age, Evremonde?”
| —Сколько вам лет, Эвремонд? |
“Thirty-seven.”
| —Тридцать семь. |
“Married, Evremonde?”
| —Женаты. Эвремонд? |
“Yes.”
| —Да. |
“Where married?”
| —Где женились? |
“In England.”
| —В Англии. |
“In England.”
| —В Англии. |
“Without doubt.
| —Несомненно. |
You are consigned, Evremonde, to the prison of La Force.”
| Вы отправитесь отсюда в тюрьму Лафорс. Эвремонд. |
“Just Heaven!”
| —Боже правый! По какому же это закону? — |
exclaimed Darnay. “
| вскричал Дарней. — |
“Under what law, and for what offence?”
| Какое преступление я совершил? |
The officer looked up from his slip of paper for a moment.
| Начальник на секунду поднял глаза от бумаги и поглядел на Дарнея. |
“We have new laws, Evremonde, and new offences, since you were here.”
| —У нас теперь новые законы и новые преступления, вы здесь давно не были, Эвремонд.. |
He said it with a hard smile, and went on writing.
| Он сказал это с жёсткой усмешкой, продолжая что-то писать. |
“I entreat you to observe that I have come here voluntarily, in response to that written appeal of a fellow-countryman which lies before you.
| —Я прошу вас принять во внимание, что я приехал сюда добровольно, по просьбе моего соотечественника, откликнувшись на его письмо, которое лежит перед вами. |
I demand no more than the opportunity to do so without delay.
| Я только о том и прошу, чтобы мне дали возможность как можно скорей удовлетворить эту просьбу. |
Is not that my right?”
| Разве это не моё законное право? |
“Emigrants have no rights, Evremonde,” was the stolid reply.
| —У эмигрантов нет прав, Эвремонд! — последовал невозмутимый ответ. |
The officer wrote until he had finished, read over to himself what he had written, sanded it, and handed it to Defarge, with the words “In secret.”
| Записав то, что требовалось, начальник перечёл написанное, посыпал листок песком и протянул его Дефаржу со словами: — В секретную. |
Defarge motioned with the paper to the prisoner that he must accompany him. The prisoner obeyed, and a guard of two armed patriots attended them.
| Дефарж махнул листком, приказывая арестованному следовать за ним, за его спиной тотчас же выросли два вооруженных патриота с мушкетами наперевес, и они все вместе вышли из помещения. |
“Is it you,” said Defarge, in a low voice, as they went down the guardhouse steps and turned into Paris, “who married the daughter of Doctor Manette, once a prisoner in the Bastille that is no more?”
| —Так это вы женились на дочери доктора Манетта? — тихо спросил его Дефарж, когда они сходили с крыльца караульни, направляясь в город, — того самого, что был заточен в Бастилии, которой больше не существует? |
“Yes,” replied Darnay, looking at him with surprise.
| —Да, — глядя на него с удивлением, отвечал Дарней. |
“My name is Defarge, and I keep a wine-shop in the Quarter Saint Antoine.
| —Меня зовут Дефарж, я держу винный погребок в предместье Сент-Антуан. |
Possibly you have heard of me.”
| Может быть, вы слышали обо мне? |
“My wife came to your house to reclaim her father?
| —Как же, конечно! |
Yes!”
| Моя жена приезжала к вам за своим отцом. |
The word “wife” seemed to serve as a gloomy reminder to Defarge, to say with sudden impatience, “In the name of that sharp female newly-born, and called La Guillotine, why did you come to France?”
| Слово «жена» как будто заставило Дефаржа спохватиться, он сказал с мрачным раздражением: — Во имя недавно рождённой зубастой жёнушки Гильотины, зачем вас принесло во Францию? |
“You heard me say why, a minute ago.
| —Вы слышали, зачем, ведь я только что объяснил это при вас. |
Do you not believe it is the truth?”
| Или вы не верите, что это правда? |
“A bad truth for you,” said Defarge, speaking with knitted brows, and looking straight before him.
| —Скверная правда для вас, — сказал Дефарж, нахмурившись и глядя прямо перед собой. |
“Indeed I am lost here.
| —Да, я чувствую себя здесь совершенно потерянным. |
All here is so unprecedented, so changed, so sudden and unfair, that I am absolutely lost.
| Все так изменилось, так ни на что не похоже, такой произвол и несправедливость во всем, что не знаешь, как и подступиться. |
Will you render me a little help?”
| Вы не могли бы немножко помочь мне? |
“None.”
| —Нет! — |
Defarge spoke, always looking straight before him.
| отрезал Дефарж, глядя все так же прямо перед собой. |
“Will you answer me a single question?”
| —Но, может быть, вы не откажетесь ответить мне на один вопрос? |
“Perhaps.
| —Возможно. |
According to its nature.
| Зависит от того, что за вопрос. |
You can say what it is.”
| Спрашивайте. |
“In this prison that I am going to so unjustly, shall I have some free communication with the world outside?”
| —В этой тюрьме, куда меня так несправедливо отправляют, будет у меня возможность общаться с внешним миром? |
“You will see.”
| —Это вы сами увидите. |
“I am not to be buried there, prejudged, and without any means of presenting my case?”
| —Неужели я буду погребён заживо, без суда, и мне даже не дадут возможности ничего сказать в своё оправдание? |
“You will see.
| —Там видно будет. |
But, what then?
| Ну, а если и так, что в этом особенного? |
Other people have been similarly buried in worse prisons, before now.”
| А других прежде не погребали заживо, да ещё не в таких тюрьмах? |
“But never by me, Citizen Defarge.”
| —Я никогда этого не делал, гражданин Дефарж. |
Defarge glanced darkly at him for answer, and walked on in a steady and set silence.
| Дефарж мрачно покосился на него, но ничего не ответил и продолжал шагать, не разжимая рта. |
The deeper he sank into this silence, the fainter hope there was — or so Darnay thought — of his softening in any slight degree. He, therefore, made haste to say:
| Чем больше он замыкался в это суровое молчание, тем меньше было надежды смягчить его хоть немного, — так по крайней мере казалось Дарнею, — и он поспешил сказать: |
“It is of the utmost importance to me (you know, Citizen, even better than I, of how much importance), that I should be able to communicate to Mr. Lorry of Tellson’s Bank, an English gentleman who is now in Paris, the simple fact, without comment, that I have been thrown into the prison of La Force.
| —Для меня чрезвычайно важно (вы, гражданин, лучше меня понимаете, насколько это важно) дать знать мистеру Лорри в банк Теллсона, — это англичанин, он сейчас здесь, в Париже, — что меня подвергли заключению в Лафорсе, просто только самый факт, без всяких подробностей. |
Will you cause that to be done for me?”
| Не возьмётесь ли вы это сделать для меня? |
“I will do,” Defarge doggedly rejoined, “nothing for you.
| —Я ничего для вас не возьмусь делать, — угрюмо ответил Дефарж. — |
My duty is to my country and the People.
| Мой долг служить родине и народу. |
I am the sworn servant of both, against you.
| Я присягал в верности им обоим, я не с вами, а с ними, против вас. |
I will do nothing for you.”
| Для вас я ничего не стану делать. |
Charles Darnay felt it hopeless to entreat him further, and his pride was touched besides.
| Чарльз Дарней понял, что просить его о чем бы то ни было бесполезно, да и гордость не позволяла ему так унижаться. |
As they walked on in silence, he could not but see how used the people were to the spectacle of prisoners passing along the streets. The very children scarcely noticed him.
| Они долго шагали молча, и Дарней невольно изумлялся, до какой степени народ привык к тому, что по улицам водят арестантов, даже дети при встрече с ним не обнаруживали ни малейшего любопытства. |
A few passers turned their heads, and a few shook their fingers at him as an aristocrat; otherwise, that a man in good clothes should be going to prison, was no more remarkable than that a labourer in working clothes should be going to work.
| Кое-кто из прохожих обернулся ему вслед, погрозил аристократу, но никого, по-видимому, не удивляло, что прилично одетого человека ведут под стражей в тюрьму, это было столь же обычное зрелище, как встретить на улице мастерового в рабочей блузе, идущего на работу. |
In one narrow, dark, and dirty street through which they passed, an excited orator, mounted on a stool, was addressing an excited audience on the crimes against the people, of the king and the royal family.
| На какой-то грязной и темной улочке они, проходя, видели оратора, который, стоя на табурете, взывал к возмущённой толпе, оглашая многочисленные преступления короля и королевской фамилии, совершенные ими против народа. |
The few words that he caught from this man’s lips, first made it known to Charles Darnay that the king was in prison, and that the foreign ambassadors had one and all left Paris.
| Из того, что он успел уловить на ходу, Дарией только теперь узнал, что король заключён к тюрьму и что все до единого иностранные послы покинули Париж. |
On the road (except at Beauvais) he had heard absolutely nothing.
| За нее время своего путешествия он нигде (за исключением Бове) ни о чем, ни от кого не слышал. |
The escort and the universal watchfulness had completely isolated him.
| Охрана и неизменно окружавшая его бдительность совершенно изолировали его. |
That he had fallen among far greater dangers than those which had developed themselves when he left England, he of course knew now.
| Дарней теперь понимал, что опасности, которым он здесь подвергался, гораздо серьезнее, чем он мог предположить, когда уезжал из Англии. |
That perils had thickened about him fast, and might thicken faster and faster yet, he of course knew now.
| Он понимал, что опасности эти увеличиваются с каждым днём, ибо атмосфера становится все более неблагоприятной и угрожающей. |
He could not but admit to himself that he might not have made this journey, if he could have foreseen the events of a few days.
| Он признавался себе, что, если бы он мог предвидеть события, которые разыгрались здесь за эти последние дни, он не рискнул бы отправиться в это путешествие. |
And yet his misgivings were not so dark as, imagined by the light of this later time, they would appear.
| И все же его положение отнюдь не представлялось ему таким безнадёжным, каким он увидел его несколько позднее и каким оно оказалось в действительности. |
Troubled as the future was, it was the unknown future, and in its obscurity there was ignorant hope.
| В смутной неизвестности будущего, каким бы оно ни казалось темным, мелькала надежда, рождённая неведением. |
The horrible massacre, days and nights long, which, within a few rounds of the clock, was to set a great mark of blood upon the blessed garnering time of harvest, was as far out of his knowledge as if it had been a hundred thousand years away.
| Мог ли он представить себе, что через несколько суток в городе подымется чудовищная резня, страшное кровопролитие, не прекращающееся ни днём, ни ночью, которое оставит неизгладимый кровавый след на этом благословенном времени жатвы. И откуда ему было знать о только что появившейся на свет «зубастой жёнушке Гильотине», которую ещё никто не видел в действии? |
The “sharp female newly-born, and called La Guillotine,” was hardly known to him, or to the generality of people, by name. The frightful deeds that were to be soon done, were probably unimagined at that time in the brains of the doers.
| Даже и те, кто потом совершал с ее помощью неисчислимые злодеяния, вряд ли в то время могли вообразить себе все эти ужасы. |
How could they have a place in the shadowy conceptions of a gentle mind?
| А человеку такого мирного склада, как Дарней, конечно, и в голову не могло прийти ничего подобного. |
Of unjust treatment in detention and hardship, and in cruel separation from his wife and child, he foreshadowed the likelihood, or the certainty; but, beyond this, he dreaded nothing distinctly.
| Он допускал, что с ним могут поступить несправедливо, упрятать его надолго в тюрьму, обречь на жестокую разлуку с женой и ребёнком, но дальше этого его опасения не шли. |
With this on his mind, which was enough to carry into a dreary prison courtyard, he arrived at the prison of La Force.
| Поглощённый этими мыслями, он не заметил, как они подошли к воротам мрачного двора, в глубине которого высилась тюрьма Лафорс. |
A man with a bloated face opened the strong wicket, to whom Defarge presented “The Emigrant Evremonde.”
| Человек с отёкшим лицом отпёр чугунную калитку, и Дефарж, пропустив арестанта, сказал: «Эмигрант Эвремонд». |
“What the Devil!
| —А ч-черт! |
How many more of them!”
| Да что же, им конца не будет! — |
exclaimed the man with the bloated face.
| выругался человек с отёкшим лицом. |
Defarge took his receipt without noticing the exclamation, and withdrew, with his two fellow-patriots.
| Дефарж не ответил ни слова, взял с него расписку о доставке арестанта и ушёл с обоими патриотами. |
“What the Devil, I say again!”
| —А черт бы их всех побрал! — |
exclaimed the gaoler, left with his wife. “
| продолжал ругаться тюремщик, оставшись с женой. — |
“How many more!”
| Да что же, это им конца не будет? |
The gaoler’s wife, being provided with no answer to the question, merely replied, “One must have patience, my dear!”
| Жена тюремщика, разумеется, не могла ответить на этот вопрос, но ей хотелось успокоить мужа. «Что же делать, приходится терпеть, голубчик», — сказала она. |
Three turnkeys who entered responsive to a bell she rang, echoed the sentiment, and one added, “For the love of Liberty;” which sounded in that place like an inappropriate conclusion.
| Трое сторожей, явившихся на ее звонок, тотчас же поддакнули ей, а один из них прибавил: «Во имя свободы», что прозвучало по меньшей мере неожиданно в этом узилище. |
The prison of La Force was a gloomy prison, dark and filthy, and with a horrible smell of foul sleep in it.
| Тюрьма Лафорс была мрачное, тёмное, грязное здание. Воздух здесь был невыносимо спертый. |
Extraordinary how soon the noisome flavour of imprisoned sleep, becomes manifest in all such places that are ill cared for!
| Удивительно, как скоро образуется этот особенный, тяжёлый, застоявшийся воздух в плохо проветриваемом помещении, где люди спят вповалку, не раздеваясь. |
“In secret, too,” grumbled the gaoler, looking at the written paper. “
| —Да ещё в секретную! — продолжал ворчать тюремщик, бегло просматривая бумагу. — |
“As if I was not already full to bursting!”
| Точно у меня везде не набито битком! Кажется, уж больше некуда! |
He stuck the paper on a file, in an ill-humour, and Charles Darnay awaited his further pleasure for half an hour: sometimes, pacing to and fro in the strong arched room: sometimes, resting on a stone seat: in either case detained to be imprinted on the memory of the chief and his subordinates.
| Он с раздражением наколол бумагу на проволоку, и прошло ещё примерно полчаса, прежде чем он соизволил обратиться к арестованному. Все это время Чарльз Дарней шагал из угла в угол под низко нависшими каменными сводами, изредка присаживаясь на каменную скамью, а тюремщик и сторожа молча наблюдали за ним: для этого его и задержали здесь, чтобы хорошенько запомнить его лицо. |
“Come!”
| —Ну, идёмте, — сказал, наконец, тюремщик, беря свою связку с ключами. — |
said the chief, at length taking up his keys, “come with me, emigrant.”
| Идёмте со мной, эмигрант. |
Through the dismal prison twilight, his new charge accompanied him by corridor and staircase, many doors clanging and locking behind them, until they came into a large, low, vaulted chamber, crowded with prisoners of both sexes.
| В мрачной тюремной полумгле Дарней пошёл за своим новым провожатым по длинным коридорам, по каменным лестницам; много раз они останавливались, и тюремщик, гремя ключами, отпирал и снова запирал железные двери, и, наконец, они вошли в большое помещение с низким сводчатым потолком, тесно набитое заключенными обоего пола. |
The women were seated at a long table, reading and writing, knitting, sewing, and embroidering; the men were for the most part standing behind their chairs, or lingering up and down the room.
| Женщины сидели за длинным столом, читали, писали, вязали, шили, вышивали; мужчины стояли за их стульями или расхаживали взад и вперёд. |
In the instinctive association of prisoners with shameful crime and disgrace, the new-comer recoiled from this company.
| Отождествляя по привычке понятие арестанта с преступлением и бесчестием, Дарней невольно отшатнулся при виде столь многочисленного сборища. |
But the crowning unreality of his long unreal ride, was, their all at once rising to receive him, with every refinement of manner known to the time, and with all the engaging graces and courtesies of life.
| Но как и во время бесконечной езды с конвойными, когда у него вдруг появлялось чувство, что все это ему только снится, так и сейчас он точно во сне увидел, как вся эта арестантская компания поднялась ему навстречу и приветствовала его с такой необыкновенной учтивостью и непринуждённым изяществом, точно его принимали во дворце. |
So strangely clouded were these refinements by the prison manners and gloom, so spectral did they become in the inappropriate squalor and misery through which they were seen, that Charles Darnay seemed to stand in a company of the dead.
| Эти галантные манеры, изящные реверансы и поклоны так не вязались с грубым убожеством тюрьмы, что Дарнею казалось, будто его обступили выходцы с того света. |
Ghosts all!
| Призраки! |
The ghost of beauty, the ghost of stateliness, the ghost of elegance, the ghost of pride, the ghost of frivolity, the ghost of wit, the ghost of youth, the ghost of age, all waiting their dismissal from the desolate shore, all turning on him eyes that were changed by the death they had died in coming there.
| Да, призраки красоты, величия, грации, призраки гордости, легкомыслия, остроумия, юные и старые призраки, всех их прибило к этому брегу отчаяния, где они ждут переправы, и смерть, наложившая на них свою печать, едва они ступили сюда, уже глядит на него из этих глаз. |
It struck him motionless.
| Дарней смотрел на них остолбенев. |
The gaoler standing at his side, and the other gaolers moving about, who would have been well enough as to appearance in the ordinary exercise of their functions, looked so extravagantly coarse contrasted with sorrowing mothers and blooming daughters who were there — with the apparitions of the coquette, the young beauty, and the mature woman delicately bred — that the inversion of all experience and likelihood which the scene of shadows presented, was heightened to its utmost.
| Тюремщик, стоявший рядом с ним, и тюремные надзиратели, которые расхаживали по камере и были бы вполне на месте среди обычного состава заключенных, так странно выделялись своей неотёсанной грубостью среди этих скорбных матерей, прелестных цветущих девушек, среди всех этих призрачных видений, юных кокетливых красавиц, величественных благородных дам, что Дарнея все сильнее охватывало чувство, что этого не может быть в действительности, что все это ему только снится или он в самом деле уже попал в царство теней. |
Surely, ghosts all.
| Все, что он видит, — это призраки. |
Surely, the long unreal ride some progress of disease that had brought him to these gloomy shades!
| И это его дикое путешествие, — что это, как не горячечный бред, от которого он никак не может очнуться? |
“In the name of the assembled companions in misfortune,” said a gentleman of courtly appearance and address, coming forward, “I have the honour of giving you welcome to La Force, and of condoling with you on the calamity that has brought you among us.
| —От имени всех присутствующих здесь товарищей по несчастью, — сказал, выходя вперёд, человек благородной внешности и с манерами царедворца, — имею честь приветствовать вас в Лафорсе и выразить вам наше сочувствие по поводу постигшего вас бедствия, которое привело вас к нам. |
May it soon terminate happily!
| Желаем вам, чтобы все кончилось для вас благополучно и как можно скорей! |
It would be an impertinence elsewhere, but it is not so here, to ask your name and condition?”
| В любых иных условиях было бы дерзостью, но здесь — разрешите узнать ваше имя и звание. |
Charles Darnay roused himself, and gave the required information, in words as suitable as he could find.
| Чарльз Дарней с трудом вышел из своего оцепенения и ответил, стараясь попасть ему в тон. |
“But I hope,” said the gentleman, following the chief gaoler with his eyes, who moved across the room, “that you are not in secret?”
| —Но я надеюсь, — продолжал его собеседник, провожая взглядом тюремщика, который направился в другой конец помещения, — я надеюсь, вы не в секретную? |
“I do not understand the meaning of the term, but I have heard them say so.”
| —Я не знаю, как это надо понимать, но я слышал, что они употребили именно это выражение. |
“Ah, what a pity!
| —Ах, как это грустно! |
We so much regret it!
| Мы глубоко сочувствуем вам! |
But take courage; several members of our society have been in secret, at first, and it has lasted but a short time.”
| Но мужайтесь, из нашего общества кое-кто сначала находился в секретной, но это продолжалось недолго. — |
Then he added, raising his voice, “I grieve to inform the society — in secret.”
| Затем, повернувшись к остальным, он прибавил, повысив голос: — С сокрушением сообщаю: в секретную. |
There was a murmur of commiseration as Charles Darnay crossed the room to a grated door where the gaoler awaited him, and many voices — among which, the soft and compassionate voices of women were conspicuous — gave him good wishes and encouragement.
| Сочувственный шёпот провожал Чарльза Дарнея, когда он шел через камеру к заделанной железными прутьями двери, где его дожидался тюремщик, и в хоре голосов, напутствующих его добрыми пожеланиями, особенно участливо и сердечно звучали голоса женщин. |
He turned at the grated door, to render the thanks of his heart; it closed under the gaoler’s hand; and the apparitions vanished from his sight forever.
| У двери он обернулся поблагодарить их от всей души; тюремщик, пропустив его вперёд, захлопнул дверь, и все эти призрачные виденья навеки скрылись из глаз Дарнея. |
The wicket opened on a stone staircase, leading upward.
| Дверь открывалась на площадку каменной лестницы, ведущей наверх. |
When they had ascended forty steps (the prisoner of half an hour already counted them), the gaoler opened a low black door, and they passed into a solitary cell. It struck cold and damp, but was not dark.
| Они поднялись на сорок ступеней (всего каких-нибудь полчаса, как Дарней стал узником, а он уже считал ступени), тюремщик отпёр низкую чёрную дверь, и они вошли в одиночную камеру, холодную, сырую, но не темную. |
“Yours,” said the gaoler.
| —Вот ваша камера, — сказал тюремщик. |
“Why am I confined alone?”
| —А почему я в одиночном заключении? |
“How do I know!”
| —Откуда я знаю. |
“I can buy pen, ink, and paper?”
| —Могу я купить чернила, перо, бумагу? |
“Such are not my orders.
| —Насчёт этого мне никаких распоряжений не давали. |
You will be visited, and can ask then.
| Придут вас проверять, тогда спросите. |
At present, you may buy your food, and nothing more.”
| А пока что ничего, кроме еды, покупать нельзя. |
There were in the cell, a chair, a table, and a straw mattress.
| В камере был стол, стул и матрац, набитый соломой. |
As the gaoler made a general inspection of these objects, and of the four walls, before going out, a wandering fancy wandered through the mind of the prisoner leaning against the wall opposite to him, that this gaoler was so unwholesomely bloated, both in face and person, as to look like a man who had been drowned and filled with water.
| В то время как тюремщик, прежде чем уйти, внимательно оглядывал все четыре стены и эти предметы, узник стоял, прислонясь к притолоке, и странные мысли бессвязно проносились у него в голове: «Вот этот тюремщик, он весь точно налит водой, совсем как утопленник, распух с головы до ног...» |
When the gaoler was gone, he thought in the same wandering way, “Now am I left, as if I were dead.”
| А когда тюремщик ушёл, у него так же бессвязно завертелась другая мысль: «Похоронили меня, как будто я уже умер». |
Stopping then, to look down at the mattress, he turned from it with a sick feeling, and thought, “And here in these crawling creatures is the first condition of the body after death.”
| Затем он шагнул к матрацу и нагнулся, чтобы осмотреть его, но тотчас же отшатнулся с омерзением. «Вот эта ползучая мразь, как только человек умер, сейчас же и заводится в трупе», — подумал он. |
“Five paces by four and a half, five paces by four and a half, five paces by four and a half.”
| «Пять шагов по этой стене, четыре с половиной по той. Пять на четыре с половиной, пять на четыре с половиной». |
The prisoner walked to and fro in his cell, counting its measurement, and the roar of the city arose like muffled drums with a wild swell of voices added to them. “
| Узник шагал взад и вперёд, вдоль и поперек по камере и считал шаги, а уличный шум города глухо звучал за стенами, сливаясь в сплошной гул неумолчного барабанного боя и дикого неистового рева многоголосой толпы. « |
“He made shoes, he made shoes, he made shoes.”
| «Он шил башмаки — шил башмаки — шил башмаки». |
The prisoner counted the measurement again, and paced faster, to draw his mind with him from that latter repetition. “
| Узник метался по камере и снова и снова принимался считать шаги, стараясь отвлечься от повторения этих привязавшихся к нему слов. « |
“The ghosts that vanished when the wicket closed.
| «Как они внезапно исчезли, эти призраки, когда захлопнулась дверь. |
There was one among them, the appearance of a lady dressed in black, who was leaning in the embrasure of a window, and she had a light shining upon her golden hair, and she looked like * * * * Let us ride on again, for God’s sake, through the illuminated villages with the people all awake! * * * *
| Там, среди этих видений, мелькнула женщина в черном; она стояла в амбразуре окна, и свет падал на ее золотистые волосы, она чем-то напомнила мне... О господи! Лучше уж ехать опять по бесконечным дорогам, мимо светящихся огней деревень, где не спят по ночам!.. |
He made shoes, he made shoes, he made shoes. * * * *
| Он шил башмаки — шил башмаки — шил башмаки. |
Five paces by four and a half.”
| Пять на четыре с половиной...» |
With such scraps tossing and rolling upward from the depths of his mind, the prisoner walked faster and faster, obstinately counting and counting; and the roar of the city changed to this extent — that it still rolled in like muffled drums, but with the wail of voices that he knew, in the swell that rose above them.
| Все эти бессвязные обрывки всплывали неожиданно откуда-то из глубины его сознания, и он шагал все быстрее, быстрее, не переставая лихорадочно считать; а в неумолчном шуме города сквозь рев многоголосой толпы, звучавший по-прежнему глухим барабанным боем, ему слышались горестные, скорбные, милые его сердцу голоса. |
|
