 |
Reading room | Лев Толстой | Анна Каренина | 📋 | 📖 | 🔀 | English ⇄ Russian
Chapter 19
| XIX |
“Thou hast hid these things from the wise and prudent, and hast revealed them unto babes.”
| «Скрыл от премудрых и открыл детям и неразумным». – |
So Levin thought about his wife as he talked to her that evening.
| Так думал Левин про свою жену, разговаривая с ней в этот вечер. |
Levin thought of the text, not because he considered himself “wise and prudent.”
| Левин думал о евангельском изречении не потому, чтоб он считал себя премудрым. |
He did not so consider himself, but he could not help knowing that he had more intellect than his wife and Agafea Mihalovna, and he could not help knowing that when he thought of death, he thought with all the force of his intellect.
| Он не считал себя премудрым, но не мог не знать, что он был умнее жены и Агафьи Михайловны, и не мог не знать того, что, когда он думал о смерти, он думал всеми силами души. |
He knew too that the brains of many great men, whose thoughts he had read, had brooded over death and yet knew not a hundredth part of what his wife and Agafea Mihalovna knew about it.
| Он знал тоже, что многие мужские большие умы, мысли которых об этом он читал, думали об этом и не знали одной сотой того, что знала об этом его жена и Агафья Михайловна. |
Different as those two women were, Agafea Mihalovna and Katya, as his brother Nikolay had called her, and as Levin particularly liked to call her now, they were quite alike in this.
| Как ни различны были эти две женщины, Агафья Михайловна и Катя, как её называл брат Николай и как теперь Левину было особенно приятно называть её, они в этом были совершенно похожи. |
Both knew, without a shade of doubt, what sort of thing life was and what was death, and though neither of them could have answered, and would even not have understood the questions that presented themselves to Levin, both had no doubt of the significance of this event, and were precisely alike in their way of looking at it, which they shared with millions of people.
| Обе несомненно знали, что такое была жизнь и что такое была смерть, и хотя никак не могли ответить и не поняли бы даже тех вопросов, которые представлялись Левину, обе не сомневались в значении этого явления и совершенно одинаково, не только между собой, но разделяя этот взгляд с миллионами людей, смотрели на это. |
The proof that they knew for a certainty the nature of death lay in the fact that they knew without a second of hesitation how to deal with the dying, and were not frightened of them.
| Доказательство того, что они знали твердо, что такое была смерть, состояло в том, что они, ни секунды не сомневаясь, знали, как надо действовать с умирающими, и не боялись их. |
Levin and other men like him, though they could have said a great deal about death, obviously did not know this since they were afraid of death, and were absolutely at a loss what to do when people were dying.
| Левин же и другие, хотя и многое могли сказать о смерти, очевидно не знали, потому что боялись смерти и решительно не знали, что надо делать, когда люди умирают. |
If Levin had been alone now with his brother Nikolay, he would have looked at him with terror, and with still greater terror waited, and would not have known what else to do.
| Если бы Левин был теперь один с братом Николаем, он бы с ужасом смотрел на него и ещё с бóльшим ужасом ждал, и больше ничего бы не умел сделать. |
More than that, he did not know what to say, how to look, how to move.
| Мало того, он не знал, что говорить, как смотреть, как ходить. |
To talk of outside things seemed to him shocking, impossible, to talk of death and depressing subjects—also impossible.
| Говорить о постороннем ему казалось оскорбительным, нельзя; говорить о смерти, о мрачном – тоже нельзя. |
To be silent, also impossible.
| Молчать – тоже нельзя. |
“If I look at him he will think I am studying him, I am afraid;
| «Смотреть – он подумает, что я изучаю его, боюсь; |
if I don’t look at him, he’ll think I’m thinking of other things.
| не смотреть – он подумает, что я о другом думаю. |
If I walk on tiptoe, he will be vexed;
| Ходить на цыпочках – он будет недоволен; |
to tread firmly, I’m ashamed.”
| на всю ногу – совестно». |
Kitty evidently did not think of herself, and had no time to think about herself: she was thinking about him because she knew something, and all went well.
| Кити же, очевидно, не думала и не имела времени думать о себе; она думала о нем, потому что знала что-то, и все выходило хорошо. |
She told him about herself even and about her wedding, and smiled and sympathized with him and petted him, and talked of cases of recovery and all went well;
| Она и про себя рассказывала и про свою свадьбу, и улыбалась, и жалела, и ласкала его, и говорила о случаях выздоровления, и все выходило хорошо; |
so then she must know.
| стало быть, она знала. |
The proof that her behavior and Agafea Mihalovna’s was not instinctive, animal, irrational, was that apart from the physical treatment, the relief of suffering, both Agafea Mihalovna and Kitty required for the dying man something else more important than the physical treatment, and something which had nothing in common with physical conditions.
| Доказательством того, что деятельность её и Агафьи Михайловны была не инстинктивная, животная, неразумная, было то, что, кроме физического ухода, облегчения страданий, и Агафья Михайловна и Кити требовали для умирающего ещё чего-то такого, более важного, чем физический уход, и чего-то такого, что не имело ничего общего с условиями физическими. |
Agafea Mihalovna, speaking of the man just dead, had said: “Well, thank God, he took the sacrament and received absolution; God grant each one of us such a death.”
| Агафья Михайловна, говоря об умершем старике, сказала: «Что ж, слава Богу, причастили, соборовали, дай Бог каждому так умереть». |
Katya in just the same way, besides all her care about linen, bedsores, drink, found time the very first day to persuade the sick man of the necessity of taking the sacrament and receiving absolution.
| Катя точно так же, кроме всех забот о белье, пролежнях, питье, в первый же день успела уговорить больного в необходимости причаститься и собороваться. |
On getting back from the sick-room to their own two rooms for the night, Levin sat with hanging head not knowing what to do.
| Вернувшись от больного на ночь в свои два нумера, Левин сидел, опустив голову, не зная, что делать. |
Not to speak of supper, of preparing for bed, of considering what they were going to do, he could not even talk to his wife; he was ashamed to.
| Не говоря уже о том, чтоб ужинать, устраиваться на ночлег, обдумывать, что они будут делать, он даже и говорить с женою не мог: ему совестно было. |
Kitty, on the contrary, was more active than usual.
| Кити же, напротив, была деятельнее обыкновенного. |
She was even livelier than usual.
| Она даже была оживлённее обыкновенного. |
She ordered supper to be brought, herself unpacked their things, and herself helped to make the beds, and did not even forget to sprinkle them with Persian powder.
| Она велела принести ужинать, сама разобрала вещи, сама помогла стлать постели и не забыла обсыпать их персидским порошком. |
She showed that alertness, that swiftness of reflection which comes out in men before a battle, in conflict, in the dangerous and decisive moments of life—those moments when a man shows once and for all his value, and that all his past has not been wasted but has been a preparation for these moments.
| В ней было возбуждение и быстрота соображения, которые появляются у мужчин пред сражением, борьбой, в опасные и решительные минуты жизни, те минуты, когда раз навсегда мужчина показывает свою цену и то, что все прошедшее его было не даром, а приготовлением к этим минутам. |
Everything went rapidly in her hands, and before it was twelve o’clock all their things were arranged cleanly and tidily in her rooms, in such a way that the hotel rooms seemed like home: the beds were made, brushes, combs, looking-glasses were put out, table napkins were spread.
| Все дело спорилось у неё, и ещё не было двенадцати, как все вещи были разобраны чисто, аккуратно, как-то так особенно, что нумер стал похож на дом, на её комнаты: постели постланы, щётки, гребни, зеркальца выложены, салфеточки постланы. |
Levin felt that it was unpardonable to eat, to sleep, to talk even now, and it seemed to him that every movement he made was unseemly.
| Левин находил, что непростительно есть, спать, говорить даже теперь, и чувствовал, что каждое движение его было неприлично. |
She arranged the brushes, but she did it all so that there was nothing shocking in it.
| Она же разбирала щёточки, но делала все это так, что ничего в этом оскорбительного не было. |
They could neither of them eat, however, and for a long while they could not sleep, and did not even go to bed.
| Есть, однако, они ничего не могли, и долго не могли заснуть, и даже долго не ложились спать. |
“I am very glad I persuaded him to receive extreme unction tomorrow,” she said, sitting in her dressing jacket before her folding looking-glass, combing her soft, fragrant hair with a fine comb.
| –Я очень рада, что уговорила его завтра собороваться, – говорила она, сидя в кофточке пред своим складным зеркалом и расчёсывая частым гребнем мягкие душистые волосы. – |
“I have never seen it, but I know, mamma has told me, there are prayers said for recovery.”
| Я никогда не видала этого, но знаю, мама мне говорила, что тут молитвы об исцелении. |
“Do you suppose he can possibly recover?”
| –Неужели ты думаешь, что он может выздороветь? – |
said Levin, watching a slender tress at the back of her round little head that was continually hidden when she passed the comb through the front.
| сказал Левин, глядя на постоянно закрывавшийся, как только она вперёд проводила гребень, узкий ряд назади её круглой головки. |
“I asked the doctor; he said he couldn’t live more than three days.
| –Я спрашивала доктора: он сказал, что он не может жить больше трёх дней. |
But can they be sure?
| Но разве они могут знать? |
I’m very glad, anyway, that I persuaded him,” she said, looking askance at her husband through her hair.
| Я все-таки очень рада, что уговорила его, – сказала она, косясь на мужа из-за волос. – |
“Anything is possible,” she added with that peculiar, rather sly expression that was always in her face when she spoke of religion.
| Все может быть, – прибавила она с тем особенным, несколько хитрым выражением, которое на её лице всегда бывало, когда она говорила о религии. |
Since their conversation about religion when they were engaged neither of them had ever started a discussion of the subject, but she performed all the ceremonies of going to church, saying her prayers, and so on, always with the unvarying conviction that this ought to be so.
| После их разговора о религии, когда они были ещё женихом и невестой, ни он, ни она никогда не затевали разговора об этом, но она исполняла свои обряды посещения церкви, молитвы всегда с одинаковым спокойным сознанием, что это так нужно. |
In spite of his assertion to the contrary, she was firmly persuaded that he was as much a Christian as she, and indeed a far better one; and all that he said about it was simply one of his absurd masculine freaks, just as he would say about her broderie anglaise that good people patch holes, but that she cut them on purpose, and so on.
| Несмотря на его уверения в противном, она была твердо уверена, что он такой же и ещё лучше христианин, чем она, и что все то, что он говорит об этом, есть одна из его смешных мужских выходок, как то, что он говорил про broderie anglaise: будто добрые люди штопают дыры, а она их нарочно вырезывает, и т. |
“Yes, you see this woman, Marya Nikolaevna, did not know how to manage all this,” said Levin.
| п. – Да, вот эта женщина, Марья Николаевна, не умела устроить всего этого, – сказал Левин. – |
“And ...
| И… |
I must own I’m very, very glad you came.
| должен признаться, что я очень, очень рад, что ты приехала. |
You are such purity that....”
| Ты такая чистота, что… – |
He took her hand and did not kiss it (to kiss her hand in such closeness to death seemed to him improper); he merely squeezed it with a penitent air, looking at her brightening eyes.
| Он взял её руку и не поцеловал (целовать её руку в этой близости смерти ему казалось непристойным), а только пожал её с виноватым выражением, глядя в её просветлевшие глаза. |
“It would have been miserable for you to be alone,” she said, and lifting her hands which hid her cheeks flushing with pleasure, twisted her coil of hair on the nape of her neck and pinned it there.
| –Тебе бы так мучительно было одному, – сказала она и, подняв высоко руки, которые закрывали её покрасневшие от удовольствия щеки, свернула на затылке косы и зашпилила их. – |
“No,” she went on, “she did not know how....
| Нет, – продолжала она, – она не знала… |
Luckily, I learned a lot at Soden.”
| Я, к счастию, научилась многому в Содене. |
“Surely there are not people there so ill?”
| –Неужели там такие же были больные? |
“Worse.”
| –Хуже. |
“What’s so awful to me is that I can’t see him as he was when he was young.
| –Для меня ужасно то, что я не могу не видеть его, каким он был молодым… |
You would not believe how charming he was as a youth, but I did not understand him then.”
| Ты не поверишь, какой он был прелестный юноша, но я не понимал его тогда. |
“I can quite, quite believe it.
| –Очень, очень верю. |
How I feel that we might have been friends!” she said; and, distressed at what she had said, she looked round at her husband, and tears came into her eyes.
| Как я чувствую, мы бы дружны были с ним, – сказала она и испугалась за то, что сказала, оглянулась на мужа, и слезы выступили ей на глаза. |
“Yes, might have been ,” he said mournfully.
| –Да, были бы, – сказал он грустно. – |
“He’s just one of those people of whom they say they’re not for this world.”
| Вот именно один из тех людей, о которых говорят, что они не для этого мира. |
“But we have many days before us; we must go to bed,” said Kitty, glancing at her tiny watch.
| –Однако нам много предстоит дней, надо ложиться, – сказала Кити, взглянув на свои крошечные часы. |
he pronounced all at once reassuringly, as though all were solved for him.
| вдруг успокоительно протянул он, как будто все разрешилось для него. – |
“O Lord!”
| О Господи! – |
he murmured, and sighed deeply.
| проговорил он и тяжело вздохнул. |
Marya Nikolaevna felt his feet.
| Марья Николаевна пощупала его ноги. |
“They’re getting cold,” she whispered.
| – Холодеют, – прошептала она. |
For a long while, a very long while it seemed to Levin, the sick man lay motionless.
| Долго, очень долго, как показалось Левину, больной лежал неподвижно. |
But he was still alive, and from time to time he sighed.
| Но он все ещё был жив и изредка вздыхал. |
Levin by now was exhausted from mental strain.
| Левин уже устал от напряжения мысли. |
He felt that, with no mental effort, could he understand what it was that was right .
| Он чувствовал, что, несмотря на все напряжение мысли, он не мог понять то, что было так. |
He could not even think of the problem of death itself, but with no will of his own thoughts kept coming to him of what he had to do next; closing the dead man’s eyes, dressing him, ordering the coffin.
| Он чувствовал, что давно уже отстал от умирающего. Он не мог уже думать о самом вопросе смерти, но невольно ему приходили мысли о том, что теперь, сейчас, придётся ему делать: закрывать глаза, одевать, заказывать гроб. |
And, strange to say, he felt utterly cold, and was not conscious of sorrow nor of loss, less still of pity for his brother.
| И, странное дело, он чувствовал себя совершенно холодным и не испытывал ни горя, ни потери, ни ещё меньше жалости к брату. |
If he had any feeling for his brother at that moment, it was envy for the knowledge the dying man had now that he could not have.
| Если было у него чувство к брату теперь, то скорее зависть за то знание, которое имеет теперь умирающий, но которого он не может иметь. |
A long time more he sat over him so, continually expecting the end.
| Он ещё долго сидел так над ним, все ожидая конца. |
But the end did not come.
| Но конец не приходил. |
The door opened and Kitty appeared.
| Дверь отворилась, и показалась Кити. |
Levin got up to stop her.
| Левин встал, чтоб остановить её. |
But at the moment he was getting up, he caught the sound of the dying man stirring.
| Но в то время как он вставал, он услыхал движение мертвеца. |
“Don’t go away,” said Nikolay and held out his hand.
| – Не уходи, – сказал Николай и протянул руку. |
Levin gave him his, and angrily waved to his wife to go away.
| Левин подал ему свою и сердито замахал жене, чтоб она ушла. |
With the dying man’s hand in his hand, he sat for half an hour, an hour, another hour.
| С рукой мертвеца в своей руке он сидел полчаса, час, ещё час. |
He did not think of death at all now.
| Он теперь уже вовсе не думал о смерти. |
He wondered what Kitty was doing; who lived in the next room; whether the doctor lived in a house of his own.
| Он думал о том, что делает Кити, кто живет в соседнем нумере, свой ли дом у доктора. |
He longed for food and for sleep.
| Ему захотелось есть и спать. |
He cautiously drew away his hand and felt the feet.
| Он осторожно выпростал руку и ощупал ноги. |
The feet were cold, but the sick man was still breathing.
| Ноги были холодны, но больной дышал. |
Levin tried again to move away on tiptoe, but the sick man stirred again and said: “Don’t go.”
| Левин опять на цыпочках хотел выйти, но больной опять зашевелился и сказал: |
The dawn came; the sick man’s condition was unchanged.
| – Не уходи. Рассвело; положение больного было то же. |
Levin stealthily withdrew his hand, and without looking at the dying man, went off to his own room and went to sleep.
| Левин, потихоньку выпростав руку, не глядя на умирающего, ушёл к себе и заснул. |
When he woke up, instead of news of his brother’s death which he expected, he learned that the sick man had returned to his earlier condition.
| Когда он проснулся, вместо известия о смерти брата, которого он ждал, он узнал, что больной пришёл в прежнее состояние. |
He had begun sitting up again, coughing, had begun eating again, talking again, and again had ceased to talk of death, again had begun to express hope of his recovery, and had become more irritable and more gloomy than ever.
| Он опять стал садиться, кашлять, стал опять есть, стал говорить и опять перестал говорить о смерти, опять стал выражать надежду на выздоровление и сделался ещё раздражительнее и мрачнее, чем прежде. |
No one, neither his brother nor Kitty, could soothe him.
| Никто, ни брат, ни Кити, не могли успокоить его. |
He was angry with everyone, and said nasty things to everyone, reproached everyone for his sufferings, and insisted that they should get him a celebrated doctor from Moscow.
| Он на всех сердился и всем говорил неприятности, всех упрекал в своих страданиях и требовал, чтоб ему привезли знаменитого доктора из Москвы. |
To all inquiries made him as to how he felt, he made the same answer with an expression of vindictive reproachfulness, “I’m suffering horribly, intolerably!”
| На все вопросы, которые ему делали о том, как он себя чувствует, он отвечал одинаково с выражением злобы и упрёка: |
The sick man was suffering more and more, especially from bedsores, which it was impossible now to remedy, and grew more and more angry with everyone about him, blaming them for everything, and especially for not having brought him a doctor from Moscow.
| – Страдаю ужасно, невыносимо! Больной страдал все больше и больше, в особенности от пролежней, которые нельзя уже было залечить, и все больше и больше сердился на окружающих, упрекая их во всем и в особенности за то, что ему не привозили доктора из Москвы. |
Kitty tried in every possible way to relieve him, to soothe him; but it was all in vain, and Levin saw that she herself was exhausted both physically and morally, though she would not admit it.
| Кити всячески старалась помочь ему, успокоить его; но все было напрасно, и Левин видел, что она сама и физически и нравственно была измучена, хотя и не признавалась в этом. |
The sense of death, which had been evoked in all by his taking leave of life on the night when he had sent for his brother, was broken up.
| То чувство смерти, которое было вызвано во всех его прощанием с жизнью в ту ночь, когда он призвал брата, было разрушено. |
Everyone knew that he must inevitably die soon, that he was half dead already.
| Все знали, что он неизбежно и скоро умрёт, что он наполовину мёртв уже. |
Everyone wished for nothing but that he should die as soon as possible, and everyone, concealing this, gave him medicines, tried to find remedies and doctors, and deceived him and themselves and each other.
| Все одного только желали – чтоб он как можно скорее умер, и все, скрывая это, давали ему из стклянки лекарства, искали лекарств, докторов и обманывали его, и себя, и друг друга. |
All this was falsehood, disgusting, irreverent deceit.
| Все это была ложь, гадкая, оскорбительная и кощунственная ложь. |
And owing to the bent of his character, and because he loved the dying man more than anyone else did, Levin was most painfully conscious of this deceit.
| И эту ложь, и по свойству своего характера и потому, что он больше всех любил умирающего, Левин особенно больно чувствовал. |
Levin, who had long been possessed by the idea of reconciling his brothers, at least in face of death, had written to his brother, Sergey Ivanovitch, and having received an answer from him, he read this letter to the sick man.
| Левин, которого давно занимала мысль о том, чтобы помирить братьев хотя перед смертью, писал брату Сергею Ивановичу и, получив от него ответ, прочёл это письмо больному. |
Sergey Ivanovitch wrote that he could not come himself, and in touching terms he begged his brother’s forgiveness.
| Сергей Иванович писал, что не может сам приехать, но в трогательных выражениях просил прощения у брата. |
The sick man said nothing.
| Больной ничего не сказал. |
“What am I to write to him?”
| – Что же мне написать ему? – |
said Levin.
| спросил Левин. – |
“I hope you are not angry with him?”
| Надеюсь, ты не сердишься на него? |
“No, not the least!”
| – Нет, нисколько! – |
Nikolay answered, vexed at the question.
| с досадой на этот вопрос отвечал Николай. – |
“Tell him to send me a doctor.”
| Напиши ему, чтоб он прислал ко мне доктора. |
Three more days of agony followed; the sick man was still in the same condition.
| Прошли ещё мучительные три дня; больной был все в том же положении. |
The sense of longing for his death was felt by everyone now at the mere sight of him, by the waiters and the hotel-keeper and all the people staying in the hotel, and the doctor and Marya Nikolaevna and Levin and Kitty.
| Чувство желания его смерти испытывали теперь все, кто только видел его: и лакеи гостиницы, и хозяин её, и все постояльцы, и доктор, и Марья Николаевна, и Левин, и Кити. |
The sick man alone did not express this feeling, but on the contrary was furious at their not getting him doctors, and went on taking medicine and talking of life.
| Только один больной не выражал этого чувства, а, напротив, сердился за то, что не привезли доктора, и продолжал принимать лекарство и говорил о жизни. |
Only at rare moments, when the opium gave him an instant’s relief from the never-ceasing pain, he would sometimes, half asleep, utter what was ever more intense in his heart than in all the others: “Oh, if it were only the end!”
| Только в редкие минуты, когда опиум заставлял его на мгновение забыться от непрестанных страданий, он в полусне иногда говорил то, что сильнее, чем у всех других, было в его душе: «Ах, хоть бы один конец!» |
or: “When will it be over?”
| Или: «Когда это кончится!» |
His sufferings, steadily growing more intense, did their work and prepared him for death.
| Страдания, равномерно увеличиваясь, делали своё дело и приготовляли его к смерти. |
There was no position in which he was not in pain, there was not a minute in which he was unconscious of it, not a limb, not a part of his body that did not ache and cause him agony.
| Не было положения, в котором бы он не страдал, не было минуты, в которую бы он забылся, не было места, члена его тела, которые бы не болели, не мучали его. |
Even the memories, the impressions, the thoughts of this body awakened in him now the same aversion as the body itself.
| Даже воспоминания, впечатления, мысли этого тела теперь уже возбуждали в нем такое же отвращение, как и самое тело. |
The sight of other people, their remarks, his own reminiscences, everything was for him a source of agony.
| Вид других людей, их речи, свои собственные воспоминания – все это было для него только мучительно. |
Those about him felt this, and instinctively did not allow themselves to move freely, to talk, to express their wishes before him.
| Окружающие чувствовали это и бессознательно не позволяли себе при нем ни свободных движений, ни разговоров, ни выражения своих желаний. |
All his life was merged in the one feeling of suffering and desire to be rid of it.
| Вся жизнь его сливалась в одно чувство страдания и желания избавиться от него. |
There was evidently coming over him that revulsion that would make him look upon death as the goal of his desires, as happiness.
| В нем, очевидно, совершался тот переворот, который должен был заставить его смотреть на смерть, как на удовлетворение его желаний, как на счастие. |
Hitherto each individual desire, aroused by suffering or privation, such as hunger, fatigue, thirst, had been satisfied by some bodily function giving pleasure. But now no physical craving or suffering received relief, and the effort to relieve them only caused fresh suffering.
| Прежде каждое отдельное желание, вызванное страданием или лишением, как голод, усталость, жажда, удовлетворялись отправлением тела, дававшим наслаждение; но теперь лишение и страдание не получали удовлетворения, а попытка удовлетворения вызывала новое страдание. |
And so all desires were merged in one—the desire to be rid of all his sufferings and their source, the body.
| И потому все желания сливались в одно – желание избавиться от всех страданий и их источника, тела. |
But he had no words to express this desire of deliverance, and so he did not speak of it, and from habit asked for the satisfaction of desires which could not now be satisfied.
| Но для выражения этого желания освобождения не было у него слов, и потому он не говорил об этом, а по привычке требовал удовлетворения тех желаний, которые уже не могли быть исполнены. |
“Turn me over on the other side,” he would say, and immediately after he would ask to be turned back again as before.
| «Переложите меня на другой бок», – говорил он и тотчас после требовал, чтобы его положили, как прежде. |
“Give me some broth.
| «Дайте бульону. |
Take away the broth.
| Унесите бульон. |
Talk of something: why are you silent?”
| Расскажите что-нибудь, что вы молчите». |
And directly they began to talk he would close his eyes, and would show weariness, indifference, and loathing.
| И как только начинали говорить, он закрывал глаза и выражал усталость, равнодушие и отвращение. |
On the tenth day from their arrival at the town, Kitty was unwell.
| На десятый день после приезда в город Кити заболела. |
She suffered from headache and sickness, and she could not get up all the morning.
| У неё сделалась головная боль, рвота, и она все утро не могла встать с постели. |
The doctor opined that the indisposition arose from fatigue and excitement, and prescribed rest.
| Доктор объяснил, что болезнь произошла от усталости, волнения, и предписал ей душевное спокойствие. |
After dinner, however, Kitty got up and went as usual with her work to the sick man.
| После обеда, однако, Кити встала и пошла, как всегда, с работой к больному. |
He looked at her sternly when she came in, and smiled contemptuously when she said she had been unwell.
| Он строго посмотрел на неё, когда она вошла, и презрительно улыбнулся, когда она сказала, что была больна. |
That day he was continually blowing his nose, and groaning piteously.
| В этот день он беспрестанно сморкался и жалобно стонал. |
“How do you feel?”
| – Как вы себя чувствуете? – |
she asked him.
| спросила она его. |
“Worse,” he articulated with difficulty.
| – Хуже, – с трудом проговорил он. – |
“In pain!”
| Больно! |
“In pain, where?”
| – Где больно? |
“Everywhere.”
| – Везде. |
“It will be over today, you will see,” said Marya Nikolaevna. Though it was said in a whisper, the sick man, whose hearing Levin had noticed was very keen, must have heard.
| – Нынче кончится, посмотрите, – сказала Марья Николаевна хотя и шёпотом, но так, что больной, очень чуткий, как замечал Левин, должен был слышать её. |
Levin said hush to her, and looked round at the sick man.
| Левин зашикал на неё и оглянулся на больного. |
Nikolay had heard; but these words produced no effect on him.
| Николай слышал; но эти слова не произвели на него никакого впечатления. |
His eyes had still the same intense, reproachful look.
| Взгляд его был все тот же укоризненный и напряженный. |
“Why do you think so?”
| – Отчего вы думаете? – |
Levin asked her, when she had followed him into the corridor.
| спросил Левин её, когда она вышла за ним в коридор. |
“He has begun picking at himself,” said Marya Nikolaevna.
| – Стал обирать себя, – сказала Марья Николаевна. |
“How do you mean?”
| – Как обирать? |
“Like this,” she said, tugging at the folds of her woolen skirt.
| – Вот так, – сказала она, обдёргивая складки своего шерстяного платья. |
Levin noticed, indeed, that all that day the patient pulled at himself, as it were, trying to snatch something away.
| Действительно, он заметил, что во весь этот день больной хватал на себе и как будто хотел сдёргивать что-то. |
Marya Nikolaevna’s prediction came true.
| Предсказание Марьи Николаевны было верно. |
Towards night the sick man was not able to lift his hands, and could only gaze before him with the same intensely concentrated expression in his eyes.
| Больной к ночи уже был не в силах поднимать рук и только смотрел пред собой, не изменяя внимательно сосредоточенного выражения взгляда. |
Even when his brother or Kitty bent over him, so that he could see them, he looked just the same.
| Даже когда брат или Кити наклонялись над ним, так, чтоб он мог их видеть, он так же смотрел. |
Kitty sent for the priest to read the prayer for the dying.
| Кити послала за священником, чтобы читать отходную. |
While the priest was reading it, the dying man did not show any sign of life; his eyes were closed.
| Пока священник читал отходную, умирающий не показывал никаких признаков жизни; глаза были закрыты. |
Levin, Kitty, and Marya Nikolaevna stood at the bedside.
| Левин, Кити и Марья Николаевна стояли у постели. |
The priest had not quite finished reading the prayer when the dying man stretched, sighed, and opened his eyes.
| Молитва ещё не была дочтена священником, как умирающий потянулся, вздохнул и открыл глаза. |
The priest, on finishing the prayer, put the cross to the cold forehead, then slowly returned it to the stand, and after standing for two minutes more in silence, he touched the huge, bloodless hand that was turning cold.
| Священник, окончив молитву, приложил к холодному лбу крест, потом медленно завернул его в епитрахиль и, постояв ещё молча минуты две, дотронулся до похолодевшей и бескровной огромной руки. |
“He is gone,” said the priest, and would have moved away; but suddenly there was a faint stir in the mustaches of the dead man that seemed glued together, and quite distinctly in the hush they heard from the bottom of the chest the sharply defined sounds:
| – Кончился, – сказал священник и хотел отойти; но вдруг слипшиеся усы мертвеца шевельнулись, и ясно в тишине послышались из глубины груди определённо резкие звуки: |
“Not quite ...
| – Не совсем… |
soon.”
| Скоро. |
And a minute later the face brightened, a smile came out under the mustaches, and the women who had gathered round began carefully laying out the corpse.
| И через минуту лицо просветлело, под усами выступила улыбка, и собравшиеся женщины озабоченно принялись убирать покойника. |
The sight of his brother, and the nearness of death, revived in Levin that sense of horror in face of the insoluble enigma, together with the nearness and inevitability of death, that had come upon him that autumn evening when his brother had come to him.
| Вид брата и близость смерти возобновили в душе Левина то чувство ужаса пред неразгаданностью и вместе близостью и неизбежностью смерти, которое охватило его в тот осенний вечер, когда приехал к нему брат. |
This feeling was now even stronger than before; even less than before did he feel capable of apprehending the meaning of death, and its inevitability rose up before him more terrible than ever. But now, thanks to his wife’s presence, that feeling did not reduce him to despair. In spite of death, he felt the need of life and love.
| Чувство это теперь было ещё сильнее, чем прежде; ещё менее, чем прежде, он чувствовал себя способным понять смысл смерти, и ещё ужаснее представлялась ему её неизбежность; но теперь, благодаря близости жены, чувство это не приводило его в отчаяние: он, несмотря на смерть, чувствовал необходимость жить и любить. |
He felt that love saved him from despair, and that this love, under the menace of despair, had become still stronger and purer.
| Он чувствовал, что любовь спасала его от отчаяния и что любовь эта под угрозой отчаяния становилась ещё сильнее и чище. |
The one mystery of death, still unsolved, had scarcely passed before his eyes, when another mystery had arisen, as insoluble, urging him to love and to life.
| Не успела на его глазах совершиться одна тайна смерти, оставшаяся неразгаданной, как возникла другая, столь же неразгаданная, вызывавшая к любви и жизни. |
The doctor confirmed his suppositions in regard to Kitty.
| Доктор подтвердил свои предположения насчёт Кити. |
Her indisposition was a symptom that she was with child.
| Нездоровье её была беременность. |
|
